Ледяные

— Сэр.

Он не обращает внимания, просматривает контрольный список с нашим менеджером по экипировке.

— Поехали. Садись в автобус. Завтра рано начинаем тренировку. Нам нужно поработать перед первой игрой в плей-офф.

— Я не могу. — Наконец, он обращает свое внимание на меня. Я жестом указываю на Майю. — Я знаю, что это против правил и команда должна ездить на автобусе, но я прошу об одном исключении. Это чрезвычайная семейная ситуация.

— Семейная? — Он приподнимает бровь.

— Да. Она вот-вот потеряет чрезвычайно важного человека, потому что он умирает, и мне нужно, чтобы она смогла попрощаться.

Настойчивые слова царапают мне горло, перекрываемые моим собственным горем, всплывающим на поверхность. Я выдыхаю, пытаясь держать себя в руках, пока заново переживаю, как больно осознавать, что я не мог сказать папе, что любил его еще раз. Знать, что я не мог поговорить с ним о своих проблемах или спросить его совета о хоккее или жизни. Знать, что я никогда не услышу его голос, кроме старых домашних видео и сохраненных голосовых сообщений, где он ругает меня за то, что я заблокировал его машину, потому что я снова припарковал свой велосипед на подъездной дорожке.

Я не хочу, чтобы она узнала, на что это похоже, если у нее будет шанс увидеть своего дедушку до того, как он уйдет из жизни, и ощутить то завершение, которого я не смог испытать.

— Я не хочу, чтобы она ехала одна, когда она расстроена. Дороги не безопасны из-за шторма.

Тренер хрипло хмыкает в знак подтверждения. Он передает контрольный список менеджеру по экипировке и хватает меня за плечо, чтобы увести от автобуса.

— Плей-офф никого не ждет, сынок, — напоминает он мне. — То, что ты возглавил список перспективных игроков на драфте в этом сезоне, еще не означает, что ты этого добился. Ваша нынешняя команда не может остаться без своего капитана. Сейчас мы на пути к чемпионату.

— Я знаю, — натянуто отвечаю я.

— Тебе нужно вернуться к тренировке.

Мой противоречивый взгляд находит мою девушку. Я разрываюсь между своей любовью к ней и тем, как это вписывается в цель, к которой я стремился. Я никогда ничего не предпочту ей. Теперь она часть моего будущего.

Я потираю горящую в груди. Я знаю, что папа ожидал бы от меня именно этого. Заботиться о важных для меня людях, как он всегда делал до того, как мы потеряли его.

Ах, черт. Я смаргиваю резь в глазах, тяжело сглатывая.

Смерть и потери, блядь, отстой. Эту истину невозможно отрицать. Но пока мы держимся за людей, которых любим, все будет хорошо.

И я никогда не отпущу Майю Доннелли, особенно когда я нужен моей девушке.

Даже если это будет стоить мне моей мечты о драфте. Я все равно буду пробиваться в НХЛ тем или иным способом.

— Тренер, при всем моем уважении, я на самом деле не спрашиваю здесь разрешения. Она на первом месте. Без вопросов. — Я поднимаю подбородок. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это сработало. Вы можете на меня рассчитывать. Я не брошу свою команду, но я должен уйти прямо сейчас.

Тренер молча разглядывает меня, затем кивает.

— Я горжусь тобой, Блейк. — Он сжимает мое плечо, наклоняясь ближе. — Для меня никогда не было большей честью тренировать такого игрока, как ты. Кэннон и я с нетерпением ждем долгой карьеры, которую, я знаю, ты собираешься сделать в этой игре.

У меня перехватывает горло. Я прочищаю его и протираю глаза, прежде чем бежать обратно к Майе.

Она дрожит, изо всех сил пытаясь сдержать свои эмоции. Я притягиваю ее в свои объятия, желая перенести всю ее боль ради нее.

— Давай. Я рядом. Я всегда рядом.

Она проигрывает битву, как только оказывается в моих объятиях, икает, прижимаясь лицом к моей груди. По ее телу пробегает дрожь, и она вцепляется в меня отчаянной хваткой, до побелевших костяшек пальцев. Она пытается заговорить, но ничего не может выдавить из себя, кроме тяжелого дыхания.

