Страница 104 из 179
Лодка крепко застряла между сваями. Лют Матену одному не сдвинуть ее с места. Крепкие тросы цепко держат ее. И сколько бы их ни дергал Лют Матен, они не поддаются. Тут уж надо, чтобы кто-нибудь из взрослых их распутал. А где их возьмешь теперь, взрослых?
И где же Белая ракушка?
Разве она не видит — Лют Матен попал в беду.
Неужели не придет ему на помощь? Не подаст знака?
Лют Матен ждет. Но никто не подает знака. Вода все такая же черная, она шлепает и шлепает о борта, а на сетях качаются морские водоросли.
Нет, не подала знака Белая ракушка. Оставила Лют Матена одного. Один он, совсем один посреди огромного залива.
На мачте полощется парус. Лют Матен спускает парус. И чтобы хоть чуточку согреться, закутывается в парусину. Так он сидит и с тоскою смотрит на далекие береговые огни. Парусина мокрая, но мало-помалу она согревается, и Лют Матену уже не так страшно.
Лют Матен устал. Так ему горько, так грустно, как никому на всем свете. Но вот, словно большое мягкое одеяло, его окутывает сон. Спит Лют Матен и даже не замечает, что по щекам его бегут слезы.
Он не знает, спит он или не спит, когда на корму лодки плавно опускается чайка. Она стоит на тоненьких ножках, повернув клюв в сторону.
«Редкий ты у нас гость, ничего не скажешь, — говорит она. — Что это ты здесь делаешь — ночью, среди сетей?»
Она поворачивает клюв влево, потом вправо.
«А отец твой знает, где ты? Гляди, попадет тебе от него!»
Но Лют Матен спит себе, завернувшись в парусину. Крепко спит. Он так устал, что не может ответить чайке. Даже во сне.
А она то одно перышко поправит, то другое почистит. И вдруг поднимает клюв и говорит:
«А Белой ракушки и нет вовсе. Ну, той, что ты ищешь. Нет ее, нет ее, нет ее…»
И сразу умолкает. Подтянула одну лапку, спрятала под крылышко, а сама стоит себе, поглядывает вокруг. Лют Матен и рад, что никто его не тревожит, — можно хорошенько выспаться.
Но тут все как загремит: бум-бум, трах-тарарах! Лодка ударяется о лодку — вот-вот Лют Матен пойдет ко дну…
Чайки сразу и след простыл. Лют Матен открывает глаза и видит, как его отец перепрыгивает из своей лодки к нему. Рядом борт о борт с ним стоит лодка капитана Мауна. Паруса ее хлопают, как крылья огромной птицы.
— Эй ты, рыболов великий! — зовет капитан Маун.
А отец ворчит сердито:
— Ну и натворил ты дел, Лют Матен! Среди ночи в залив — да прямо в наши сети! В своем ли ты уме, сынок?
Грозен голос отца. Маленькому Матену, свернувшемуся под парусиной, хочется стать еще в три раза меньше.
Отец упирается руками в ближайшую сваю. Капитан Маун помогает ему багром. Вместе распутывают они запутавшиеся сети, и лодка медленно выскальзывает из невода.
Лют Матен выбирается из своей парусины. Ему холодно, он ежится, но это мало помогает. Холодно, холодно!.. И только под толстой отцовской курткой ему становится тепло.
Так они и сидят рядом — бригадир Матен и сынок его Лют Матен. А лодка скользит по заливу. Вон как парус пузо выпятил! Впереди на носу горит фонарь.
В кильватере идет лодка капитана Мауна. У нее под носом белые водяные усы. А фонарь на форштевне ярко освещает даже парус.
Но ничего этого Лют Матен не видит. Он прикорнул под отцовской курткой, укрывшись до самых ушей. Один нос торчит наружу. Нос холодный, а сам в тепле, даже ноги. Лют Матену хорошо, как дома. Вон низко-низко над водой мерцает звездочка. А как тихо вдруг стало!
— Спишь, Лют Матен? — спрашивает отец.
Лют Матен качает головой.
— Скажи-ка мне, сынок, и чего это тебя ночью к неводу понесло?
— Так просто, — отвечает Лют Матен.
— Послушай, нехорошо это. Ведь так и до беды недалеко. Таким малышам, как ты, ночью в заливе делать нечего.
Лют Матен только сопит в ответ. Да и что ему говорить?
— Потихоньку от отца с матерью, никому не сказавшись, взял да удрал. Мать до смерти перепугалась. Нехорошо ты поступил. И чтоб этого за тобой больше никогда не водилось!
