Страница 61 из 95
Вскоре наши «посиделки» в ресторане заканчиваются. Эпштейн утром убывает в Голливуд, мне тоже пора отдыхать, а Ольга с Людмилой остаются поболтать «о своём, о девичьем». Надеюсь они подружатся, всё-таки у этих молодых женщин общие интересы, а в большом городе сложно прожить, не имея близкого друга. На прощание беру у Люси её домашний адрес и обещаю уже на следующий день ближе к обеду обязательно навестить с визитом Людмилу и Зинаиду Михайловну у них дома.
* * *
Во время обеда в доме у Лопато дамы делятся последними новостями о наших общих знакомых оставшихся в Париже. Зинаида Михайловна со смехом рассказывает об Артуре Антоновиче, что в конце сентября однажды нагрянул к ним в гости находясь в изрядном подпитии. И возбуждённо размахивая газетой поминутно восклицал, что: — «Анатра всегда верил в этого несносного мальчишку»! Так они узнали «о мировой сенсации» — открытии гелиоглифов на плато Наска. Ну да! Шумиха в газетах и журналах тогда поднялась нешуточная. Об этой новости сообщили все мировые издания и на какое-то время она даже потеснила на второй план сообщения с «Латиноамериканских фронтов». Тем более, что источником сенсации стал известный американский учёный-историк Пол Косок из Нью-Йоркского университета Лонг-Айленда. Не знаю, чем первоначально руководствовался Ла Гуардия в выборе своего «консультанта», но его «креатура» полностью оправдала надежды Мэра, подтвердив сенсационное открытие не менее сенсационными фотоснимками. Первоначальное короткое сообщение гласило что это открытие совершил американский профессор при поддержке Мэра Нью-Йорка, организовавшего «археологическую экспедицию». Но дотошные проныры-журналисты быстро докопались до истины и даже разыскали в Мехико моего друга Альберта. А тот в свойственной ему манере возмущённо поведал, что это именно мы были «первооткрывателями». Впрочем, на первенство так же претендует Испания, заявившая что об этом феномене она знала ещё с незапамятных времён из сообщений своих конкистадоров.
Так что в обширной статье самого Пола Косока уже вскользь было упомянуто, что экспедиция состоялась после сообщения о загадочных рисунках от «эксцентричного путешественника», которого непонятно с какого перепуга «понесло в горы». Но тут Косок наступил «на больную мозоль» Шуберту, уже сложившему «два плюс два» из газетных сообщений. Вскоре в «Нью-Йорк таймс» появилась большая и, как я понимаю, «заказная» статья о молодом советском дирижёре Майкле Лапине, что сейчас выступает в Театре Шуберта. Оказывается, этот молодой Маэстро не только «популярный композитор и дирижёр», которому сам Артуро Тосканини доверил управление своим оркестром, но к тому же отважный пилот, покоривший Анды в целях рекламы своего мюзикла и попутно мимоходом совершивший мировое открытие. «Подумаешь… А я ещё вышивать могу… и на машинке тоже»©
Немного поговорили о будущем фильме что собираются снимать братья Уорнеры. Судя по вспыхнувшей мечтательности в глазах Люсеньки, девушка совсем не против того чтоб сниматься в кино. Но тут я ей не помощник, не настолько уж хорошо знаком с Джеком Уорнером, чтоб рекомендовать ему «начинающую актрису» по блату. Вот с Ольгой Вадиной познакомил, текстов новых песен пообещал, а большего, увы, не могу. Неожиданно в нашем разговоре всплывает фамилия Александрова. В первый момент даже не сразу соображаю, что речь идёт о том самом человеке, которого разыскивал в Остине по просьбе Порфёненко. Зинаида Михайловна печалится дочери что Сашенька Александров, старый знакомый и друг семьи ещё по Харбину, теперь совсем без средств, так как оставил прежнее место службы.
— Люся, ты же помнишь каким гордым и щепетильным был Александр Сергеевич? Даже не хотел поначалу принимать помощь от Ильюшеньки на изготовление протеза. Еле уговорили! А теперь новый владелец ресторана потребовал, чтоб его швейцар встречал гостей «при полном параде» и для этого нацепил на свою грудь «иконостас» из чужих орденов. Для бывшего прапорщика Императорской армии это совершенно невместно! Сашенька с негодованием отверг требование нового хозяина. Вчера при нашей случайной встрече сказал мне, что лучше уж опять начнёт прыгать с парашютом на потеху публики, чем согласится на такое постыдное унижение своего достоинства и чести! Хотя в его возрасте и с его увечьем всё это может закончиться трагедией.
