Кристиан

Воспользовавшись тем, что супруг с другими купцами отправился на берег, Шинджу явилась к любовнику и со смехом бросилась растирать ему спину и грудь.

– Хочешь, я принесу масла, чтобы добавить их в воду? – поинтересовалась японка, гладя его по плечам.

Ее изящная тонкая ручка вдруг скользнула вниз. Пальцы мягко прошлись по нежной коже.

– Нет, останься, – прохрипел он, шалея от развратной ласки.

В предвкушении плотских удовольствий самурай блаженно прикрыл свои красивые зеленые глаза. Но в этот миг его окатили кипятком. Ихара вскрикнул и подскочил, накрывая водопадом брызг Шинджу, и стоявшую по другую сторону Ману. Именно она и стала причиной случившегося.

– Ах, ты идиот! – закричала госпожа Хоши, намереваясь с размаху отвесить слуге пощечину.

Однако племянница ловко увернулась.

– О, простите меня! – пролепетала она. – Я лишь хотел добавить горячей воды, чтобы господин не замерз.

Ихара, нахмурившись, глядел на нее, и даже не пытался защитить от нападок Шинджу. На его плече и груди проступили красные пятна, свидетельствующие о довольно сильном ожоге.

– Пошел вон! – кричала тем временем женщина, одновременно пытаясь привести в порядок свое намокшее кимоно.

Опустив голову, Мана проворнее любого мальчишки выскочила из каюты. Ее злость на Касэна никуда не делась, а только усилилась. Поэтому она решила забиться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы не видеть ни его, ни свою тетку.

Несмотря на то, что ветер стал заметно сильнее, японское судно вновь вышло в море. Капитан рассчитывал сделать большую остановку на Филлипинах через несколько дней, а сейчас решил продолжать путь. Однако ближе к ночи порывы ветра настолько усилились, что паруса, которые нещадно трепало из стороны в сторону, начали издавать невероятный шум. Мана, испугавшись этого, выбралась из своего укрытия и обнаружила, что вся команда занята борьбой со стихией. Матросы поворачивали паруса под определенным углом, чтобы ветер нанес им как можно меньше вреда и не сбил корабль с курса. Вдруг с резким свистом лопнул один из канатов, что грозило обрушению ванты на грот-мачте. Мальчишка-матрос, как раз находившийся там и пытавшийся закрепить парус, рисковал рухнуть вниз с огромной высоты. Пока все с ужасом наблюдали за происходящим, один из пассажиров сорвался с места и по выбленкам уже поднимался наверх. Касэн рассчитал все следующим образом – добравшись до нужной ванты, он сможет поймать конец каната и вернуть его на место, чем спасет от разрушения вторую мачту корабля. Морское дело всегда интересовало его, и юноша считал, что неплохо разбирается в столь непростом искусстве. Когда Ихара уже был на самом верху, ему удалось схватить беснующийся на ветру обрывок каната и, подтянувшись к матросу, помочь ему закрепить поврежденную ванту. Однако в следующий миг каким-то особенно сильным порывом его вдруг швырнуло в сторону, и он наткнулся прямо на саму мачту. А матрос, не сумев удержаться, полетел за борт. В гуле ветра и оглушительном шуме воды раздался всеобщий вздох. Пассажиры напряженно смотрели, что будет дальше, хотя капитан уже несколько раз приказал им покинуть палубу. Мана, невольно вцепившись обеими руками в воротник своей короткой куртки, составлявшей одежду слуги, едва сдерживала крик. Когда самурая, который в широких штанах и кимоно на фоне графитово-серого неба казался похожим на огромную птицу, снова отбросила на мачту, девушка заплакала. Неизвестно какими усилиями, но Касэну все же удалось спуститься. Его темные волосы растрепались, выбившись из хвоста, и прилипли к лицу, а из рассеченной брови вместе с каплями воды струилась кровь.

Что было дальше, Ихара практически не помнил. Он очнулся в своей каюте, и первое что увидел – склонившееся над ним лицо корабельного доктора.

– Сколько вам лет? – спросил лекарь.

– Восемнадцать.

– Молод и силен… Значит заживет все быстро.

– Что со мной?

Оказалось, у Касэна сотрясение мозга и перелом нескольких ребер. Врач посещал самурая каждый день, также в гости наведывалась Шинджу. А ухаживали за ним слуги. Причем за все время они с Маной почти не обмолвились ни словом. Ихара не знал, чем так настроил против себя девушку, а она не могла простить ему роман с теткой.

