Страница 162 из 190
– Сейчас по магнитофонной записи ее телефонного разговора поймете, зачем Жанночке нужно было вернуться в свою квартиру к двадцати часам, – сказал Виктор Павлович.
Сквозь негромкий шум помех раздался мужской голос:
– Привет, это я.
– Господи, наконец–то! – отозвался женский голос, принадлежащий Шелютто. – Я вся буквально извелась… Каждый вечер с восьми жду у телефона… Почему вчера не позвонил?
– Не мог. Был на выставке. Слушай, тебе нужно навестить брата. Он очень соскучился.
– Я тоже, – ответила Жанна. – Когда прилететь?
– В среду… Без гостинцев неудобно, – предупредил мужчина.
– Обязательно захвачу. А что именно?
– Пяток морских галек и три пучка зелени. Запомнила?
– Морской гальки – пять, зелени – три пучка, – повторила Шелютто.
– До среды, – в последний раз прозвучал мужской голос. – Чао.
– Чао, – как эхо, прозвенел радостный голос Жанны.
Оперуполномоченный остановил магнитофон.
– Откуда звонок? – спросила следователь.
– Из Москвы. С междугородного автомата. Раздался в двадцать часов шесть минут… Накануне Жанна тоже вернулась домой к этому времени, но никакого звонка не последовало.
– Кто ей звонил?
– Бабухин.
– Вы уверены?
– Были сомнения. Но я прокрутил пленку его шоферу, и тот категорически подтвердил: точно – бывший патрон.
– Та–ак, – протянула Гранская, откидываясь на спинку стула. – Решил в Москве затеряться… А что вы думаете по поводу самого разговора?
– Тут и думать нечего – говорили условным шифром, – ответил капитан. – Какому дураку нужны обыкновенные морские камешки и три пучка укропа или там петрушки?
– Да, явно шифр, – согласилась следователь. – А вот что под этим подразумевается…
– Скорее всего деньги. А может, драгоценности.
– А что такое «выставка»? – спросила Гранская. Виктор Павлович развел руками. – Ладно, сейчас не будем над этим ломать голову… Как вы думаете, кого Бабухин имел в виду под «братом»?
– Может, и это пароль, – ответил Жур. – Однако я на всякий случай провентилировал. У Бабухина, как вы знаете, брат умер. У Жанночки родных братьев нет. Только двоюродный. Живет в Москве, преподает в военной академии. Но знаете ли, – он покачал головой, – зачем посвящать в свои темные делишки родственника? По сведениям, брат Шелютто очень порядочный человек.
– Придется, Виктор Павлович, все вам узнать в самой Москве. А заодно исправить вашу оплошность при обыске Бабухина. По–моему, нам здорово повезло, что Шелютто летит в столицу. Бабухину, сдается мне, позарез нужны так называемые гостинцы. При передаче их и возьмете Руслана Яковлевича.
– А если Жанна передаст «камешки» и «зелень» через третье лицо?
– Будете действовать по обстоятельствам. – Следователь посмотрела на перекидной календарь. – Среда завтра… Шелютто уже взяла билет?
– Это мы с вами сами берем, – усмехнулся Виктор Павлович. – Жанне доставили на дом.
– Рейс?
– Вылет в девять двадцать.
– А вам придется вылететь раньше. Чтобы встретить ее и стать тенью. Кажется, есть восьмичасовой?
– Есть–то есть, – вздохнул капитан, но на него ужасно трудно достать билеты.
– Вы уж постарайтесь, – улыбнулась Инга Казимировна.
Жур посмотрел на часы.
– Ладно, побегу в кассы Аэрофлота.
«…18 июня 1984 г.
Сегодня обретение мощей преподобного Сергия Радонежского (1422 г.). Явившись благочестивому человеку в видении, преподобный воскликнул: «Зачем оставляете меня столько времени в гробе?» Нетленные мощи были вскоре обретены и ныне открыто почивают в Троицком соборе Сергиевской лавры в Загорске. Мне стыдно, но я до сих пор не была в Загорске и не отдала должное памяти преподобного Сергия Радонежского. Даю слово: как только вернемся домой, сразу отправлюсь в Загорск.
