Багряный декаданс

— Это я помню, — старшекурсник подтвердил отсутствие у него провалов в памяти. — Но ты понимаешь, насколько это опасно? Ты можешь промахнуться. Можешь выйти не там, где нужно! И неизвестно, что за место это будет. Вдруг, ты вышагнешь прямо на спину какому-нибудь плотоядному червяку, размером с дом, или бултыхнешься в море. Мы не знаем, где Феликс, но где бы он ни был, он сможет там выжить, а вот ты…

— Ты будешь рядом, — с шальной улыбкой проговорила я, стараясь отгонять от себя жуткие картины.

— Думаешь, получится? — все еще сомневался Кан, но взгляд его посветлел, словно кто-то отдернул плотные черные шторы и впустил внутрь него солнечный свет.

— Один раз я уже открыла проход сознательно, а не рефлекторно, — все же постаралась я реально оценить свои силы.

— Два, — поправил меня демон. — Ты сделала это два раза. Или ты думаешь, что мы не заметили исчезновения твоего возлюбленного человеческого мальчишки, о котором ты так переживала?

— Чего?! — возмущенно подпрыгнула я. — Ничего он мне не возлюбленный!

— Уверена? — хмыкнул демон, искривив губы. — А чего ж ты тогда рыдала навзрыд, когда вытолкнула его обратно в ваш мир человечек? Шейн сказал, что ты едва не затопила нашу общагу.

— Просто, — я пожала плечами, сама с трудом понимая собственные чувства. Совершенно точно я знала только одно — мне было очень больно. И эта боль требовала выхода наружу. Иначе она бы просто обглодала меня изнутри. — Наверное, мне было грустно. Что он может вернуться, а я нет.

— Вряд ли жизнь в сером мире стоит того, чтобы проливать по ней слезы, — с некоторой заносчивостью, которая проявлялась в нем все реже, заметил Кан. — И ты это знаешь. А еще знаешь, что плакала по другой причине. И он, — парень кивнул на своего друга, начавшего посапывать чуть громче, чем прежде, — тоже это знает. Поэтому он не позволит тебе вернуться домой. И если попытаешься встретиться со своим другом, Тай его убьет.

— Вот так просто? — меня едва не передернуло от того, с какой легкостью демон говорил о смерти.

— Вот так просто, — кивнул Ферай и добавил с неожиданно вскипевшей злостью: — Потому что он уже считает тебя своей.

— Тогда мне тем более нужно скорее научиться управлять своей… своими особенностями, — заторопилась я, хотя мне все еще трудно было признать, что я владела какой бы то ни было магией. А если и владела, то нечто, сидящее внутри меня, не казалось ни дивным, ни сказочным. Сев поудобнее, я кивнула: — Давай, учи!

Демон подавил улыбку, которая показалась победоносной, и развернулся ко мне всем корпусом. Сгреб в свои чуть шершавые ладони обе мои и наставительно произнес:

— В первую очередь ты должна понять главное — твоя магия это не что-то изолированное, существующее вне тебя самой, сидящее в сторонке, в пыльном уголке. Твоя магия — и есть ты. Ты можешь управлять ею, как управляешь рукой или ногой. Когда ты идешь — ты ступаешь не задумываясь. Ты не думаешь о том, что сперва надо согнуть ногу в колене, поднять, потом опустить, потом перенести на неё вес тела, потом повторить всё снова, но уже с другой ногой. Ты просто идешь. С магией точно так же. Пусть её источник ты не видишь, как видишь руку или ногу, но он есть. Он пробудился, как только ты оказалась в мире, наполненном магией. Найди его. Почувствуй. Волшебство живет внутри тебя, бурлит, волнуется, томится в ожидании, пока ты, наконец, примешь его, как неизменную и неотрывную часть себя… Как ты не можешь отказаться от руки или ноги, так ты не можешь отказаться от магии, потому что в любом из вариантов — это будет невосполнимая травма.