Лют Матен упорно молчит. Тогда отец строго спрашивает: — Ты слышал, что я сказал?
— Слышал.
Немного погодя отец снова спрашивает:
— Ты чего в заливе подглядеть хотел? Может, угрей в свой невод переманить надумал?
Лют Матен молчит. Он плывет на лодке домой, тепло укутанный толстой рыбачьей курткой. Но расспросы отца снова пробудили обиду.
Вот и все… Белой ракушки он не нашел!
А завтра ребята будут еще больше над ним смеяться. И громче всех этот Кауле Браминг!
Грустно Лют Матену сидеть под курткой. На низком небе мерцает звезда. Лют Матен молча смотрит на нее.
Отец, должно быть, думает, что Лют Матен уснул. Он укутывает его потеплей. Но Лют Матен не спит. Вдруг он спрашивает. Очень тихо спрашивает:
— А мой невод не может ловить рыбу?
Отец гладит его по голове, и Лют Матен не уклоняется.
— Спи, спи, сынок! Про твой невод завтра поговорим. Как он сейчас поставлен — в него рыба никогда не пойдет.
— Никогда?
— Никогда, — отвечает отец. — А теперь прижмись ко мне покрепче и спи.
Но Лют Матен не может спать.
Проходит еще немного времени, и он опять спрашивает:
— Пап, а есть Белая ракушка?
Отец смеется. Смеется где-то глубоко в горле, как он всегда смеется, когда ему что-нибудь кажется чудным.
— А ты опять за свое, Лют Матен?
— Нет, папа, ты скажи: есть Белая ракушка или как?
— У нас-то? В нашем мелком заливе? Нет, сынок. Нет ее.
— А почему тогда говорят, что есть?
— Да так, болтают от нечего делать. Спи!
Нет, не будет Лют Матен спать! Не выходит у него из головы Белая ракушка и его невод. Вот и отец говорит, что никогда в него рыба не пойдет и что нет на свете Белой ракушки. Где уж тут спать?
Взгляд его снова останавливается на мерцающей звезде. Чуть покачиваясь, лодка несется к берегу.
В гавани горят фонари.
Во многих рыбачьих домах светятся окна. Это рыбаки поднялись, чтобы идти искать Лют Матена.
А отец его сам нашел. И на лодке привез.
Все рады. Все удивляются маленькому Матену.
Но сам Лют Матен ничего не слышит, никого не видит.
Лют Матен заснул.
Тихо стало над заливом.
Тишина на берегу.
Тихо стоят сети в воде.
Притих и Лют Матен…
На следующее утро он сидит над своей манной кашей с сахарным островком. То вправо ложкой поведет, то влево островок отведет. О многом надо подумать Лют Матену. Лицо у него бледное, маленькое какое-то…
Мать, взглянув на него, говорит:
— Не нравишься ты мне сегодня. И надо же было темной ночью в залив уплыть! Мы тут все за тебя так боялись.
— Луна светила, — мрачно отвечает Лют Матен.
— Не хвастай! — упрекает его мать. — Не найди тебя отец, бог знает где бы ты сейчас был. И с чего это тебя туда понесло?
Но Лют Матен молчит. Ничего он никому не скажет. И никто никогда не узнает, зачем он ночью уплыл в залив.
Медленно, ложка за ложкой, Лют Матен прихлебывает кашу. А мама все говорит и говорит. Должно быть, страх свой за него хочет выговорить. Но Лют Матен совсем ее не слушает.
— Уж не обиделся ли ты? — журит его мама.
— На что? — отвечает он.
— Поглядишь на тебя — и правда подумаешь, что обиделся.
Лют Матен опускает голову. Не хочет, чтобы мать видела его лицо. Он думает о том, как бы ему поскорей убежать из дому и добраться до Старого причала.
Вот и ложка застучала быстрей. Тарелка пуста. Лют Матен отодвигает ее. Минуту еще он сидит молча, теребя клеенку, но вдруг встает и решительно говорит:
— Я пошел.
— Куда это? Опять на берег?
— А что, нельзя разве?
Мать молча смотрит на него. Должно быть, думает: «Лют Матен, Лют Матен, и когда ты у меня образумишься?»
— Вон твоя плотичка. Что мне с ней делать? — спрашивает она, убирая со стола.
Ах да, плотичка! Лют Матен смотрит на скамью у окна. Нет, не хочется ему и думать о плотичке! Прошлая ночь все перевернула. Все мечты развеяла. Нет никакой Белой ракушки. И невод его никогда не принесет рыбы. Вот какие дела нынче утром на белом свете!