Страница 6 из 57
Я послушалась совета дяди и, приехав в Сайгон, поступила в школу Ван Тхань.
Итак, я в Сайгоне. Прощаясь, мама наказала мне хорошо учиться и избегать дурных знакомств. Поэтому, поселившись в Сайгоне, я не думала ни о ресторанах, ни о театрах, ни о кино и только понаслышке знала о них.
Я по-прежнему закалывала волосы дешевой металлической заколкой и круглый год ходила в простом белом платье из местной ткани. В школе меня с первых дней прозвали «математиком» и выбрали старостой математического кружка. Некоторые одноклассники смеялись надо мной, называли «неотесанной деревенщиной», «моралисткой», «задавалой». Но я не обращала внимания на насмешки и продолжала усердно заниматься. И недоброжелатели успокоились.
Обычно я приходила в школу рано и садилась за первый стол во втором ряду. Однажды, когда все ученики были в сборе, а за нашим столом уже сидели четверо, в класс вдруг вошла незнакомая красивая девушка. Она остановилась в дверях, обхватив руками портфель, огляделась, а потом легкой походкой направилась ко мне.
— Я с тобой сяду, не возражаешь?
Я посмотрела на нее с удивлением и быстро подвинулась, уступая место. Это и была Тхань — наша Брижит Бардо. Оказалось, что она училась в этой школе, потом сдавала экзамены в коллеж[4], но безуспешно. Теперь снова вернулась в школу. Я не подала виду, что недовольна ее вторжением. Почему она выбрала именно это место? Длинные волосы девушки были собраны в «конский хвост», на ней было красивое платье с продольными синими и красными полосами, плотно облегавшее фигуру. Рядом с ней я в своем скромном белом платье, с волосами, сколотыми простой металлической заколкой, выглядела, наверное, невзрачной и жалкой. Но почему она захотела сесть рядом со мной?
После уроков Тхань усаживалась на свой мотороллер и вихрем уносилась со двора. А стоило ей переступить порог школы, со всех сторон неслись приветствия — она со всеми была знакома и с парнями держалась непринужденно. На уроках наш стол был завален записочками, парни просто не давали Тхань проходу.
Но нередко я видела, как Тхань уезжала одна, отделавшись от поклонников. Иногда она приходила в класс очень грустная, усталая и тяжело опускалась на стул. На уроках Хоа и Тана, когда они рассказывали о Северном Вьетнаме, Тхань обычно сидела глубоко задумавшись, и как-то раз, когда ее вызвали, она так вздрогнула от неожиданности, что все рассмеялись. Ребята, вспоминая этот случай, еще долго подтрунивали над ней.
Я и сама не заметила, как привязалась к Тхань, и обычно с готовностью помогала ей, если она просила меня о чем-нибудь. Однажды после уроков она убежала от своей компании и поехала со мной, сказав, что хочет поговорить. Я в то время жила во дворе храма Линьван. В центре Сайгона улицы широкие и оживленные, но стоит свернуть в любой переулок, как сразу же начинаются грязь и полуразвалившиеся хибары. Храм Линьван, где я жила, находился как раз в одном из таких переулков. Доехав до своего поворота, я остановилась и слезла с велосипеда.
— Ты здесь живешь? — спросила Тхань.
Мне не хотелось что-либо скрывать от нее, и я сказала, что живу во дворе храма, у своих родственников. В тот раз Тхань не зашла ко мне. Но в праздник Осени[5], вечером, когда я уже легла, собираясь почитать перед сном, я вдруг услышала, что кто-то зовет меня с улицы:
— Фыонг!
Я вскочила со своего топчана и вышла во двор. Это была Тхань.
— А я пришла тебя проведать. Можно?
Я не могла отказать ей и предложила войти в дом.
В тот день на улицах города царили шум и оживление. Но здесь, в храме, было, как всегда, мрачно и очень тихо, несмотря на молящихся.
Я занимала маленькую каморку с тонкими деревянными перегородками и старой черепичной крышей. Боковая дверь вела в общую комнату. Эта комната соединялась еще с тремя крохотными комнатушками, в которых жили мой дядюшка Нам — сторож при храме и его жена — она торговала ситцем. Моя комнатка была настолько тесной, что в ней, кроме топчана, не помещалось ничего.
Я провела подругу в дом и познакомила со всеми. Когда пришли в мою комнату, Тхань протянула мне бумажный сверток.
— Это тебе подарок из Северного Вьетнама!
