Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Я написал шесть романов о шести изгнаниях. Назревает седьмой.

Расскажу о Геннадии Михайловиче Шило. Он с единомышленниками создает новый вариант вузовского образования – ускоренное развитие дарований, талантов, высших способностей. И создаст вопреки всему.

…Меня судьбы Андрея и его ректора так сильно затронули по трем причинам.

Я об этом написал много книг: именно в смутные времена во всех странах мира, особенно в России, активно развиваются как бы параллельно две линии: агрессивная преступность и трансцендентная, т.е. высшая, талантливость взрослых и детей.

Вспомним: рядом с апостолом Павлом, Сенекой, Рафаэлем и Леонардо, протопопом Аввакумом и Бердяевым, Булгаковым и Ильиным всегда соседствовали палачи и гонители.

Прав был Герцен, когда отмечал, что "Россия будущего всегда жила в мальчиках, только что вышедших из детства, но сумевших вобрать в себя и общечеловеческую науку, и чисто народную Русь". Эти слова я взял эпиграфом для моего четырехтомника "Евангелие от Учителя". Детство – истоки мессианской роли России, во что я глубоко верю. Прав был Шопенгауэр, когда писал, что "всякий ребенок в известной мере есть гений, и всякий гений в известной мере – ребенок. Сродство обоих обнаруживается в наивности и в возвышенной простоте". И еще такого рода мысли: в гениальности нет ничего мистического – это высшая способность к длительным напряжениям, это люди, чей мозг работает так, как мозг обычных людей работает лишь в особой ситуации (Швебель, Юнг, Бердяев и др.).

Мне до сих пор непонятно, каким образом у Андрея Коробейникова одновременно так мощно развились два прямо противоположных дара – логического и образного склада. У него блистательная техника и необыкновенная проникновенность. У него облик и манеры ребенка, а когда он садится за рояль, льется божественная музыка, которая буквально ошарашивает и музыкантов, и немузыкантов.

Вторая причина моего обращения к проблеме гения лежит в области ПРАВОВОГО ВОСПИТАНИЯ И ПРАВОВОЙ ЗАЩИЩЕННОСТИ НАРОДА. Об этом я написал большой роман "Подозреваемый", героями которого являются реальные мои современники – и ректор Европейского университета права Г.М. Шило, и педагог этого университета, полковник милиции, профессор С.В. Максимов, и правоборец, завуч учебно-воспитательного комплекса 1804 г. Москвы А.В. Курбатов, и его сын-девятиклассник Всеволод Курбатов – оба открыто выступили против наркомании и преступности (в отца стреляли из дробовика, а сына избили хулиганы). В моем романе талантливые подростки ведут активную борьбу с коррупционерами и насильниками, ратуют за правовую защищенность личности. Меня поразило и то, что Андрей Коробейников, этот крохотный человечек, которому не отходить бы от рояля, ринулся в юриспруденцию, чтобы изучить законы для защиты прав человека!





И здесь интересы и даже судьбы ректора Шило Г.М. и его гениального ученика как бы совпадают. Совпадают в главных своих очертаниях: Геннадий Михайлович сам достиг высшего уровня в юридических науках, став доктором наук, профессором, президентом восточно-европейского отделения Международной Академии Наук, директором технического сектора этой Академии. Его, как и Андрея, преследовали, гнали, наносили ему незаслуженные оскорбления. И по сей день он ведет неравную войну с чиновниками, пытающимися перекрыть кислород его правозащитной деятельности, закрыть его вуз! Возникнет проблема. Не для ректора, он свободен: десятки лет был преуспевающим адвокатом, готов снова с головой погрузиться в адвокатуру или возвратиться к одной из десятка профессий своей бурной молодости. Проблема – для государства, которое так расточительно относится к своим талантам. Самая, пожалуй, значительная заслуга Шило Г.М. состоит в том, что он создал новый учебный план на началах трансцендентальной педагогики, которым предусмотрена необходимость каждого студента, будущего правоведа, готовиться к правозащитной деятельности.

И третья проблема, возможно, связанная с двумя предыдущими, – это проблема преодоления бюрократического авторитаризма, который парализует и школу (высшую и среднюю), и социальные институты, и производство, и науку. Россия всегда славилась изощренностью в способах уничтожения своих дарований: надо ли перечислять, скольких гениев она загубила?! Сегодня отношение к талантам и дарованиям нашей земли ужесточилось. Чего стоит одна только цифра: 3 миллиона подростков стали беспризорниками! Сколько среди них даровитых молодых людей с высшими способностями, в развертывании которых так нуждается страна! А самочувствие тех замордованных перегруженными программами и авторитарными режимами детей, среди которых 70% думают не о жизни, а о смерти, детей с заниженными самооценками, ибо пребывают в семьях репрессивного типа, в школе репрессивного типа, в общении сверстников того же репрессивного типа. Такими были многие ответы второклассников, шестиклассников, старшеклассников и студентов вузов в моих опросах.

Как быть? Не караул же кричать. Несколько занятий понадобилось нам, чтобы названные категории учащихся в школах и вузах заявили не только о своих дарованиях, высших способностях и талантах, но и подтвердили свои трансцендентные возможности. Нам удалось разрушить миф об исключительности человеческих дарований. Прав был Альбер Камю, когда заявлял, что "гений – это лишь мимолетный шанс, и только работа и воля могут дать ему жизнь и обратить его во славу".

Я разделяю оптимистические взгляды некоторых американских исследователей, в частности Джина Н. Ландрама, доказывающего в своем недавно вышедшем у нас двухтомнике о гениях, "которые изменили мир", что гении и таланты не появляются с врожденными способностями, а воспитываются социальной средой и личным упорством: "Для достижения сколько-нибудь значимых целей НЕОБХОДИМО УПОРСТВО ТРУДИТЬСЯ И НЕ БОЯТЬСЯ риска, а гены здесь ни при чем".

Такая социализированная ориентация нам нужна, как воздух: "ИСТИННЫЙ ЭНТУЗИАЗМ СДВИГАЕТ ГОРЫ" (Д. Ландрам. "Гении, которые ломали правила". Феникс, 1997).

Я сейчас с группой педагогов и студентов, в том числе и Европейского университета права, создаю педагогику ускоренного развития дарований на основе Любви, Свободы и Созидания, высоко оцененную у нас и за рубежом. Я назвал ее трансцендентальной.