Час скитаний

Но об Александре Данилове он отзывался уважительно. Что вообще-то для него было нехарактерно. Поэтому, узнав, что старик, возможно, захвачен «сахалинцами» и увезён, как и его внучка Женя, как и ещё многие сибиряки… узнав об этом, Татьяна Владимировна обещала содействовать, чем сможет.

Старшая дочь Марии и Владимира Богдановых, хоть и не имела власти в городе, но явно обладала большим авторитетом, да и кипучей энергией тоже. И уж точно была помудрее своего младшего брата Захара, при всём уважении алтайцев и кузбассовцев к нему.

И пока её брат-правитель занимался вопросами обороны и восстановления экономики, заведующая больницей здорово помогла в организации сбора всего, что нужно для обеспечения отряда Ответного Удара – от продуктов природной фармакопеи и сшитой вручную амуниции до дефицитных довоенных вещей.

Привезли и цинки с патронами. Новенькими, с завода. Это был щедрый взнос от Милиции города, особенно щедрый, учитывая, что химическая промышленность Заринска после диверсий и разграбления пострадала сильнее всего, и следующие месяцы жителей может ждать патронный дефицит. Бездымный порох на основе нитроцеллюлозы, более мощный и подходящий для изготовления патронов к современному оружию, был сам по себе драгоценностью. Поскольку города, где он изготавливался, можно было по пальцам руки Волкова пересчитать. А в деревнях делали дрянной или вообще не делали. Хотя у ордынцев нитропорох тоже был. И не хуже, судя по всему. А вот те довоенные патроны, которые находили сталкеры в домах, обычно уже ни на что не годились, ведь нитроцеллюлоза разлагается.

Нашлись на складах Заринска и лекарства, полученные благодаря Автономным Поточным Линиям. Сами эти аппараты ордынцы увезли с собой как ценный трофей. Вернуть их, конечно, тоже было первостепенной задачей. Ведь это не обычные станки, а аппараты, созданные по технологиям, дававшим им гигантский срок службы. Вот такими шутками занимались древние. Готовились. Бешеные деньги тратили, готовясь жить после войны… и не попытались её предотвратить.

Добровольцев было столько, что многим пришлось отказать. Смотрели и на уровень подготовки, и на состояние здоровья, и на уровень мотивации. Если она исчерпывалась желанием вырваться из-под надзора правящего семейства Богдановых и вдоволь покуражиться над теми, кто попадётся под руку, то таких сразу отправляли за дверь.

Хоть «Йети» и разросся сначала почти до размеров полка, считая с резервом, но в итоге остановился на размере большой мотострелковой роты, как объяснил Сашке дядя Женя. Мол, моторесурс ограничивает количество тех, кого можно взять с собой. Да и столицу оставлять без прикрытия будет опрометчиво. Мало ли кто ещё бродит вокруг.

Пока бойцы отдыхали, старший сын Пустырника Пётр, матёрый следопыт и охотник, опять точил свой нож (младшего, Ефима, отец почему-то в экспедицию не взял, оставил в Заринске).

Братья Красновы – у которых с Сашкой было общее желание отомстить за одного и того же человека, – ничего не точили, потому что их ножи и так были остры, что они и доказали во время предыдущего захвата нескольких пленных. Они чистили своё оружие – винтовки у них были одними из самых лучших в отряде, личные, а не выданные со склада. Чистили и попутно в красках обсуждали, что сделают с ордынцами. При виде Саши они не стали говорить тише.

Любой гуманизм ради гуманизма остался в прошлом. Если изредка человечность к врагам и проявлялась – как, например, в ходе освобождения Заринска, – то только прагматично, там, где от этого была польза. Всех остальных убивали без всякой жалости, хотя и не мучили долго, как следовало бы по принципу «око за око».

