Страница 71 из 96
- А днем?
- А днем он её прячет, куда – не знаю.
- Фуфло гонишь?!
- Дяденька, клянусь чем угодно на свете - не знаю. Лукич тетрадку забирает и уходит в мастерскую. А уж где она там хранится, без понятия: может в сейфе прячет, может еще в каком потайном месте.
- Если прячет, значит что-то важное, - стригун поскреб заросший подбородок.
Я врал… Никуда Лукич эту тетрадь не прятал. Лежала она в верхнем ящике письменного стола. И только когда я заканчивал работу, он забирал её вместе с пачкой счетов. Не потому, что не доверял, а потому что не имел привычки хранить дома важные документы.
- А если я тебе вторую тетрадь подгоню?
- Дяденька, да хоть третью. Я первую едва заполнить успеваю, а если начать переписывать из одной в другую…
- Напрягись.
- Я-то могу, как курица лапой. Вот только Лука Лукич мазни не терпит, требует заполнять всё каллиграфическим подчерком. Да и вы после не разберётесь, где буквы закончились, а где цифры начались. Чистопись спешки не терпит.
- Что за слово такое - «чистопись», - стригун недовольно поморщился. - Ладно, хрен с тобой, через неделю чтобы был на этом месте, ровно в это же самое время.
- Для чего?
- Для разговору́.
Собеседник поднялся, отряхивая пыль с кремовых брюк, в которых, почитай, половина поселка ходила – широченных, подвернутых выше голой лодыжки. Их еще парусиной кликали из-за больших размеров. Неудобные, но что поделать, ежели фасон такой. Раньше в светлых брюках только бразилы щеголяли, а наши смеялись - говорили, что это западло и что не один нормальный пацан к подобному тряпью пальцем не притронется. И вот подишь ты, спустя пару лет перекочевала мода и в наш район. Но только на штаны, цветастые рубашки в Центровой не прижились. Вместо них носили майки-борцовки черной расцветки. Ну и кепарики – незаменимый аксессуар для любого пацана с района.
Стоявший передо мною бандит исключением не был. Поправил клетчатый козырек и предупредив напоследок, чтобы языком не трепал, скрылся за дверью.
Вот же ж гадство! Я от души лупанул кулаком по полу, только легче от этого не стало. И откуда только узнали про Лукича? Какая гнида растрепала, у кого живу и на кого работаю? И ладно бы только это. В самом факте того, что мелкий пацан шестерит на одну из бандитских группировок не было ничего удивительного. Каждый крутится как умеет. Тут другое интересно: откуда стригуну стало известно про тетрадь? Что я помимо шатания по улицам еще и бумаги по мастерской веду? Кто растрепал? Лукичу в том не было никакого смысла, а сам я держал язык за зубами…
«Стоп, а что если…», - я аж замер от внезапно пришедшей в голову мысли. Про тетрадь ничего не говорил – то правда, но ведь жаловался. Пацанам жаловался, что приходилось по вечерам много писать. Мозоли на пальцах демонстрировал. Помнится, Тоша тогда шутил, со Львом Толстым сравнивал, а Гамахен писюном дразнил. Делал это не в шутку, как было принято среди своих - напротив норовил посильнее обидеть. Он вообще был зол на меня в последнее время. Гадил по мелочам, но красную черту никогда не переступал. И вот случилось… Заложил меня стригунам, падла.
Сердце бешено заколотилось в груди, а глаза застила красная пелена. Я плохо помнил, как дождался прихода пацанов. Как накинулся на Гамаша, как огрел того невесть откуда взявшейся палкой. Огрел бы еще сильнее, но Малюта на пару с Тошей оттащили меня. Придавив к сухой земле, принялись поливать водой. Только тогда очухался. Слизнул пару капель и понял, что никакая это не вода, а дюшес – тот самый, что Гамахен обещался принести на посиделки.
- Успокоился? – проухал откуда-то сверху Малюты.
- Ага.
- Ага – успокоился, или ага – я вам ща устрою? Ты, Чижик, конкретизируй ответ, а то по чумазой роже не понятно: остыл ты или продолжишь кидаться на пацанов.
- На пацанов нет, а на гниду пархатую…
- Бесполезно, - вздохнул Малюта и пожаловался рядом стоящему Тоше: - этак я его до осени держать буду.
- Да чего вы с ним вофитесь?! – завопил обиженный Гамахен. – Пинка под фад и всех делов. Этот сопляк в конец обофсел - на своих пфосаться начал.
