Фактор беспокойства

— Мишель? Ты чего замер? Тебе так нравится пение нашей «малютки Пиаф»? — в голосе моего друга слышится едва скрываемое торжество. Ну как же, такой «алмаз» и у него в руках!

— Нет. Она поёт вообще отвратительно, — слегка «обламываю» своего бывшего компаньёна в его радужных мечтаниях, — и «малютка Пиаф» ей совсем не подходит, это тавтология. Просто «Эдит Пиаф», так будет правильно.

— «Эдит Пиаф»? Мишель, ты считаешь, что одного имени будет достаточно, чтоб завоевать симпатии публики? — Луи слегка недоволен и озадачен моими словами.

— Симпатии она завоюет своим голосом, когда её научат правильно петь и держать себя на сцене. Но я бы тебе посоветовал дать ей немного денег и сплавить кому-нибудь другому. Или просто выпнуть на улицу. Или давай я предложу ей денег, если тебе это невместно и пусть она убирается туда, откуда и появилась? — что-либо объяснять всё равно бесполезно и щадить чувства своего товарища не собираюсь. Он этого не знает, но я действую в его интересах.

— Это ещё с чего бы? Ну ты и посоветовал! — мой друг похоже уже серьёзно на меня обиделся. К тому же его оговорка «наша малютка Пиаф» явно неспроста. Видимо Луи уже имеет на неё свои виды.

— Луи, эта девица такой «большой гембель», что тебе лучше с ней не связываться. Она и без тебя сможет завоевать весь этот мир. Боюсь, что тебе с ней просто не совладать и этого «воробышка» лучше всё-таки сразу отпустить на волю. Но если попытаешься её удержать, то… «В палец клюнет, в ладонь нагадит, а всё равно вырвется и улетит»© — но моей апофегмы Луи не понял.

Судя по его насупленному виду, он ожидал от меня чего-то совершенно другого, но что я могу ему предложить? Если бы оставался во Франции, то сам взялся бы «гранить этот алмаз», но не факт, что справился бы. Эту девицу уже сейчас надо «ломать через колено», чтоб выбить из неё ту дурь, что сидит в её голове. Да и от той «дури», что полно в её крови, тоже надо избавляться. Сейчас ещё не поздно начать лечение от наркологической и алкогольной зависимости, но делать это надо жёстко и безжалостно, а не так как происходило в моей реальности. Когда едва «выпорхнув» из очередной клиники Эдит тут же «праздновала» своё возвращение к нормальной жизни пьяным загулом и употреблением «травки», а спустя некоторое время вновь подсаживаясь на кокаин и морфий.

— Мишель, мне надо идти к гостям. Посмотришь представление? — Лепле хмурится, но выглядеть негостеприимным не хочет.

— Отчего же не посмотреть? Останусь, посмотрю. Только шепни своему «воробышку» чтоб сразу после выступления зашла ко мне вместе с сестрой. Думаю что мне есть что им сказать и возможно что-то посоветовать. — Луи улыбается и облегчённо вздыхает. От его насупленного вида не остаётся и следа, а вот мне что-то совсем не радостно.

— Луи, передай Николасу что я хочу его видеть, мне с ним пару вопросов обсудить надо бы. — мой друг согласно кивает и уходит, а спустя пять минут в кабинете появляется охранник.

— Мишель, Луи передал что ты хотел со мной о чём-то переговорить? Я слушаю? — Николас слегка удивлён. Мы с ним виделись не далее, как три часа назад и тогда никаких вопросов у меня к нему не возникло. Взглядом указываю на сцену:

— Что ты о ней думаешь? — глава секьюрити мельком глянув на певичку, пренебрежительно кривится и равнодушно отвечает:

— Эта пташка не в моём вкусе, я люблю женщин в теле, а тут при всём желании ухватится не за что. — Николас уничижительно «хрюкает», но я знаю, что это он так выражает своё «хмыканье».

Однажды перебитый в драке нос нормально так и не сросся и теперь просто «хмыкнуть» уже не получается, но похоже, что это «хрюканье» ему даже нравится. Во всяком случае никогда не замечал, что б он комплексовал по этому поводу. И вообще «комплексы» — это не по части охранников Луи Лепле. Они вместе с ними «поднялись с самого дна», а там сантименты как-то не приветствуются и не приживаются.

