Багряный декаданс

— Нет, — вдруг задумчиво опровергла мама, не меняя позы. Вообще она выглядела так, словно находилась одновременно здесь, со мной, и где-то еще. Возможно, мне просто показалось, но она как будто бы… ждала кого-то. И точно не меня. — Кольцо не могло на него отреагировать. Не должно было. Хотя…

Она умолкла, рассматривая что-то в окне. Проследив за её взглядом, я ничего не увидела, кроме кусочка городского парка, расположившегося по другую сторону от речной набережной, рядом с которой был возведен наш дом.

— Она сперва сидела, как истукан, — решила поведать я, потому что тишина слишком волновала, нервируя. — Но, думаю, потому что Сатус так захотел. А потом затряслась, будто на оголенный провод наступила. Разве что только не орала.

— А кольцо?

— Оно стало краснеть.

— Значит, и в ней тоже…, - протянула мама, окончательно перестав обращать на меня внимание. Ее поведение разительно отличалось от нашей первой встречи, но кое-что было еще важнее. — Мелинда… красивое имя.

— Тоже? Мама, я не понимаю!

— Беда настигла её, — отстраненно шептала мама, не обращая на меня внимания, — едва она появилась на свет. Лишенная силы, родителей, родного крова, она прожила жизнь, которую не должна была прожить. Другие забрали у неё все, но её наследие не смогли уничтожить ни ненавистники, ни доброжелатели.

— Ты о своей старшей дочери? О Мерсине? — ревность кольнула сердце. Я еще не успела привыкнуть к мысли, что не только обо мне одной беспокоится моя мама.

Мама, которой почти что нет…

— Каждый раз вспоминая о ней я размышляла, какой же она стала. Думала, как росла моя девочка, кто был рядом с ней, кто заботился о моей малышке. Я отсчитывала месяцы, представляя, как она растет, как становится старше, превращается в девушку, а после и в женщину. Каждый раз я рисовала в уме её образ, добавляя к нему новый и новых деталей. И каждый год в день её рождения я зажигала свечу у окна и долго стояла у него, пока свеча не догорит и не погаснет, надеясь, что свет этого крохотного огонька пробьется сквозь миры. И моя девочка увидит, почувствует этот маленький горящий фитилек, зажженный её матерью, которая продолжала помнить о ней.

Я отвернулась. Не могла видеть, как по лицу мамы струятся слезы. Не знаю, кого она оплакивала — горькую судьбу своего настоящего ребенка или сломанную картинку в голове, потому что она знала. Она знала правду: ничего из того, на что она так надеялась — не случилось.

— Откуда тебе обо всем известно? — спросила я, стараясь не плакать вместе с ней и все же, лицо было мокрым. — В те времена, когда у Мерсины появилась Милена, а у Милены — Мерула, ты была далеко, в другом мире. В этом мире, — я обвела руками нашу кухню, в которой и она когда-то была хозяйкой.

— Луан позволил мне обо всем узнать, уже после того, как заточил, — пояснила мама, подавляя кроткий всхлип. — Он дал возможность услышать его разговор с Шай-Леей, которая в обмен на подаренную ей демоном силу была вынуждена служить ему, в тайне рассчитывая однажды найти меня и помочь победить демона. Но нашей встрече не суждено было случиться.

Глава 28

— То есть, она была кем-то вроде двойного агента, — заключила я. — А может быть, даже тройного, учитывая знакомство с Сатусом и компанией.

— Она просто пыталась выжить… как и все мы.

— Интересно, выжила ли мадам Мелинда? — протянула я. — Или, возможно, она пытается выжить прямо сейчас…

— Это зависит от того, в какой степени родства состоят Мерула и Мелинда, — наставительно произнесла мама.

— Эм, — затормозила я. — Кажется… ни в какой.

— Этого не может быть! — воскликнула мама, опуская руки. — Камень мог отреагировать так, как ты описала только если мадам Мелинда такая же, как мы! Пусть даже частично, как и все потомки Мерсины, опустошенной, почти выскобленной.

— Но она колдунья! Сильная — да, но ничего экстраординарного, просто декан нашего факультета!