Вот уже неделя, как мы с Аркадием живем и делаем деньги далеко от Москвы. Пристанск – тихий городок, районный центр. Кругом леса. Воздух чистый. Нет суеты. Уже три раза грибы собирали. Живем в Доме колхозника, занимаем «люкс» – две комнаты, но без удобств. Зато не надо готовить – ходим в местный ресторан. Разленились. Сегодня первый раз взялась за перо. Аркаша снимает документальный фильм о колхозе, а точнее, о его председателе, который обещает съемочный группе, кроме приличного гонорара, выдать натурой мед, картошку и даже ондатровые шкурки на шапки. Уж очень ему хочется стать киногероем и оставить о себе память благодарным потомкам.
Я лично езжу по сельским клубам, показываю ролик, который удалось Аркадию смонтировать из дублей нашей многострадальной, так и не вышедшей на экран картины, рассказываю о том, как снималась в кино, а так как у самой опыт маленький, приходится фантазировать или повторять то, что слышала от коллег, играю на гитаре, пою и даже танцую. Читаю прозу и стихи… Двухчасовая программа. Устаю. Но взамен приличный заработок (75–100 рэ за вечер), цветы и аплодисменты. Залы полные. Значит, нравлюсь. Может быть, театр бросить и податься на эстраду? Но тогда придется жить на колесах. А как же Аркадий? Он – гурман, педант, чистюля. Да и к тому же ревнив. Не понимаю, говорят: ревнует, если любит. А если любит, то хочет… А он, увы, последний раз хотел меня недели три до отъезда из Москвы. Правда, и у меня, если честно, по–прежнему особого желания нет. Неужели хваленый профессор–сексопатолог трепач? Ведь я выполняю все его предписания. Даже здесь, в глухомани, пьем чай с хмелем и укропом, у пчеловода достала пыльцу. В Москве удалось купить корейский пузырек с женьшенем, пила регулярно. И упражнения тантры делаю. И здесь тоже. Правда, когда Аркадия нет. Особенно налегаю на те, что укрепляют бедра, потому что они бывают слабыми именно у женщин, а между тем, если верить брошюре, «мышцы, укрепленные этим упражнением, применяются для сжатия тела партнера во время полового акта». Но кого и когда сжимать, если Аркадий по ночам спит как сурок, повернувшись ко мне задом?… Может быть, Рита права: на кой ляд нам мужики, да еще такие? Может быть; от этих мыслей и появляются сны подобно вчерашнему, о котором и вспоминать–то стыдно! Аркадий вчера на обед приезжал верхом на жеребце по кличке «Сатурн». Сидим в ресторане, кушаем. Когда официантка принесла первое, я взглянула в окно и вижу: стоит у березы привязанный Сатурн, а вокруг него ребятишки из колхозного пионерлагеря собрались, смеются и показывают на жеребца. Думаю: что это их так заинтересовало? Присмотрелась и поняла: Сатурн ни с того ни с сего возбудился и вывалил на потеху пацанов свой полуметровый член с огромной шишкой на конце. Подобного размера я даже представить не могла… И вот надо же, ночью мне приснилось, что я этому Сатурну кусочек сахару даю, а он в ответ как заржет, а потом стал на задние ноги, а передними меня обнял и подносит меня к своему члену, который на этот раз мне показался еще большим, и говорит человеческим голосом: «Хочешь попробовать?» От испуга я закричала, Аркадия разбудила. Он спрашивает: «Что случилось?» Но не могла же я правду сказать? Вот я и придумала, будто на меня медведь напал… Разве может нормальному человеку присниться такое? Может быть, я схожу с ума?
Сегодня был интересный разговор с библиотекаршей. Желая, видимо, блеснуть эрудицией, она вначале рассказала об ошибках, допущенных Горьким в его произведениях.
Потом мы заговорили о религии. Казалось, что уж тут–то я могу говорить с ней, по крайней мере, на равных, но, увы, оказалось, что и здесь мои познания весьма и весьма скудные. В самом деле, когда я заявила о святости и незыблемости божьей заповеди «Не убий!», библиотекарша тут же парировала:
– А кто вам это сказал?
– Ну как же, это написано в Евангелии, – ответила я.
– Ну и читайте свое Евангелие, – усмехнулась библиотекарша. – А я читаю Ветхий завет, где написано: «Зуб за зуб, око за око».
Кто же прав? Видимо, всегда и везде права Правда, святая Правда! И никто больше!»
В Киеве Акатов никогда не бывал. Но со школьных лет остались в памяти слова Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде…» и снимки из учебника истории: памятник великому Кобзарю и восстановленный после войны Крещатик с цветущими каштанами. Но все это сразу выветрилось при встрече с настоящим.