— Дружище, я хочу дать этой шалаве немного денег, чтоб она исчезла из поля зрения Лепле и никогда больше не появлялась на его пути.

— Мишель, это плохая идея и Шефу она точно не понравится! — Николас смотрит на меня настороженно, не зная, как отнестись к моим словам.

— Я понимаю это. Поэтому и прошу тебя присутствовать при нашем разговоре, чтоб потом не было недомолвок. Заодно покараулишь выход, чтоб эти свиристелки не сбежали раньше времени. А для Луи своё мнение я уже высказал, так что он в курсе моего отношения к этой девице. — в ответ вновь слышу неопределённое «хрюканье».

У Пиаф очень короткое выступление, всего пять песенок «дворового формата», даже на «жестокий романс» не потянут. Так, всего лишь незатейливый шансон уличных певичек, а вот в Одессе поют намного приличнее и душевнее. Но это всего лишь самое начало сценической карьеры певицы, вскоре в репертуаре Джованны Гассьон появятся настоящие песни и профессиональные композиторы. Уже в совсем недалёком будущем она станет той самой «Великой Эдит Пиаф» о которой узнает весь мир и кого назовут «Голосом Франции». Но она сделает это уже без моего друга Лепле. Так что расставание с Луи на карьеру певицы никак не повлияет, а вот его самого от страшной участи уберечь может. Да и самой Эдит, если что, в будущем не придётся оправдываться в своей непричастности к его смерти.

Окончание «Премьеры» завершается шумом в зале. Публика громко смеётся и даже восторженно свистит. Слышны иронические выкрики «Браво!», «Бис!» и громкие аплодисменты. Но все эти аплодисменты предназначены скорее для Лепле, о чём свидетельствуют возгласы: — Луи! Ну ты нас и повеселил! Где только и откопал такую громкоголосую птичку? Вот же пройдоха! — мне приходилось читать, что первое выступление Эдит в кабаре «Жернис» закончилось бурными овациями. Лично я в этом очень сильно сомневался, а теперь и убедился. Эдит лихо поёт «мимо нот» и бедному аккомпаниатору постоянно приходиться подстраиваться под певицу, но похоже он с этим уже смирился. Даже две недели упорных репетиций не смогут сделать из человека не знакомого с элементарной музыкальной грамотностью великого вокалиста. Но в моей реальности сама Эдит этого похоже не понимала или делала лишь вид что не понимает. Заявляя, что с первого выступления сразу «покорила» публику. Вот и сейчас она вместе со своей «сестрой» буквально вваливается в кабинет, на ходу громогласно обсуждая своё выступление и восхищаясь бурными аплодисментами публики принимая их на свой счёт. Но не догадываясь, что они предназначались вовсе не для неё.

— О! Момона, кажется нас хотят накормить от пуза? — Эдит с вожделением смотрит на блюдо с остатками ягнёнка и переводит взгляд на меня: — Это нам? — молча киваю и наблюдаю как две оголодавшие подруги плюхаются за стол и набрасываются на мясо. Рука Эдит тянется к бутылке с коньяком, но я успеваю её опередить и убираю бутылку в бар.

— Пейте черничный морс, это Вам полезно. — от моих слов Пиаф кривится и громко шепчет Симоне:

— А парнишка-то прижимистый, выпивку зажал! — и хихикает: — За это мы ему отомстим и не дадим себя лапать!

От двери, которую подпирает Николас, доносится приглушённое «хрюканье». Действительно, и что тут «лапать»? Две «стиральные доски», что позабыли дома свои «женские прелести»? Но это не их вина, а скорее беда всех «трущобных девушек» выросших в нищете и никогда не евших досыта. Откуда мясу на теле нарасти, если нормального питания с детства не видели? Сам такой был, так что отношусь к этому с пониманием. Спустя десять минут от угощения на блюде остаётся лишь небольшая горочка косточек и обе подруги облегчённо откинувшись на стульях сыто и синхронно отрыгивают. Да уж… манеры девушек явно оставляют желать лучшего, но этикету поведения Джованне ещё только предстоит научится, впрочем, так никогда и не освоив его в полной мере.

— Мсье, не знаю, как там тебя… папочка Лепле передал что ты, хочешь мне что-то предложить? Я внимательно слушаю! — Эдит хихикает и добавляет: — Но учти, мы с Момоной за еду ноги перед кем попало не раздвигаем, даже перед таким красавчиком как ты!