Страница 78 из 82
Успеет ли собраться и погрузиться пехота? Никто не хотел загадывать. Будь что будет. Но случая удобнее не представится, если только французский король Карл, по прозвищу Лысый, и впрямь вознамерился подчиниться указаниям его духовного повелителя папы, и объединить былые владения своего деда Карла Великого, и ради священной цели разорить богатую Англию.
Пока они наблюдали за флагом, в полумиле донжон опять огласился трубным гласом. Играли не зорю, а что-то другое. Затем юго-западный ветер донес приглушенный ликующий рев. Воины приветствовали решение. Не тратя слов, капитан «Dieu Aide» указал на подъемные стрелы и льняные стропы, топнул по крышкам трюмных люков. Открыть! Стрелы в сторону! Они понадобятся для лошадей. Для дестриэ – боевых скакунов Франкии!
Тот же ветер на той же заре задул навстречу сорока драккарам, которые двинулись вдоль английского побережья из Хамбера. Он бил чуть не в зубы драконам, не позволяя поднять паруса. Ивару Рагнарссону, стоявшему на носу первой ладьи, не было до этого дела. Его гребцы усердно работали веслами и могли продержаться так восемь часов, если понадобится. Они дружно ухали, погружая лопасти в волны, и выносили их плашмя с легкостью, которая дается многолетним трудом; затем, перебрасываясь словечком, окунали снова.
Избыточная нагрузка пришлась только на первую шестерку ладей. В каждой из них возле мачты было складировано полторы тонны мертвого груза: онагры Эркенберта – все, что успели изготовить в Минстере за выделенные Иваром недели. Тяжесть машин повергла Бескостного в неописуемую ярость, и он потребовал сделать их легче. Архидиакон-бенедиктинец ответил, что это невозможно: такими они были изображены у Вегеция. Более убедительным доводом стало то, что облегченные модели развалились бы после первых десяти выстрелов. Известно, что дикие ослы, в честь которых названы эти машины, лягаются; аналог этого действия – удар метательного плеча о поперечную балку. Без балки же камень не запустить с такой удивительной силой и скоростью, а если сделать перекладину легче, то она переломится даже с подложенным тюфяком.
Раздумья Ивара были пресечены звуками за спиной: кого-то бурно рвало. При каждом онагре состоял десяток рабов из Минстера, которыми командовал сам Эркенберт – вопреки своей воле и крайне раздосадованный тем, что его отлучили от ученых занятий в монастырской библиотеке. И вот один увалень не вынес изнурительной качки в Северном море и свесился за борт. Его выворачивало наизнанку. Он, разумеется, встал неудачно, и скудное содержимое его желудка летело на ближайших гребцов, которые осыпали его проклятиями и сбивались с ритма.
Ивар шагнул к нему, чтобы покончить с безобразием, и уже взялся за нож для потрошения туш, но опередил Хамаль – тот самый конюх, который спас его в проигранном сражении при Марче. Он схватил раба за загривок и дважды с силой ударил по голове, затем швырнул через банку к подветренному борту, чтобы спокойно проблевался там.
– Спустим с него вечером шкуру, – сказал Хамаль.
Ивар вперил в конюха немигающий взор, отлично поняв его поступок. Он решил отложить расправу, вернулся на нос и снова погрузился в размышления.
Хамаль перехватил взгляд одного из гребцов и жестом изобразил, будто вытер со лба пот. Ивар теперь убивал в среднем по человеку в день, главным образом никчемных рабов из Минстера. Если так пойдет дальше, к тому моменту, когда они сойдутся с врагом, обслуживать машины станет некому. Никто не знал, кто окажется следующей жертвой Ивара. Иногда его удавалось отвлечь соразмерным зверством.
«Пошли же нам, Тор, поскорее врагов, – подумал Хамаль. – Единственное, что охладит пыл Ивара, – это яйца и голова человека, который его победил, – Скьефа Сигвардссона. Иначе он перебьет все свое окружение. Вот почему братья отправили его одного. Со мной в роли няньки и приемным отцом Змеиного Глаза – для отчетов».
«Если враг не появится в ближайшее время, смоюсь при первом удобном случае, – решил Хамаль. – Ивар обязан мне жизнью. Но он слишком безумен, чтобы платить по счетам. И все же что-то подсказывает мне: если он толково направит свою ярость, здесь, в южных королевствах, давно созревших для жатвы, можно сказочно разбогатеть».