Видеть ее такой уничтожает меня. Я собираю свои силы, чтобы держаться вместе, потому что она нуждается во мне, чтобы опереться на меня больше, чем когда-либо. Мы пройдем через это вместе.

— Все будет хорошо, милая. Давай отправимся в путь. Мы собираемся увидеть его прямо сейчас.

ГЛАВА 32

МАЙЯ

Поездка от хоккейной арены Бостонского колледжа до моего родного города занимает чуть больше двух часов. Авария замедляет наше движение, потому что машину занесло на льду и она перекрыла две полосы на шоссе. Чтобы выбраться из скопления машин, требуется целая вечность, из-за чего время нашего прибытия отображается в GPS.

Каждая добавленная минута — пытка.

Сначала мы проверили рейсы, но все по-прежнему приостановлено из-за свежего снегопада.

Наш единственный вариант — ехать на машине, и медленный прогресс только усиливает мое беспокойство. Мой желудок превратился в беспорядочный клубок, который никак не уляжется, пока я методично гоняю бусины по спиральному кольцу, которое Истон заставлял меня катать взад-вперед.

Мои родители присылают мне фотографию дедушки на койке в хосписе, и это поражает меня сильнее, чем я ожидала увидеть его таким. Его тело выглядит таким хрупким, а морщинистые руки имеют сероватый оттенок. Я могу только долго смотреть на фотографию, прежде чем острая боль пронзает мой живот. Я кладу телефон обратно на рукоятку, прикрепленную к приборной панели.

Вскоре после того, как мы ушли, Истон сказал Рейган, что меня не будет дома, но он привезет ее машину обратно утром. Она прислала мне длинное сообщение с поддержкой. Я не могу дочитать его до конца, пока мое зрение снова не затуманится, потому что я не хочу верить, что это вообще происходит.

Вскоре после этого я звоню маме по громкой связи, чтобы сообщить ей последние новости о наших успехах, как только мы, наконец, покидаем пределы Бостона, кусая губу до крови. Как только мы соединяемся, я не даю ей ни секунды на разговор.

— Мама?

— Да, милая.

— Мы как раз сейчас выбираемся из города. Как он?

Она делает паузу, что-то говоря папе.

— Он, эм. Он не в себе, но медсестры заверили нас, что у него ничего не болит. Папа сейчас сидит с ним и держит его за руку. Они сказали нам, что будет утешительно, если мы продолжим с ним разговаривать, чтобы он знал, что мы с ним.

У меня горит в горле, мышцы напряжены.

— Я уже в пути. Скажи ему, что я иду.

— Хорошо. Езжайте осторожно.

— Так и делаем.

Челюсть Истона сжата, когда я смотрю на него в тени машины. Он едет так быстро, как только может, хотя по тому, как белеют костяшки его пальцев, когда он крепче сжимает руль, я могу сказать, что, если бы здесь было безопасно, он бы нажал на газ, чтобы я добралась туда как можно быстрее.

Мое ноющее сердце сжимается от благодарности. Я бы никогда не прошла через это, если бы он не был рядом со мной.

Не глядя, он тянется к моей руке, всегда способный почувствовать, когда он мне нужен. Я хватаюсь за нее как за спасательный круг, закрывая глаза.

Улыбающееся лицо дедушки всплывает в сознании, когда я это делаю. Давление нарастает в моей голове, и слезы просачиваются на глаза, слипаясь на ресницах, когда они стекают по моим щекам.

В какой-то момент усталость берет надо мной верх. Я погружаюсь в прерывистый сон.

Я вздрагиваю, просыпаясь, когда слышу, как Истон говорит низким, серьезным тоном. Я не знаю, как долго я дремала, но мне снилось, как дедушка обнимал меня в тот день, когда я сказала ему, что меня приняли в Хестон. Чувство надежды и покоя от сна разлетается на куски, когда реальность снова обрушивается на меня.

Мы все еще на трассе. Уже за полночь, и мы примерно в тридцати минутах езды.

— Да. — Истон бросает на меня взгляд. Мой телефон прижат к его уху. — Хорошо. Мы отправимся к твоим родителям. Пришли мне адрес. Спасибо. Я скоро привезу ее туда.