Как только самураю стало лучше, ночная гостья вновь стала посещать его каюту. Молодого человека несколько отталкивала эта ее навязчивость. Такая страсть могла стать роковой…

– Ты останешься там, на Западе? – однажды спросила она, лежа на его поджаром теле.

– Да.

– А я не знаю, что буду делать…

Ихара покосился на нее вопросительно. Она часто жаловалась на мужа, говорила, что ей противны ночи с ним, ненавистны его прикосновения.

На самом деле Шинджу действительно ненавидела его. Когда-то она была родственницей владетеля Канадзавы, и держалась почти как императрица, окружая себя охраной и слугами. А теперь она – супруга простого купца, которому была обязана тем, что он вытащил ее из-под оголтелых наемников Токугавы, готовых растерзать ее хрупкое тело. Муж ее на тот момент был их командиром. А потом решил уйти в купцы, что не было редкостью среди самураев. Он боготворил жену, даже не подозревая, насколько сильно она его презирает.

– Что стало с Ясу? – все-таки осмелился спросить Ихара.

Почему-то думал, что она не ответит. Но Шинджу сказала:

– Она не вынесла случившегося и погибла. Нет, не тогда, позже. Проткнула себя мечом. Моя дочь оказалась более смелой, чем я.

Глава V. Лань и волчица

Мана подавала Ихаре тарелку с рисом, когда Шинджу, неожиданно появившаяся в комнате, вдруг целенаправленно подошла к ней. Девушка испуганно уставилась на тетку, а та вдруг на глазах у самурая схватила ее за пояс штанов и резко сдернула их вниз, открывая для обозрения все, что находится ниже талии. Дочь князя Иоири вскрикнула, роняя посуду, и ударила родственницу по рукам, а потом попыталась натянуть на бедра верхнюю часть одежды. Ее широкие штаны из грубой серой ткани упали на пол, и поднимать их было бы совсем нелепо.

– Руки убери, маленькая шлюшка! – вскричала Шинджу. – Я так и думала, что это девка! И как же я раньше не догадалась, что это именно ты!

Глаза Маны наполнились слезами.

– Перестань! – Ихара поднялся со своего места и буквально оттащил тетку от племянницы.

Большего унижения Мана не испытывала никогда в жизни. Особенно сильную боль причиняло осознание того, что все произошло на глазах мужчины. Именно у НЕГО на глазах! Стояла перед ним почти раздетая… И кто посмел с ней так поступить! Родная тетка, когда-то качавшая ее на руках. Девушка с минуту глядела в пустоту оторопелыми глазами, затем наклонилась, подняла штаны, натянула их на себя, и вдруг понеслась прочь, словно вспугнутый олененок. Ихара вместо того, чтобы что-то объяснять Шинджу, бросился за ней, потому что ее совершенно невменяемый вид натолкнул на некоторую догадку. И действительно Мана бежала к борту корабля. По тому, как она схватилась за перила, самурай понял – его маленькая госпожа собирается броситься в воду. Две крепкие руки обхватили девушку и с легкостью оторвали от пола. Юная японка завизжала. Она билась в истерике, рвалась из его рук, отталкивала, дрожа всем телом. В то время как Шинджу, поднявшись на палубу, равнодушно наблюдала за этим зрелищем.

Она заподозрила неладное еще когда мальчишка-слуга ошпарил их с Ихарой кипятком. Слишком знакомым ей тогда показалось его лицо. Но когда у нее стали пропадать принадлежности, необходимые женщине во время регул, Шинджу окончательно поняла, что один из слуг самурая – отнюдь не мальчик.

Дело в том, что Мана, все мысли которой захватила возможность побега, совершенно не подумала о столь нужных вещах, а Ихара и подавно не думал о таком, поэтому не напомнил ей. Все таскать у тетки девушка изловчилась быстро. И этим себя выдала.

… День он провел на палубе, а в свою каюту, где Мана находилась все это время одна, зашел лишь вечером. Девушка лежала на футоне спиной к двери. Лежала тихонько, неподвижно, будто затаившаяся в уголке мышка. Наверное, плакала весь день… Когда он появился, Мана повернулась. Посмотрела так, словно грудь распорола своим взглядом, столько в нем всего читалось: и боль, и стыд, и… нежность?