Вдова на выданье

- Надеюсь, вам понравится ваш ужин, госпожа! – пролепетала Агата – Кухарка трижды перепроверила, чтоб всё по рецепту было приготовлено, да и господин Тобиас самолично на кухне обретался, переживал, что вы с утреца не откушали, как обычно, обедать не соизволили, так вот, хоть отужинаете вкусно.

Ну, у каждого своё понятие «вкусноты», конечно. Вообще, я не в восторге от тяжёлой, жирной пищи, тем более, на ужин, но я была и правда, голодна, поэтому придвинула к себе какой-то густой суп, исходящий паром, и ноздреватый ароматный хлеб. Супруга нет, так что есть надежда, что еда не отравлена. Потом до меня стал доходить смысл слов Агаты.

- Сам, говоришь, Тобиас на кухне готовил? – отставила я ложку и принюхалась.

Эдак и с ума сойти недолго. Я не уверена, что супруг именно сегодня что-то подмешал мне в еду. Но проверять на себе желания нет. Сдаётся мне, что бедная Катерина перед своей смертью тоже могла попить «чайку», только из рук супруга, а не названной сестрицы. Даже не представляю масштаб его огорчения, когда выяснилось, что я, если не здорова, то хотя бы, жива…

Ложку я всё же отставила. И воду пить не стала. И это даже несмотря на то, что приторно-сладкого аромата я нигде не ощущала. Целее буду, как говориться…

- Спасибо, Агата! Я убеждена, что всё очень вкусно, но не слишком хорошо себя чувствую…

Я заметила недоверчивое выражение на лице горничной, которое говорило: «А раньше всегда порола за обе щеки…» и поэтому добавила:

- Вот, в книжке прочла, что воздержание от обильной пищи способствует похудению.

- Вот в этой книжке? – робко уточнила Агата.

- Конечно! – оскорбилась я – Именно в ней.

Затем перевела взгляд на то, что держала в руке. На толстенной книге крупными буквами было написано: «История военного дела».

- Ужинать я сегодня не стану, спасибо, лучше лягу пораньше спать – сообщила я, отодвигая нетронутую еду – Выброси еду или предложи на ужин моему супругу, когда вернётся.

Горничная бросила на меня испуганный взгляд, пробормотала что-то о том, чтобы я не забыла выпить своё лекарство на ночь, и постаралась побыстрее выбежать из моей комнаты. Странно, не в первый раз замечаю такое поведение. Неужели, Катерина была этакой «Салтычихой», и её смерть – это какое-то общее благо?

Так! Что там она говорила про лекарство, которое я должна принимать? Я подошла к туалетному столику и обнаружила небольшую бутылочку тёмного стекла с надписью «Лауданум». Интересно, что это такое? Несмотря на то, что у меня болели кости, и было учащённое сердцебиение, пить капли, которые подсовывает мне эскулап, что слушает моё сердцебиение через платье, я не собиралась.

«Лауданум»… что-то знакомое… я перевернула флакончик и увидела у себя на пальце тягучую тёмную каплю консистенции густого сиропа. Осторожно понюхала, ощутила тяжёлый, приторно-сладковатый аромат, запах которого я ощущала когда-то давно, в своём мире…

- О, Климова, привет! Какими судьбами? – встретив меня на пороге ночного клуба, поприветствовал сын друга нашей семьи, Артём Собуров.

Дело в том, что семья Собуровых не так давно приобрела недвижимость в нашем посёлке на берегу Финского залива. Так что мы были соседями, если так можно выразиться о людях, которые имеют возможность столкнуться только у шлагбаума, который перегораживает въезд в наш посёлок, поскольку размер наших приусадебных участков не предполагал тесное знакомство. Так вот, с сыном Собуровых я и встретилась как-то на одной вечеринке. Он был парень компанейский и тут же пригласил меня с моей подружкой в их компанию.

Тогда-то я увидела в первый раз тот же «сироп», что и сейчас. Только был он в медицинском пузырьке. Тёма ловко перелил совсем немножко в маленькую ложечку, разбавил чем-то бесцветным из ампулы, подогрел полученную смесь зажигалкой. Я стояла в углу тамбура ночного клуба, мало что понимая из происходящего. Затем шприц стал переходить из рук в руки, компании было очень весело, только лишь я одна была «белой вороной».

Подружка, с которой я в ту ночь оказалась в ночном клубе, едва завидев что-то странное, тут же сбежала, предоставив мне выкручиваться самой. Ей лишние проблемы были не нужны.

- Да ладно тебе, мать… опиум - это же натуральное, растёт, природа, щас эко модно. Типа, полезно для здоровья! – утверждал Тёма, закатывая рукав свитера.

- Так ты, выходит, за здоровый образ жизни? – ухохатывалась его подруга.

Так что я сейчас стояла в углу, а дружки Тёмы прикалывались надо мной. Очевидно, что-то в моём внешнем виде очень сильно развеселило «золотую молодёжь». Сам Артём в этот момент уже валялся на диване за своим столиком. Думаю, что ему было не до таких мелочей, как мой испуг.

А затем, где-то, через полгода, мы узнали, что Артёма не стало. Его родители были убиты горем, поскольку выяснилось, что их сын имел наркотическую зависимость и погиб от передозировки.

- Я же ничего не знала! Правда, не знала! – плакала его мама, Виталина Робертовна – Он в институте учился, отец ему первый «Порш» недавно подарил, он его, правда, почти сразу разбил, и, вы знаете, частенько нервный такой был, просто бешеный, а потом раз – и всё в порядке. Мы с отцом тогда ещё очень сильно переживали, что это учёба так давит на мальчика…

И вот сейчас я сидела, и смотрела на ту же самую жижу, от которой «хороший мальчик» Тёмочка был очень «нервным и даже бешеным», зато потом, получив заветную дозу, становился тихим и спокойным, что так нравилось его мамочке…

Я тяжело встала с кровати и подошла к зеркалу. Так, выходит, что эта грузная тётка с набрякшими веками и вечно сонными глазами - опиумная наркоманка? Неожиданная ярость закипала у меня внутри, и я сдержала порыв немедленно разбить зеркало в тяжёлой раме. Я не сомневалась в том, что это не мои эмоции, что это? Вызвано ломкой или просто усталостью? Но, в любом случае, прояснить ситуацию стоит немедленно. Интересно, знал ли доктор о том, что эти капли, которые госпожа Катерина принимает, не что иное, как наркотик?

Если уж откровенно, то не факт. По крайней мере, я слышала, что когда-то этот самый «Лауданум» продавался в аптеках и служил, как лекарство при спасении младенцев от колик в животиках, как обезболивающее лекарство при родах и даже при сердечных расстройствах. Так что сидела на нём просвещённая Европа крепко. Быть может, что нечто похожее существует и тут?

Употреблением опия объясняется и изменения во внешности, которые произошли с Катериной, наркоманы сильно стареют, это правда, и слуги называли меня «старухой», когда решили, что я умела. Только вот… как же это не заметил мой дражайший супруг? Я допускаю, что он не слишком переживал за супругу, но не настолько же… если только у него с самого начала не было мысли убить свою половину и забрать имущество.

Я походила по комнате, гоняя в голове свои мысли. Пришла к выводу, что вряд ли он знал о том, что капли, те, которые назначил врач – яд! Иначе бы Катерина умерла бы гораздо раньше, и не от отравления цикутой, как я предполагала, а от простой передозировки. Ведь ничто не мешало Тобиасу сообщить, что доктор просил увеличить дозировку…

Я вышла в коридор – мне стоило немного прогуляться для того, чтобы немного упорядочить мои мысли. Там было довольно прохладно – всё же зима на улице, но меня это не смущало, так что я стояла в полутёмном холе первого этажа, размышляя о нелепой гибели этой дурочки – Катерины. Судя по всему, Тобиас никогда не только не любил супругу, но даже и не уважал – все эти отупляющие романы, которые могла читать бедняжка, редко выползающая из своих покоев. Единственной её радостью было хорошо покушать, поскандалить с прислугой, да почитать это низкопробное чтиво…

Небольшой снежок запорошил крыльцо и подъездную дорожку к дому, масляный фонарь с трудом разгонял темноту за крыльцом. С моего места был виден небольшой кусочек сада с укрытыми на зиму растениями и аккуратно подвязанными кустарниками. Возле парадного крыльца остановилась крытая коляска, из неё показался мой драгоценный супруг и какая-то дама, очевидно, та самая госпожа Аделаида, с которой он был на прогулке. Однако, поздновато уже для променада…