Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 84



— Как вам удалось достичь столь блестящего результата? — обратился к Василию корреспондент одной из наших газет, когда Василий в тот же день прилетел домой.

— Ну что я могу сказать? Сначала… значит… побежал… а потом…

— А потом?

— А потом… прибежал!..

— И это что, все? — тоскливо спросил корреспондент.

— А чего ж еще? — простодушно ответил спортсмен.

А на следующее утро в газете был напечатан очерк-отчет о рекордном забеге. Вот он, этот очерк:

«Когда Василий Карпуха вышел на беговую дорожку стадиона Трубацуно, все ему почему-то показалось здесь каким-то чужим, не родным, не близким. Например, зрители, которые оглушительно свистели на трибунах и на чистом зарубежном языке кричали: «Фончер-банчер-тунчер-кло!»,

«Фончер-банчер-тунчер-кло!», что в переводе на русский означало: «Судью на мыло!»

Василий огляделся: слева от него по второй дорожке должен был бежать Вальтер Кишке — длинноногий и белобрысый парень с умным и решительным лицом студента, восьмой раз идущего пересдавать экзамен. Справа — Джеральдино Лососино — маленький, но резвый итальянец, по профессии не то бухгалтер, не то безработный, и дальше — Джек Макферсон — негр, основной соперник по прозвищу Гага, что в переводе на русский означало: «Черепаха, которая обгоняет на рассвете собаку, в полдень — лошадь, вечером — сайгака, а ночью — молнию».

«Да, борьба будет трудной, — подумал Василий. — А тут еще и ветер, как назло, в спину не дует! И жары тоже нет!..»

Да, в совершенно непривычных, чрезвычайно тяжелых условиях Василию Карпухе предстояло бороться и обязательно легко победить.

И вот выстрел стартера. Бегуны дружно устремляются вперед. Макферсон возглавляет бег, но уже сейчас всем ясно, что Василий Карпуха, бегущий предпоследним, будет на финише первым.

Зрители на трибунах неистовствуют, пока еще молча наблюдая за ходом схватки. Но напряжение нарастает, бегуны пошли на последний круг. И вот, когда Макферсону оставалась до финиша какая-то доля секунды, произошло нечто такое, что до сих пор не происходило и вообще произойти не может.

Что такое Василий Карпуха? Это простой, рядовой человек. А что такое простой, рядовой человек?.. Это тот, кто всегда и везде впереди. И в тру де, и в отдыхе, и дома, и на работе, и в учебе, и в спорте. Именно поэтому Василий Карпуха собрал все свои силы, все свое мужество, всю волю, и когда, казалось бы, Макферсон, а вслед за ним Вальтер Кишке и Джеральдино Лососино должны были разорвать ленточку, он в самую последнюю долю секунды напрягся и вспомнил… Что же он вспомнил в самую последнюю долю секунды, наш славный парень Василий Карпуха, там, один, далеко, на никому не известном стадионе Трубадуно?!

А вспомнил он свое детство. Счастливое, поруганное войной детство простого, рядового человека.

И вспомнил он свое родное село, хату, голубое небо над головой и корову Маньку, которая всегда, в самую трудную минуту жизни, заменяла ему и товарища, и брата, и сестру…

Вот он подрос. Вместе с дедом Матвеем они ходили в ночь на рыбалку, ловили ерша на мормышку, варили уху на косогоре, а дед Матвей все рассказывал, рассказывал, рассказывал — про себя, про свое проклятое дореволюционное прошлое и повторял, повторял, повторял:

— Ай да Васютка!.. Ну и бегать же ты горазд дюже, кубыть тебя раскубыть!..

А Васютка улыбался в темноте своей белозубой улыбкой и смотрел на звезды, мечтая побыстрее кончить школу и поступить в Институт физкультуры на отделение «Шахматы». Он не знал еще тогда, в чем его истинное, настоящее призвание!

Вспомнил Василий Карпуха и свою старую учительницу Марфу Ивановну, которая много сделала, чтобы Василий мог бегать не просто, а грамотным, образованным человеком. И вот пронеслись годы, Василий Карпуха — студент. Конечно, трудно было жить на стипендию, сдавать экзамены, но если бы не упорные тренировки по восемь раз в неделю, учеба и наука не давались бы ему так легко и просто.