Кожевник и швейный мастер по фамилии Соловьёв чинил одежду, то ли себе, то ли ещё кому. Григорьич – кузнец и спец по слесарному делу – возился со своими железяками. Был он видный человек, хоть и вспыльчивый, как порох. Каждую мелочь, которую находил, умел приспособить в дело, даже гнутые гвозди. К нему же тащили и все предметы, которые казались полезными. Мог он одним напильником сделать такое, что раньше только на больших заводах выходило. В мирное время и ружья, и пистолеты изготавливал. Разве что автоматы не делал, но зато старые благодаря ему служили дольше. А уж мелочь вроде ремонта какой-нибудь снаряги – вообще за работу не считал. Он был незаменимым в отряде, почти как доктор Коновалов (с такой фамилией кем он ещё мог стать?). Как и предыдущий врач отряда, по возрасту в поход не попавший, тот был родом из Киселёвки

Этот делал то же самое, что Григорьич, но с людьми – врачуя организмы бойцов отряда почти таким же грубым методом кувалды и такой-то матери. Но, как ни странно, помогало. Люди были крепкие, двужильные и трёхжильные, как кабель, которым подключали электроприборы. Люди другой породы в послевоенной Сибири до этого дня дожить бы не смогли. Война и Зима подвергли их чудовищной селекции, какой не было, наверное, ни в одном уголке мира. Но те, кто уцелели… они были сделаны из стали.

Несколько раз на трассе им попадались брошенные «сахалинцами» при отступлении машины. Даже неопытному человеку можно было с первого взгляда отличить их от ржавых собратьев, стоящих на вечном приколе с самой Зимы. А глаз у разведчиков был намётанный – да ещё ордынцы даже не попытались столкнуть эти автомобили с дороги. Видимо, настолько торопились.

Один раз отряду попался уже присыпанный снегом могучий бронированный гантрак на базе КамАЗа. Правда, вооружение с него было снято, а шины, пригодные, чтобы проехать по снежной целине, не просто спущены, а проколоты.

Всё было тщательно осмотрено. Бойцы отряда «Йети» в основном были из Кузбасса и хорошо помнили «Дорогу слёз» и расставленные даже на трупах мирных жителей растяжки. Но теперь никаких взрывоопасных сюрпризов не было. Враг бежал в полном беспорядке и даже не старался прятать следы.

Короткий доклад командиру заставил Данилова-младшего снова пережить события прошлой ночи. Он вспомнил, как несколько часов назад они неслышно, будто смерть, подобрались на лыжах к старой пожарной части на окраине деревни, стоявшей на небольшом возвышении. Только с одной стороны, там, где громоздились старые трактора, к ней можно было подобраться незамеченными. Лёжа на снегу между ржавыми металлическими монстрами, бойцы осматривали территорию через бинокли и прицелы, которые позволяли видеть в темноте. Это они тоже получили из Заринска.

Решётчатый забор давно развалился, целые секции его отсутствовали, но ворота с красной звездой и буквами МЧС были заперты, как будто это могло кого-то задержать. На высокой крытой вышке из железных ферм рядом с рыжими, с облупившейся краской металлическими баками, было пусто. Да и лестница обвалилась, так что наблюдатель не смог бы туда залезть при всем желании. А вот в окнах двухэтажного кирпичного здания, на дверях которого ещё можно было разглядеть какую-то предупреждающую табличку, горело несколько огоньков.

Перед закрытым шлакоблочным гаражом стоял занесённый снегом УАЗ без одного колеса. Даже с оставленным на крыше пулемётом он выглядел беспомощно.

Вдруг на их глазах ворота бокса медленно открылись, и Младший в бинокль заметил внутри ещё несколько машин, но каких – не разобрал. Он просто не знал их названий.

Из гаража вышел худой и сутулый человек в камуфляжной куртке и низко надвинутом капюшоне. Механик – а в том, что это именно механик или водитель, Сашка был уверен – прошёл мимо УАЗа и пнул его ногой по колесу. А потом, петляя как заяц, походкой пьяного направился по тропинке с холма вниз к деревне. Можно было грохнуть его одним выстрелом, несмотря на все зигзаги, но такой задачи пока не стояло. Да и часовых – или просто не занятых ничем врагов – в здании резать было рано.

Основная масса ордынцев была рассеяна по деревне. Их диспозицию надо было вычислить и нанести на план перед ударом.

Дома, где жили люди, легко было заметить – над ними поднимались дымки. В такую погоду без печи никто обойтись не сможет. Были в селе и голые остовы зданий, были и дворы без единой целой постройки, но были и дома, которые стояли крепко, хотя не имели ни крыши, ни стёкол. В основном эти были из дерева, а не из кирпича. Надёжно их срубили в своё время из лиственницы, а может, и из кедра. Или сложили из каких-нибудь шпал.