Обреченный выжить

– Эй, стой! – слова вырываются самостоятельно, словно их говорит кто-то другой внутри меня, а ноги уже несут к злощастному пандусу. – Тебе помочь?

Останавливаюсь в двух шагах от незнакомого парня и слышу очередное ругательство, сквозь стиснутые зубы. Да уж, очевидно, мой благородный позыв пришелся ему не по вкусу. Впрочем, в какой-то степени это можно понять. Кому будет приятно чувствовать к себе жалость? Особенно – от девушки, особенно – когда ты парень.

Я не чувстовала жалости, нет. Действительно хотела помочь, ведь, кроме меня, таких же зевак на горизонте больше не наблюдалось.

Повторяю свой вопрос, а парень переводит взгляд на меня, открывая рот – очевидно, с явным намерением послать меня куда подальше – и зависает, оборвав себя на полуслове. Так и стоим, как два идиота. Я, ожидая, пока он уже что-то скажет, а он... не знаю. Взгляд странный, почти нечитаемый. Словно увидел перед собой приведенье, не меньше. А я, за неимением альтернативы, разглядываю его в ответ.

Темные, слека растрепанные волосы, выглядывают из под капюшона, кидающего тень на половину лица. Одна прядь падает прямиком на лоб. Прямой нос. Легкая щетина на высоких скулах, щеках, волевом подбородке. Кожа светлая, на носу едва заметные веснушки, а губы… Красиво очерченная верхняя, с глубокой впадинкой над ней, и нижняя — полная и чувственная. Россыпь родинок на коже. Едва заметный шрам на щеке и чуть левее центра лба.

Глаза красивые. Светло-серые, почти прозрачные — как вода в озере. И ресницы такие длинные, золотятся на кончиках. В глубине этих самых глаз, как раз, застыл холод. Кажется, с ним он глядел не только на меня, замершую перед ним, предлагая помощь, но и на весь мир.

– Не стоит, – хриплым голосом, наконец отвечает.

– Уверен?

Черт знает, какая радиоактивная тварь меня укусила, что я продолжаю настаивать на своём. Мне бы махнув ручкой, свалить подальше – раз ясно дали понять – в моей помощи не нуждаются, но упрямо продолжаю вглядываться в глаза цвета стали. Черт, непозволительно парням иметь такие красивые глаза.

Брюнет как-то отчаянно хмыкает, смотря куда-то сквозь меня, а потом вновь переводит взгляд на мое лицо.

– Вот скажи, какого хрена тебе надо?

Честно, я выпала. И от металла прозвучавшего в голосе и от вопроса.

Меж тем, парень продолжил:

– Увидела инвалида? Решила проявить сострадание, да? – сверкает глазами, в которых зрачок от чего-то заполоняет всю радужку, делая взгляд еще более безумным. – Так вот, мне нахрен это не упало! Иди куда шла, а всякие убогие и без тебя разберутся.

Признаться, давно я не чувствовала себя так странно. Словно я вернулась на много лет назад и сейчас – я та самая маленькая девочка, которую отчитал большой и суровый дядя, которому я угодила мячом в окно. Вот, только, сидящий предо мной, помимо тона, не имел ничего общего с нашим соседом. Да, и мячом я в него не попадала. Вообще ничем не попадала, если быть точной.

Решила помочь, а вышло... по-идиотски.

Между послать этого типа куда подальше или же развернуться и уйти, выбираю второе. Он прав, я далеко не Мать Тереза, и настаивать не собираюсь. Не хочет, не надо. У меня итак куча своих проблем, чтобы еще копаться в голове какого-то левого парня и, тем более, что-либо ему объяснять. Однако, не успеваю сделать и пары шагов, как передо мной буквально вырастает фигура высоченного блондина с обаятельной улыбкой и ямочками на щеках.

– Прошу прощения за моего брата. Он, в последнее время, бывает слегка... к-хм... грубый. Я, кстати, Макс, – протягивает ладонь, не переставая сверкать улыбкой. – А этот идиот, – кивает мне за спину. – Фил. Ты, уж, не держи на него зла. Сама понимаешь.

– Эрика.

Отвечаю на рукопожатие, выдавливая улыбку. Настроение итак было не самым лучшим, а тут еще и этот... Фил, чтоб его. Задел таки, зараза. И, вроде как, понимаю, что скорее всего это защитная реакция, однако действительно было грубо.

– Э-эри-и-ика-а, – блондин словно смакует мое имя на губах. – Необычное имя.

Пожимаю плечами. У меня и отчество далеко не стандартное. Настолько, что в некоторых документах, при их составлении, работники даже не додумались хотя бы загуглить, как оно правильно пишется.

– Немецкие корни.

– Опять ты за своё? – раздается за спиной с рычащими нотками. – Может потом найдешь себе бабу на вечер, а сейчас мне поможешь?!

Ну, точно – мудак. Отличный портрет вырисовывается.

Макс сначала закатывает глаза и тут же смотрит на меня олененком Бемби, дескать: «сорри, не у всех адекватные братья». Понимающе хмыкаю и коротко попращавшись, напрявляюсь в противоположную сторону, замечая Марго, выходящую из такси.

За спиной раздаётся спор братьев, за которым слышится глухой хлопок – словно кому-то отвесили подзатыльник, и я тут же оборачиваюсь. Макс досадливо чешет макушку, при этом хрипло смеется, а немигающий взгляд его брата направлен прямиком в мою спину.

Интересно, как он только умудрился раздавать оплеухи, сидя в инвалидном кресле?

Впрочем, не важно. Меня это не волнует.

Глава вторая.

Фил.

– Милая деваха, – хмыкает Макс, провожая блондинку взглядом. – Да, и задница зачет. Интресно, есть у нее кто?

Малышка совсем. Даже сейчас, сидя в чертовой коляске, она едва была выше на голову. Ещё помощь свою навязывала так, словно может переключаться в режим халака. Ну, куда ей мелкой такие тяжести тягать? У меня одно кресло весит, как три таких малышки. Блондинка. Видно, что волосы свои – не нарощенные и не перепаленные краской, даже на вид кажутся безумно мягкими. Так и подбивает протянуть руку, чтобы удостовериться в своих догадках. Пока не оказался на «четырех ногах», была у меня одна бывшая, жестко сидела на этой теме – шарила за все бабские тренды, уколы, окрашивания – и как-то само отложилось на подкорке. Сложно не запомнить, когда это едва-ли не единственное, о чем она постоянно говорит, не обращая внимания, что для меня это лишь фоновый шум.

Стрижка, как под линейку, словно по ней и вымеряли. Волосы длинные – практически задицу закрывают. Ту самую, что так приглянулась Максону.

Брат продолжает рассуждать вслух, а у меня от его слов кулаки нервно сжимаются, сдавливая холодный металл. Заранец своей улыбочкой любую закадрить может, и, надо сказать, успешно этим пользуется. Хочется встать и двинуть ему хорошенько по морде. Закрыть рот, а ещё лучше глаза, чтобы не пялился.

Странное чувство. Не контролирую его.

Иррациональное желание. Неправильное. И... в моем случае, неисполнимое.

Задница и правда зачёт… Правда, что мне – нынешнему калеке – до каких-то задниц, когда свою от проклятого кресла оторвать хрен могу. Но... блять, я может и в каляске, но не слепой. По прежнему остаюсь мужиком, и не могу отмести очевидное. Красивая. Реально, красивая.

Признаю, подвис, когда её увидел. Как дурак смотрел в неестественно яркие глаза, которые уставились на меня в ответ с непонятной эмоцией. То ли предвещая бурю, то ли уже думала, что я мало того, что калека, так еще и умственно отсталый. А я молчал, как немой. Слова все вылетели, словно кто-то огромным ластиком стер из моей головы алфавит.

Только одна мысль. Правда золотистые, или свет так падает?

Удивительные глаза. Они словно подсвечены маленькими фанариками прямо изнутри. Будь я поэтом и не таким прагматиком, мог бы назвать их, как отдельный вид чего-то прекрасного. Интересно, свои такие, или линзы носит?

Губы пухлые. Не накаченные, как сейчас встречаются у каждой второй. Заметно, что свои такие, со множеством маленьких ранок.