И вот тут-то как раз и пришла к Василию любовь. Пришла нежданно-негаданно, в тот самый момент, когда ему в раздевалке кто-то нежно наступил шиповкой на Hoiy. Василий поднял глаза и сразу решил:

«Вот она, дорогая, любимая моя подруга жизни, с которой я буду бегать нога в Hoiy до самой смерти, пока не надоест».

Поженились. Дети пошли. Побежали дети. Все в отца. Василий вспомнил лицо жены, заботливое, доброе, честное… Как там она сейчас?.. Волнуется, небось? Думает, наверное, что я тут без нее в ночное кабаре пошел?.. Нет, дорогая: верь! Пусть мой голос летит через тысячи километров. Ты слышишь, я люблю тебя!.. И я, твой Василий, не в ночном кабаре сейчас, а…

«Ой!.. Где я?.. — подумал Василий. — Где я? Ой!..»

И вспомнил Василий… И вспомнил тут Василий Карпуха, что бежать надо!.. Что если он сейчас, в самую последнюю долю секунды, не обгонит своих соперников, — не быть ему победителем, не стоять ему на пьедестале, не возвращаться ему домой подобру-поздорову…

И когда Макферсон уже почти коснулся грудью ленточки, а Кишке и Лососино приближались к финишу вслед за ним, спортсмен в красной майке вдруг рванулся вперед и — мгновение! — первым разорвал ленточку на мелкие кусочки!



— Кар-пу-ха!.. Кар-пу-ха! — на чистом зарубежном языке кричали зрители.

В связи с этим хочется в заключение добавить, что Международная лига бегунов снова, в который раз, приняла глубоко неправильное, неразумное решение о проведении в следующем году марафонских состязаний вне пределов стадиона. Гораздо удобнее было бы, если бы сорокадвухкилометровую с лишним дистанцию бегуны преодолевали бы на 100-метровой дорожке стадиона, двигаясь туда и обратно, туда и обратно… Пусть сокращаются большие расстояния!»

1962 г.

Это было года два назад. В обеденный перерыв вызывает меня к себе Иван Иванович и, плотно прикрыв дверь, говорит:

— Решили мы тебя, Сидоров, выдвинуть стотысячным посетителем общегородской выставки служебного собаководства. Не возражаешь?..

— Спасибо, — говорю. — Но только у меня уже есть общественная нагрузка: я цветы у Доски почета поливаю и в прошлом месяце бумагу для стенгазеты купил!

— Знаю, — проникновенно говорит Иван Иванович, — знаю, что трудно тебе!.. А кому сейчас легко?.. Читал, что в Конго творится?

— Ладно, — говорю, — уговорили. Постараюсь оправдать.

…Выставка располагалась на территории Парка культуры и отдыха. Над входом висело огромное полотнище: «Четвероногий друг лучше двуногих двух».

Я хмыкнул и сразу направился в дирекцию — фанерный с колоннами домик в конце аллеи. Главный администратор выставки встретил меня вопросами:

— Ваша профессия?

— Токарь.

— Неплохо!.. Есть ли родственники за границей?

— Нет.

— Хорошо!.. А кто ваши родители?

— Отец погиб на войне…

— Очень хоро… то есть плохо, конечно!.. Но вы пока подходите по всем пунктам…

Через пять минут мне торжественно выдали билет № 100 000.

…В тот же день, вечером, в назначенное время, я вторично явился на выставку — в своем черном праздничном костюме и галстуке бабочкой. Перед входом меня остановил человек с нервным, как у хорошего убийцы, лицом. Это был Режиссер телепередачи.

— Зачем вы так хорошо оделись?.. Это же явная липа! — свирепо зашептал он мне на ухо. — Вы же наш простой, незаметный рабочий… Глядя на вас, телезрители должны понять, что таких, как вы, стотысячных посетителей, — у нас миллионы!

Он хлопнул в ладоши, какие-то люди тотчас набросились на меня, оттащили в сторону, в темноту, к деревьям, и через мгновение я оказался в сером замасленном комбинезоне, надетом поверх моего черного костюма.

— Ваш билет? — лукаво спросил меня контролер.

Освещенный прожекторами, я растерянно рылся в проклятом комбинезоне, прекрасно зная, что билет лежит далеко, во внутреннем кармане пиджака.

— Дома оставил… — сказал я вдруг.

— Ну, ничего, ничего… — сказал контролер поспешно. — Мы вам верим!..