Я закрыла глаза и, вслушиваясь в голос демона, попыталась найти ту самую магию, которая по словам Кана, бурлила во мне. Хотя я ничего такого не чувствовала. На самом деле, я не чувствовала ничего из описанного, кроме… усталости. Я поняла, что уже очень давно чувствуя себя измотанной. И это состояние не было следствием тяжелого труда или тяжелой жизни. Жизнь до встречи с Сократом у меня была обычная, даже можно сказать посредственная. И все же, ощущение изнуренности, бессилия сохранялось даже в те дни, когда я не делала ничего. Точнее, я так чувствовала себя всегда. Сколько себя помнила. Я будто бы устала еще до того, как родилась. Моя беглянка-мать, мой неизвестный биологический отец, выдававший себя за него и притворявшийся успешным бизнесменом демон, пришелец из другого мира, и я, бродяжка, существо непонятной породы, живущее будто бы по привычке, но с ощущением глубокой дыры в душе — всё это было как-то связано. Странно, но теперь мысли о маме не увеличивали эту дыру, а наоборот, будто бы залатывали её. Получив ответы на многие вопросы я успокоилась, словно нашла то, что очень давно искала, хотя и понятия не имела, что же именно ищу.

Кан продолжал говорить, но теперь его голос звучал приглушенно, а слова слились в один плавный, убаюкивающий, чуть гудящий поток. И чтобы разобрать хотя бы одно слово, понять его смысл, требовалось приложить огромное усилие. Не просто слушать, а мысленно раскладывать каждую фразу на составляющие, а потом собирать её из звуков заново, как конструктор. И я пыталась! Я действительно пыталась, но это было так сложно!

— Мира, смотри! — вдруг пораженно воскликнул Кан.

Распахнув глаза я увидела рядом с собой дыру. Она была похожа на прорезь, словно кто-то полоснул по плотной структуре пространства длинным тонким лезвием, срезая верхний слой чего-то многослойного, подобного пирогу. И сквозь образовавшийся надрез проступил следующий слой. И все было бы в порядке, если бы начинка этого странного пирога вдруг не полезла сквозь дыру прямо к нам!

Это была лысая и очень злая начинка! С вытянутыми белесыми глазами-щелочками, бородавчатым носом-крючком и чахлым кустиком коричневых волос, торчащим вверх строго по центру макушки, будто пальма! Неведомое создание откровенно желало добраться до нас, кровожадно растягивая губы в клыкастом оскале, тянущемся от одного островерхого уха к другому. Изо непропорционально огромного рта то и дело выпадал длинный багровый язык, покрытый мелкими подкожными пузырями. А из широких ноздрей на каждом чуть лающем всхрапе вылетали капли чего-то болотно-зеленого, усеивающего едким орнаментом пол в моей спальне.

Распространяя запах сырости, какой собирается в затопленных и заброшенных подвалах, носатый упрямо карабкался сквозь прорезь. Но она была узкой, подрагивала, словно тонкая ткань на сильном ветру и явно не была рассчитана на кого-то, имеющего столь выпуклую грудь-колесом и крупные покатые плечи.

Носатый же очень старался, и пока мы наблюдали за ним в немом изумлении умудрился наполовину пролезть из своего мира в наш, хватаясь за края разрыва длинными узловатыми пальцами с черными ногтями, похожими на птичьи. За его спиной я успела разглядеть еще несколько полулысых макушек и мелькающий свет разожженного огня, отбрасывающий тени на каменистые развалины.

— Мира, — предостерегающе произнес Кан, поднимаясь с моей постели. В его руке непостижимым образом появился меч, такой же, каким еще совсем недавно Сатус перерубил напополам вылупившегося из тела человека членистоногого.

Носатый отреагировал на звук голоса демона, поднял свою морду с крупными желтыми зубами и вопросительно рыкнул. Его злобные глазки вдруг показались мне не такими уж злобными, а наоборот — грустными и тревожными. Но Кан на это не повелся, с силой замахнувшись мечом он уже готов был нанести разрушительный удар, который точно бы убил носатого. Тот в ответ лишь замер, жалобно пискнув, и перевел свои маленькие глазки на меня.

И в этот момент меч Кана начал опускаться, за чем я наблюдала как в замедленной съемке. В последний момент не выдержав, я бросилась вперед.

— Нет! — заорала я, сиганув на спину демона и попытавшись задержать его руку, но не смогла. Правда, кое-что мне все же удалось.

Кан пошатнулся, инстинктивно дернувшись, чтобы сбросить меня со своей спины, и его меч промахнулся, пролетев совсем рядом с лысой головой. Носатый заверещал на таких высоких нотах, что в ответ на его визг зазвенело в ушах и что-то, что находилось за его спиной, выдернуло его обратно. Разрыв в пространстве задрожал, края его потянулись друг к другу и соединились, сплавившись в одно дрогнувшее на прощание полотно.