— Камень опасен для нас, потому что только на нас он и реагирует. Для всех остальных это просто кусок отполированного кристалла. Луан выбрал его потому что, как и всегда, стремился мыслить на несколько шагов вперед. Шартрез — это разновидность, как рубин или алмаз. Разновидность достаточно редкая, но не настолько, чтобы к его существованию можно было относиться легкомысленно. Благодаря поглощающей особенности камня из него получилось отличное магическое вместилище. Потребовалось лишь несколько дополнительных манипуляций, которые для такого, как Луан оказались сущей ерундой. Таких камней немного, но они разбросаны по мирам. Мы с сестрами всегда стремились уничтожать их при обнаружении, но справиться со всеми всё равно не смогли. Если такое происходило, — смиренно улыбнулась мама, а её лицо будто начало оттаивать, — если одна из нас случайно натыкалась на шартрез, то мы собирались вместе. В круге всегда восстановиться было легче.

— Мам, каким бы великим магом не был Луан и каким бы редким ни был камень, невозможно повлиять на то, чего нет. Мадам Мелинда носила кольцо годами, спасибо Сократу, — напомнила я, — и ничего не происходило. Не думаю, что она могла не заметить, как камень из неё что-то… высасывает!

Мама нервно одернула рукава тонкого светлого платья.

— Ты сказала, что принц попытался её зачаровать?

— Не попытался, а зачаровал, — поправила я. — Не знаю, что он с ней сотворил, но добрыми намерениями там и не пахло!

— Мира! — мама вдруг схватила меня за запястье, сжав до боли. Её глаза загорелись, а щеки раскраснелись, из-за чего она стала выглядеть слегка помешанной. — Возможен только один вариант. Магия эмпузы дремала в ней так же, как она дремала в тебе. И очнулась от столкновения с магией демона, как и в тебе когда-то. А потом в дело вступил камень!

Я задумалась. Могло ли быть так, что это была первая попытка демона превратить мадам Мелинду во что-то покорное и немногословное? И сама же себе ответила — да, могло быть. Он специально сделал это у меня на глазах, чтобы показать, на что способен. Чтобы, как тогда в библиотеке, продемонстрировать себя настоящего и проверить, смирюсь ли я с таким положением вещей или нет. Приму ли я его такого, каким он был или сбегу с воплями. Сбежать очень хотелось. Довериться кому-то, кто как он, настолько упивался вседозволенностью и собственным могуществом, было страшно до крика. Но еще сильнее хотелось… защитить его. И парней. Они удивительным образом вросли в мою жизнь, пустили корни в повседневность. Использовали они меня или нет, лишь собирались так поступить или все же были искренними — я поняла, что это больше не играло особой роли. Были они и была я — по одну сторону возведенных пылающих баррикад, а все остальные оставались за границами боя, готового вот-вот развернуться.

— Ни тебе, ни ей нельзя к нему прикасаться, поняла? — настойчиво встряхнула меня мама. — Но это кольцо — ваш шанс против Луана.

Мама встала, она двигалась плавно и царственно, сохраняя великолепную осанку и гордую посадку головы.

Сняв со стены прямоугольную рамку с изображением аиста, она сосредоточила на нем все свое внимание, а мое присутствие вновь стало незначительным и незаметным.

— Аист — это вестник весны, — промолвила она, словно бы продолжая вслух мысленно начатое повествование. — Символ смены времен года, отмирания и воскрешения. Птица жизни, птица судьбы. Существует предание, что если девушка увидит белого аиста на заре дня, то скоро станет невестой.

Птицы, были ли они особенными или самыми обычными, меня не интересовали.

— Ты же знаешь, что у некоторых демонов есть своя собственная магия, — громче заговорила я, пытаясь указать на то, что меня пока еще не утянуло в форточку. — Они называют это даром или талантом.

— Да, знаю.

— Ты знаешь, какой дар был у Иннелии? Это младшая сестра Феликса Янга. Сатус не хочет мне об этом рассказывать, и остальные тоже.

Мама передернула плечам, как если бы вдруг начала сильно мерзнуть.

— Мне не известно, кто это, — после затянувшейся пауза, меланхолично отозвалась она, вешая рисунок обратно на стену и долго выравнивая его, пытаясь добиться идеального баланса. — Но знаю, что чаще всего дар наследуемый, то есть, передающийся от предков.