Вот тут и насторожился, а задав несколько уточняющих вопросов полностью уверился, что это именно тот человек, что мне нужен. Однако, как же тесен Мир. И как причудливы его хитросплетения! Распрощавшись с хозяйками тут же отправляюсь по указанному адресу ресторана, а там у официантов узнаю адрес гостиницы где проживает отставной прапорщик. Возможно, что помощь старого товарища и его предложение сейчас окажутся как нельзя кстати для человека, оказавшегося в очень непростой жизненной ситуации.
* * *
Александр Сергеевич поначалу встречает меня настороженно, но узнав, что я приехал передать привет от Владимира Порфёненко, тут же приглашает пройти в номер и усадив за стол принимается дотошно расспрашивать о своём товарище. Деньги от бывшего компаньона принимает, но как-то равнодушно, а вот мои рассказы о «Борисове» и семье Владимира Николаевича слушает с интересом и явно радуется за своего старого друга. От предложенной стопки водки «за знакомство» отказываюсь, ссылаясь на завтрашнюю репетицию, но стакан крепкого чая принимаю с благодарностью. А дальше наш общий разговор как-то незаметно переходит в монолог бывшего прапорщика. Невольно вспоминаю себя «прошлогоднего», когда так же «изливал душу» ныне покойному Илье Ароновичу. Видимо потребность выговориться постороннему «о наболевшем» присуща всякому русскому человеку.
История этого белоэмигранта, уставшего от безысходности своего существования, в общем-то типична для текущего времени. Уроженец Омской области, в то время носившей название Акмолинской губернии, любимый и любящий сын небогатого землевладельца. В тысяча девятьсот десятом году окончил Томский технологический институт Императора Николая второго. Учился на горном факультете под руководством Обручева Владимира Афанасьевича. От него заразился идеей о том, что Западная и Восточная Сибирь, это надёжно скрытые неисчерпаемые кладовые природных богатств, которые просто необходимо найти. По окончании обучения и возращении домой, нанимается буровым мастером в изыскательскую партию местного купца-промышленника. Тот тоже бредит открытием новых нефтяных месторождений и даже ездил в Баку чтоб «изучить на месте» способы нефтеразведки и нефтедобычи, но признал их непригодными к сибирским условиям. Простым «черпаньем из колодцев» в Сибири много нефти не поднимешь, и неугомонный купчина отправляется в Америку, чтоб набраться «ума-разума» у техасских нефтедобытчиков.
В тринадцатом году на берегу большой обской протоки возле небольшого летнего поселения местных хантов, что и навели поисковую партию на признаки большой нефти, была заложена первая разведочная скважина. Эти «признаки» были видны повсюду даже невооружённым глазом. И в красивых радужных разводах на поверхности воды близ лежащего «гиблого» вонючего болота, и в виде редких, переливающихся на солнце «масляных пятнах», неспешно плывущих по широкому руслу Юганской Оби. Но первое «разведочное» бурение результатов не дало. За лето и осень удалось пройти всего девятьсот метров. В Техасе этого хватило бы с избытком, но в Сибири оказалось недостаточно. На следующее лето бурение продолжили и дошли до отметки в тысячу девятьсот метров. Казалось, ещё чуть-чуть, и нефть будет найдена, но тут разразилась Великая Война. Естественно, все разведочные работы были свёрнуты и отложены до лучших времён. Изыскательская партия вернулась в Омск, а вскоре Александр по примеру многих своих товарищей уходит на фронт вольноопределяющимся.
Воюет в пехоте. Не единожды приходилось ходить и в разведку, и в штыковую атаку, но даже царапины не получил. За два года дослужился до унтера, заработал два георгиевских креста, был направлен на фронтовые краткосрочные курсы и по их окончании аттестовался прапорщиком. Продолжал честно служить родине в окопах, но тут произошла Февральская революция, затем последовал Октябрьский переворот, а вскоре случился позорный Брестский мир. Прапорщик снял погоны, спрятал георгиевские кресты от чужих глаз подальше и в начале ноября вернулся домой. Но дома его никто не ждал, да и самого дома тоже не было. Бывшие работники поместья хозяйский дом разграбили и сожгли. Отец умер ещё до революции, матушка об этом писала. Но вот раззора своей усадьбы уже её сердце не смогло выдержать. Куда сгинула младшая сестра, фронтовик в тот день так и не смог дознаться. Мужики отводили глаза, конфузливо усмехались, но помалкивали. Бывший разведчик вернулся ночью и тщательно «расспросил» самого наглого, что советовал «барину» уезжать «от греха подальше». А затем словно пелена на глаза упала от услышанных признаний душегуба и насильника. Очнулся уже утром, когда закончились все те, на кого указал душегуб. Сел на коня и бездумно поехал куда глаза глядят. За что он воевал? Кого защищал? Тот самый «народ», что над его беззащитными матерью и сестрой безбоязненно и жестоко надругался?