Побочные эффекты

– Вань, а у тебя девушка есть?– задала одна из стайки вопрос.

– Нет,– помотал головой Иван.– И не будет. Я решил так. Главное – дело.

Девчонки восхищенно-уважительно зашептались, кажется, одобряя желание своего кумира посвятить себя исключительно музыке.

Со всей суетой не заметил. что за ним и кучкой фанаток-малолеток следует еще один человек, тот самый “бард”-музыкант, который сидел в звукозаписывающей комнате. Чего хотел этот солидный мужчина – непонятно, но шагал уверенно и, кажется, планировал не спускать глаз с молодого дарования.

Кумиры и поклонники

Ваня, признаться, гораздо больше любил такие перфомансы в скверах или на улицах, чем электрички, хотя, честно говоря, в смысле денег жд-тема была перспективнее, потому и ходил по вагонам. Но сегодня выходной, можно и не стремиться особенно заработать, хотя к этому стоит стремиться всегда.

Вытащил баян, уселся верхом на кофр, в котором носил музыкальный инструмент. Может, и тяжелый “чемоданчик”, зато сиденье отличное. Сумку для денег развернул, разложил, вовнутрь положил каменюку, чтобы не уносило его “шапку для подаяний”. Пробежался по кнопкам. Для начала зарядил бодренькое из советского прошлого. Сам он не слишком любил всякие военные песни, но, что ценится, то и хорошо.

Девчонки, тянувшиеся от студии звукозаписи, похихикивая, стояли в сторонке. Им тоже, кажется, не слишком понравился репертуар из ветхозаветного прошлого. А вокруг, между тем, начали прибывать люди. Сначала остановилась женщина лет пятидесяти. Задумчиво постояла, слушая музыку, которая нравилась, возможно, ее родителям. лицо у тетушки было уставшим, словно и не выходной день. Дешевые ботинки стоптаны вовнутрь, куртка невнятного серо-бежевого цвета. Зачем только такое продают? Ну, да и это бы ладно. Зачем вот эта женщина с выцветшим от жизненных невзгод лицом купила подобный наряд, не придававший ее коже никакой свежести?

Удивительная тема для размышления: время и люди в нем. Ваня любил о таком подумать, особенно, когда музыка располагала. Закончил бравурные мелодии. Прижался щекой к инструменту и чуть улыбнувшись завел “Романс Рощина”. Не знал толком – почему, но любил эту исповедь глупого зрелого мужчины. Ни по возрасту, ни по интересам понимать подобное не мог, а понимал. Чувствовал.

Продолжил размышлять о времени и людях в нем. Вот хотя бы эта женщина. Она ведь не была раньше такой? Серой и несчастной. Не была. Уверен. Может быть, тридцать лет назад шла по этому же скверу, держась за локоть парня. И он говорил всякую ерунду. Рядом с симпатичными девчонками всегда или немеешь, или всякие глупости начинаешь нести. Про это даже Ваня знал, хотя никаких девчонок не встречал и ни с кем не гулял.

Удивленно обернулся, заслышав, как его инструмент поддержала гитара. Бородатый Гоша стоял рядом, играя тот же романс. Было странно, но круто. Все же дорогая вещь, дорогой звук. Дуэтом они согласовались и пошли дальше вместе. Гоша, кажется, тоже любил эту песню. Такое всегда слышно: играет человек “по заученному” или понимает и любит то, о чем звучит. Гоша понимал. И, видимо, любил.

Показалось, что вокруг замерло движение. Весь мир случает только их двоих. Удивительное состояние, знакомое каждому музыканту, однажды взявшему зал. У вани так было за год до окончания музыкальной школы. Он себе придумал, что хочет исполнять “Песню без слов” Рахманинова на баяне.

– Да не играют это на баяне!– фыркал преподаватель.

– Значит, буду первым!– упрямо твердил Иван глядя в ноты и стараясь запомнить как можно больше, чтобы не отвлекаться.