Я удивилась. Быстро развернув газету, я увидела рисовый пирог розового цвета, завернутый в банановый лист. Я с изумлением рассматривала пирог, а Тхань, опустившись на топчан, проговорила:
— Как грустно!
Я присела рядом с ней.
— Почему ты так говоришь?
Тхань ничего не ответила и спросила совсем о другом:
— Почему ты никогда не ходишь гулять?
Я повернулась и посмотрела в приоткрывшуюся дверь. Лунный свет освещал мощеный двор храма, черепичные крыши построек и деревья, растущие вокруг храма. Луна в этот вечер была необычно яркой — словно весь ее свет был направлен только на наш город, а не будь города, не было бы и лунного света.
Я смотрела на яркий диск так, будто впервые видела луну. Мне казалось, что я нахожусь где-то далеко-далеко, совсем одна среди огней вечернего города и лунного света. Мне хотелось сказать подруге: зачем идти еще куда-то от такой красоты? Но Тхань не видела ничего, она неподвижно лежала на топчане и глядела в потолок — там, сквозь щели дырявой кровли, лунный свет едва пробивался. Мне хотелось поговорить с Тхань, но она вдруг глубоко вздохнула и снова повторила: «Какая тоска!» Потом резко вскочила с топчана и потребовала, чтобы я отведала праздничного пирога. Не успела я и рта раскрыть, как она начала рассказывать о том, как проходит праздник Осени в Северном Вьетнаме, в Ханое. Потом она принялась рассказывать о Сайгоне, о своих школьных друзьях.
В эту ночь Тхань была непохожа на себя, она становилась то шумной и веселой, то молчаливой и печальной. Такой я еще не знала нашу Брижит Бардо.
Вскоре у меня в школе стало много друзей. Я находила их во время походов и экскурсий, которые мы часто устраивали, или же на занятиях кружков, на спектаклях самодеятельности. Так с Хонг Лан я познакомилась на занятиях математического кружка, где я была старостой. Занимались в кружке ребята из разных классов, но больше всего из седьмого и восьмого. Нам приходилось особенно помогать ребятам из восьмого, которым надо было сдавать хвосты по математике за седьмой и одновременно успевать по программе восьмого. Больше всего я подружилась с Хонг Лан, она была старостой седьмого класса, страстной любительницей походов и самодеятельности, — это она меня уговорила участвовать в школьной самодеятельности. И с Хоангом еще я подружилась, он был старостой нашего восьмого класса. А когда Хонг Лан и Хоанг уговорили меня пойти в поход, я, в свою очередь, пригласила Тхань.
Вот так на рождество отправились мы в большой поход в Вунгтау, и было нас человек сто.
На ночлег мы расположились прямо на берегу моря, в Лонгхае: жгли костры, веселились, танцевали, на ходу придумывали смешные сценки. А потом устроили спектакль, показали пьесу о Во Тхи Шау[6]. Многие думали, что эту пьесу сочинили коллективно сами участники самодеятельности, но я-то знала, что ее написал Хоанг, после того как прочел статью о героине, — эта газетная статья нас всех взволновала, и мы долго еще о ней говорили.
Перед походом мы собрались и распределили роли в спектакле. Мне неожиданно поручили играть главную роль. Я испугалась, стала отказываться, потому что совсем не знала текста и вообще никогда не принимала участия в самодеятельности. Но Хоанг уговорил меня: «Это история о мужественной девушке с Красных земель. Ты ведь тоже из этого района и не должна отказываться».
Я вначале смутилась, а потом призналась, что дело не только в том, что я боюсь выступать перед всеми, но и в том, что родители всегда внушали мне: девушке не подобает распевать песенки перед публикой.
Хоанг расхохотался и сказал, что это, может быть, и правильно, с точки зрения старых людей, но ведь сейчас совсем иные времена. Мы ведь ставим пьесу о девушке-патриотке, которая для всех нас должна служить примером. И я согласилась.
4
Во французском Индокитае было раньше учреждено три коллежа, в том числе в Сайгоне, где обучение строилось по принципам, принятым в метрополии. Сайгонский коллеж являлся привилегированным средним учебным заведением, в котором программа обучения копировала французскую.
5
Праздник Осени по лунному календарю приводится на середину сентября.
6
Во Тхи Шау — национальная героиня Вьетнама, партизанка, погибшая в годы войны Сопротивления; ее расстреляли каратели в апреле 1951 года, когда ей было пятнадцать лет.