Всё то время, что пацаны возились со мной, Гамаш сидел в углу и баюкал ушибленную руку. Знатно я по ней палкой приложился, вона какой синяк расцвел – багровый, на пол плеча. И губу разбил. Он теперь ею шамкал, словно древний старик.
- Вафным себя почувствовал – да? Окофлился под нашим крылом.
- Сам ты козел, - не остался в долгу я, - а еще трепло, стукач и гнида позорная!
- Чё вы его флушаете? Чё флушаете! Отпифтить поганца и дело с концом.
Малюта больше переживающий о том, что пришлось вылить бутылку лимонаду – молчал, и тогда роль миротворца взял на себя Тоша. Встал в позе рыночного решалы, заткнув пальцы за пояс, и принялся уговаривать:
- Тише-тише, народ… Я сказал харэ, пацанва - заканчивай собачиться! Рожи друг дружке завсегда начистить успеем. Предлагаю для начала выяснить причину случившегося, - Тоша дождался тишины и продолжил: – ну чё, Чижик, давай – объясняйся.
Я и объяснил по полной программе про недавний визит стригуна и о предмете его особого интереса. Настолько тайного, что лишние люди о нем знать не могли – никто, окромя присутствующей здесь троицы. Да и те могли лишь догадываться о содержимом тетрадки.
- Дела-а, - протянул задумчиво Малюта.
- Дела, - согласился с ним Тоша. – Слышь, Чижик, а чего ты сразу на Гамаша накинулся, а не на меня или вон – Малюту? Мы про твои писательские дела одинаково слышали.
- Слышали может и одинаково, да вот только гнилой среди нас один. Вечно мне пакости устраивал исподтишка или скажешь не так было?
- Да кому ты нахфен фдался! – перешел на крик взвинченный Гамахен. – Больно много о фебе вофомнил, сопляк феленый. Вафным себя почуфтвовал – да, вфослым, после того как стафшаки в свою компанию пфиняли - да?
- Ты, Гамаш, пургу не неси, - неожиданно встал на мою защиту Малюта. – Только у тебя с Чижиком проблемы возникли. А знаешь почему? Потому что говна в тебе много. Сколько раз было говорено: не допекай мелкого, не доведет это до добра - и вот результат. Первым делом на тебя подумал.
- Плефать, - зло процедил тот.
- Я вот ща мелкого отпущу и тогда поглядим, чем плеваться станешь.
- А дафай, - мигом ощерился Гамаш. – Дафно мечтал вфгеть этого пифдюка.
«Эх и скотина! Сдал стригунам, и еще взгреть удумал»? - я задергался, пытаясь высвободится из хватки здоровяка – куда там... Тот только повел плечом и меня вновь придавило к земле.
- Харэ, пацанва, заканчивай… Заканчивай, я сказал! Так мы ни до чего не договоримся, - Тоша захлопал в ладони, пытаясь успокоить всех. И у него получилось. Не то, чтобы у меня не имелось слов… были они – сплошь ругательные, еще и с запасом. Да только сложная вышла задачка с пудовым прессом на груди. Тут не то что говорить, дышать с трудом получалось. Гамахен же оказался слишком занят сплевыванием темных сгустков на пол. Вот требуемая тишина и установилась.
- Начнем с тебя, - палец Тоши ткнул в сторону харкающего кровью Гамаша. – Даешь слово, что не сливал информацию про Чижика на сторону!
- Да пофол он.
- Я еще раз спрашиваю, даешь слово пацана?
Гамахен повертел башкой, пошмыгал носом, и недовольно произнес:
- Даю.
- Теперь касаемо тебя, Чижик.
- Да чё вы его слушаете?! – не выдержал я. – Какое нахрен слово? Ему же соврать ничего не стоит. Ему же это запросто, что два пальца обоссать, а опосля стряхнуть.
- Теперь ты, - сурово повторил Тоша, – точно помнишь, что про тетрадку больше никому не говорил?
- Что я – трепач какой?
- Нам-то вастфепал, - съехидничал Гамахен
- Да потому что думал - свои. А ты, с-сука паршивая зае…, - широкая ладонь Малюты накрыла мой рот и держала до тех пор, пока окончательно не успокоился и не затих.
- Уверен, что кроме нас четверых об этой тетрадке никто не знал? – в очередной раз повторил свой вопрос Тоша.