В общем, настоял, хотя сам толком не понимал – зачем. Легло на душу. И учил не как обычно, а как положено, даже серьезнее. Он потом так свои собственные музыки не знал, как эту “песню без слов”, но к моменту концерта засомневался. Опять же, ну что такого? Не получится и ладно. Не бог весть, какая трагедия. Сыграет чисто, свое получит, отметят. Сам себя утешал, родители успокаивали, за кулисами решил: “Однова живем! Была, не была!”

Вышел с инструментом наперевес. Сел. Вздохнул. Взял первые ноты. И на миг забылся, так было хорошо. Будто его по этой музыке вели за руку. Ничто нигде не мешало, нигде не сопротивлялось. Будто для него писали. Все удобно.

Сначала слышал только музыку и себя, а потом услышал зал. Совсем иначе, чем раньше. Была тишина, особенная, совершенная. На любом концерте есть свои непоседы: шуршат, кашляют, ерзают, что-то бубнят. И все это, на самом деле, слышишь, хотя и не должен бы. А в тот день ничего такого не было. Только тишина. Зал дышал с ним вместе. И выдыхал необходимую паузу после завершения. А хлопали потом так, как, кажется, ни до, ни после в жизни Вани не было.

Сейчас вокруг них двоих была похожая тишина, хоть и не абсолюте. Суетное место давало себя знать, но те, кто слушал, притихли. Гоша над левым плечом негромко мурлыкал: “Ты любовь моя последняя, боль моя…”

Закончили, сорвав аплодисменты.

– Ну что, жулик,– улыбнулся мужчина,– развлечем твоих девчонок чем-нибудь, или еще про классику?

– Они не мои,– пожал плечами Царев.– Одна увязалась, а потом еще и подружек притащила.

– Дурак ты, Ивашка под простоквашкой,– обидненько пошутил Гоша.– Это же фан-клуб! Первые люди для любого артиста!

– Мне с ними расцеловаться что ли?– скривился Ваня.

Поднялся со своего сидения, взял пару аккордов. И завел еще одну старую добрую песню. И вот, если бы не этот бородатый Гоша, он бы сейчас играл что-нибудь поживее и поближе к дате своего рождения, а приходится вот это вот. Но все равно теперь уж отступать не будет.

– Письма, письма лично на почту ношу.

Словно, я роман с продолженьем пишу

Знаю, знаю точно, где мой адресат, —

В доме, где резной палисад.

– Ну-ну,– послышалось насмешливо со стороны гитары, которая поддержала музыку и голос Ивана.– Ты хоть в курсе того, о чем поешь?

И ведь понимал же, что солист ему не ответит, забираясь на верха, так зачем спрашивать?

– В доме, где резной палисад,– выводил Ваня, пытаясь понять, хватает ли силы наверху, вроде хватало, звук был чистым и мощным, не прижимался, хотя иногда сам слышишь не очень себя.

Дальше с ним никто не разговаривал, давая допеть советский хит. Толпа вокруг стала вполне осязаемой. Подятнулась пара полицейский. Завидев их, Гоша чуть подтолкнул Ваньку, но тот продолжал играть. Если проблемы будут, то уже и будут, но его редко трогали. Нравился что ли?

Вот и эти постояли, послушали и пошли дальше.

– В мое время так не было,– хмыкнул Гоша.

Сделали паузу, собирая деньги. Иван было заколебался, но честно разделил доход пополам. Навязавшийся помощник не стал отказываться.

– Что дальше в репертуаре?– спросил мужчина, пряча купюры.

– А дальше вы не знаете,– покачал головой,– это я сам пишу.

– Тогда перехожу в слушатели,– и удалился в сторону девчонок, стайка которых на утешение Ваньке поредела.

Свой стиль, правду сказать, до конца Царь еще не нашел. Пробовал разное. Выслушивал отзывы подписчиков на каналах. Что-то принимал к сведению, что-то менял, но по большей части ловил рофлы. Временами попадались такие “эксперты”, куда бежать!

Сейчас казалось, что тяготел к балладам, маленьким историям про большие страсти и большие чувства, которых сам, однако, пытался избегать. Когда-то ему понравилось выражение, что на сцене блестят только стразы. Настоящие украшения выглядят блекло. Вот и в стихах, музыке блестит фантазия. Настоящее чувство быдет блеклым и плоским.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «