Страница 133 из 152
Лонг нервничал. Скрипучим голосом со смешным акцентом врач предупредил его, что акупунктура не всегда мгновенно устраняет боль и вообще может не избавить от нее. Лонг, услышав это, уже мысленно проклинал и своего знакомого, который убедил его сходить сюда, и самого себя — за легковерность. Врач продолжал говорить, что пациенту не следует удивляться, если иглы будут втыкать в участки тела, весьма удаленные от больного места. Лонг, однако, с сомнением наблюдал за тем, как ему втыкали иголки в грудь и плечи.
Он с отвращением посмотрел на свои тощие ноги. Он как-то усох за последние месяцы, когда полиартрит обострился. По утрам он ощущал предательскую слабость, но боль в коленях лишила его возможности заниматься спортом. «Двигаться как можно меньше», — предупреждали его врачи.
Введение самих игл было совсем безболезненно. Лонг почувствовал легкое головокружение. Тело его стало терять чувствительность. Но он был в полном сознании, и боль не уменьшалась. Несколько раз врач подходил, чтобы покрутить иглы.
Через двадцать минут иглы вытащили. Лонгу позволили одеться. Он уплатил пятьдесят долларов. Его назначили на повторные сеансы, предупредив, что каждый из них будет стоить двадцать пять долларов.
На первом этаже Лонг купил свежий выпуск «Вашингтон пост». На первой полосе была фотография спасенных рыбаков с «Никко-мару» и снимок атомной подводной лодки «Эндрю Макферсон», потопившей японское рыболовное судно.
Сэйсаку Яманэ получил телеграмму от брата через два часа после того, как он приехал в Кардерок. Он бросился обратно в аэропорт. Когда он прилетел в Нью-Йорк, в газетах уже можно было прочитать о трагедии, разыгравшейся в заливе Сагами.
У него оставалось много времени до рейса на Токио. Он поехал в город. На 91-й улице он натолкнулся на выставку муляжей, изображавших блюда японской национальной кухни. Сасими, тэмпура, насами агэ, цукунэ, удон — с детства знакомая ему пища, еда предков. Витрины ресторанчиков и лавок, закусочных и баров в Японии заставлены подобными муляжами, изготовленными с таким мастерством, что они выглядят совершенно как настоящие и вызывают аппетит даже у сытого человека. Два оборотистых японца устроили выставку-продажу таких муляжей, которая функционировала с часа дня до шести вечера. При виде этой частички японского быта Сэйсаку Яманэ стало тоскливо, и все вдруг показалось чужим и неприятным. Он почувствовал некую взаимосвязь между его поездкой в Америку и несчастьем, которое произошло дома. Не надо было ему уезжать из Японии, подумал он, тогда, может быть, и отец был бы жив.
— Когда подводная лодка ударила наше судно, твой отец стоял у самого борта. Это все, что я помню. Я не удержался на ногах и упал на палубу, сильно ударился головой и потерял сознание. Что происходило затем, где были все наши, не знаю, — повторял Фуруя, многолетний помощник капитана «Никко-мару».
Оба сына Акира Яманэ росли у него на глазах, и хотя Кадзуо стал большим человеком в управлении безопасности на море, а старший — Сэйсаку — инженером в крупнейшей судостроительной компании «Исикавадзима-Харима», Фуруя говорил им «ты».
— Американцы сбежали, — зло сказал Нагаи.
На «Никко-мару» он плавал недавно, но родился в том же рыбачьем поселке, что и семья Яманэ. Кадзуо хорошо помнил коренастого бойкого парнишку, азартно игравшего в бейсбол. Теперь Нагаи уже почти тридцать, он отрастил длинные волосы и усы, обзавелся двумя детьми. Кадзуо слышал, что Нагаи вроде бы хотел перебраться в Нагоя, даже устроился там на работу, но лишился ее прежде, чем успел выписать к себе семью, и в результате вернулся в их деревушку. Акира Яманэ охотно взял его на свое судно.
Отец все последние годы жаловался, что рыбаков — не только у них дома, но и в соседнем городке Уодзу — все меньше и меньше, и старики умирают, а молодежь предпочитает этому тяжкому и ненадежному делу работу полегче. Ловить рыбу у берегов Японии стало куда труднее, чем в те времена, когда Кадзуо был мальчишкой и вместе с отцом выходил в море. Они с братом по ночам размахивали длинными шестами, к которым прикреплялись мощные фонари, чтобы заманить рыбу в заброшенные сети. А весной и осенью здесь, в заливе Тояма, особенно в жаркие, душные дни, возникали странные, волнующие миражи.