– Зараза, – ругнулся Озви, когда-то бывший рабом в илийской обители Святой Этельберты, а ныне возглавлявший расчет катапультистов в армии Норфолка и Пути.
Остальные согласно кивнули, задумчиво глядя на свое обожаемое, но не вполне надежное орудие. Это была одна из натяжных катапульт, колесная крутопульта. Она являлась предметом неимоверной гордости всего расчета. Неделями раньше ей дали имя «Выкоси поле» и неоднократно отполировали все деревянные части. Но все-таки этой штуки побаивались.
– Можно считать повороты зубчаток, – предложил Озви. – Тогда она не натянется слишком туго.
– А я прикладываюсь к веревкам ухом и слушаю, пока не запоют, как арфовы струны, – подхватил его товарищ.
– Но она все равно сломается, когда не ждешь, так всегда бывает. И пару наших угробит.
Десяток голов мрачно кивнул.
– Нам нужно дерево покрепче, – сказал Озви. – Для рычагов. С ними-то как раз беда.
– Может, веревкой обмотать?
– Нет, это будет не накрепко.
– Дома я был кузнецом, – нерешительно встрял самый что ни на есть новичок. – Если поставить железные скобы…
– Нет, эти брусья немного сгибаются, – уверенно возразил Озви. – Так нужно. Железо будет мешать.
– Это смотря какое железо. Если нагреть еще и еще да правильно отбить, то железо превратится, как называл мой хозяин, в сталь. А сталь-то как раз и гнется чуток, но она не мягкая, как дрянное железо, а будто пружинит. И если вставить в рычаги по такой полоске, она будет гнуться вместе с деревом и не даст рычагу разлететься, когда дерево треснет.
Все замолчали, обдумывая услышанное.
– А как насчет ярла? – спросил кто-то.
– Да, как насчет ярла? – подхватил другой голос за их полукругом.
Шеф, по совету Бранда обходивший лагерь, обратил внимание на группу увлеченных людей и незаметно подкрался, чтобы послушать их речи.
Ужас и паника. Катапультисты быстро перестроились так, чтобы новенький остался в середке и встретил непредсказуемое лицом к лицу.
– Гм… есть у нас такой Удд, ему пришла в голову мысль, – доложил Озви, снимая с себя ответственность.
– Так давайте послушаем.
Новичок принялся расписывать выделку мягкой стали – сначала с запинкой, но затем увлекся и набрался уверенности. Шеф молча изучал его. Ничтожный мозгляк, который был даже мельче остальных, со слабыми глазами и сутулый. Любой из викингов Бранда мгновенно отказался бы от такого, посчитав его бесполезным для войска и недостойным прокорма даже на чистке отхожих мест. Но он что-то знал. Было ли его знание новым? Или же старым – о вещах, давно известных многим кузнецам, которые занимались ими в подходящих условиях, но могли передать свой опыт лишь подмастерьям?
– Значит, эта сталь гнется, – сказал Шеф. – И распрямляется? Не как мой меч, а выкованная из цельного куска? И вся целиком пружинит?
Он вынул из ножен прекрасный балтийский меч, подарок Бранда. Тот был похож на его собственное самодельное оружие из мягкого железа и прочной стали, которое давным-давно кануло в неизвестность.
Человечек по имени Удд уверенно кивнул.
– Ладно. – Шеф немного подумал. – Озви, скажи начальнику лагеря, что твоя команда освобождается от всех работ. Удд, пойдешь с утра в кузницу Торвина. Возьми людей, сколько тебе понадобится, и начинай ковать свои пластины. Забей пару первых в «Выкоси поле» и посмотри, помогут ли. Если да, поставишь и на остальные машины. И вот еще что, Удд. Я хочу взглянуть на твой новый металл. Сделай несколько пластин отдельно, для меня.
Шеф пошел прочь под звуки рогов, велящих тушить костры и выставлять ночные дозоры. «Что-то в этом есть, – думал он. – Что-то полезное».
А он нуждался в каком-нибудь новшестве, ибо, несмотря на возродившуюся уверенность Торвина и его друзей, знал, что их уничтожат, если они будут попросту повторять то, что уже делали раньше. Враг учится на своих ошибках. А враги у Пути повсюду, на юге и севере, в Церкви и среди язычников. Епископ Даниил. Ивар. Вульфгар и Альфгар. Король Бургред. Они не будут сидеть сложа руки и дожидаться нового поражения.