— Почему же американцы не стали нас спасать? — не переставал удивляться Нагаи. — Если бы они остановились и сразу нам помогли… Когда раздался грохот, я вскочил с постели и бросился на палубу. Мы увидели рядом с нами подводную лодку, которая быстро погрузилась в воду. Через пять минут после удара «Никко-мару» начала тонуть, мы даже не успели передать SOS. Команда спустила шлюпки. Осталось тринадцать человек — уважаемого капитана Яманэ, механика Миядэра и рыбака Хирата мы не нашли, они, похоже, погибли сразу. Когда наши две шлюпки стали отходить от тонущего судна, появился низко летящий самолет. Мы не знали, что нам делать, то ли стараться привлечь его внимание в надежде на помощь, то ли сидеть тихо. Самолет был американский. Он сделал два круга над нами и исчез. Мы все же надеялись, что через несколько часов нас спасут. Но помощь не приходила. Погода испортилась, поднялась волна, нас все время заливало. Мы не могли определить, где точно мы находимся. Впрочем, это и не имело значения — плевать против ветра мы все равно не могли. Часа через четыре после того, как мы сели в шлюпки, на расстоянии примерно одной мили от нас я заметил перископ подводной лодки…
Они сидели вчетвером в доме семьи Яманэ. Смерть уже наложила отпечаток на веселый и гостеприимный дом старого рыбака. Зажгли свечи, в комнатах было мрачно и темно. Как Кадзуо ни уговаривал мать посидеть спокойно, она с раннего утра возилась на кухне. Днем пришли соседки, чтобы помочь устроить поминки, и даже в гостиную доносились запахи свежеприготовленной горчицы, красного перца, имбиря, чеснока и соевого соуса. В электрических рисоварках готовился тщательно промытый и отобранный рис. Мать несколько раз предлагала Кадзуо и гостям поесть, но они наотрез отказывались.
— Увидев перископ, мы здорово испугались, — вспоминал Фуруя. — Думали, что подводная лодка получила приказание добить нас. Мы все решили, что американцы проводили там секретную операцию, и, чтобы никто не узнал об этом, решили нас уничтожить. Конечно, Америка вроде бы дружественная страна, у нас с ней договор, но…
Спасение пришло через восемнадцать часов. Оставшихся в живых подобрал ракетный эсминец «Амацукадзэ». Официальное сообщение о столкновении подводной лодки с рыбацким судном штаб ВМС США, базирующихся на Японских островах, передал в Токио через тридцать пять часов после катастрофы.
Кадзуо Яманэ слушал рассказ рыбаков как во сне. Первые несколько часов он думал только об отце. Акира Яманэ было всего пятьдесят семь лет… Кадзуо думал, что мать следует уговорить переехать в Токио. Одной ей здесь будет невмоготу — ведь в доме каждая вещь напоминала Акира Яманэ. В свободное время капитан любил плотничать. Надстроил второй этаж, сколотил книжные полки, стенные шкафы. В стеклянных коробках — макеты судов, на которых он выходил в море. Среди них и «Никко-мару».
Как могло случиться, что американская подводная лодка, оснащенная электронными «ушами» и «глазами», потопила рыбачье судно? Кадзуо Яманэ был моряком, он десять лет работал в управлении безопасности на море и сам занимался расследованием кораблекрушений. О таком случае ему еще не приходилось слышать. Но самым удивительным было то, что американцы нарушили первый долг моряка и не оказали помощи потерпевшим бедствие. Они позорно бежали, а американское военно-морское командование связалось с правительством Японии, когда рыбаков уже подобрал случайно оказавшийся там эсминец.
— Минут за двадцать до страшного удара, от которого наша «Никко» пошла ко дну, мы слышали несколько сильных взрывов, — сказал Фуруя. — Словно рвались глубинные мины. Если американцы проводили минные учения, одна такая мина запросто могла пробить днище «Никко».
— В этом районе американцы не имели права проводить учения, — покачал головой Кадзуо. — Там проходит оживленная морская трасса.