Черный Гиппократ

Иванов плеснул себе коньяка:

— Не скромничай. У тебя умная голова!

Рита уперлась спиной в бар.

— Вы извращенцы тут все!.. — краем глаза она увидела нож на стойке бара, на блюдечке с нарезанным лимоном; она и рада была дотянуться до этого ножа, но уж очень высокая была стойка бара, а руки крепко были связаны за спиной. — Я не так беззащитна, как вы думаете. Я смогу постоять за себя…

Блох подходил все ближе.

Брови Риты изогнулись дугой:

— Не подходи ко мне, Блох! Убери свои волосатые руки!..

Блох взял с блюдечка нож и спрятал под стойку. Потом обернулся к Иванову:

— Саша, я буду оперировать ее.

Иванов кивнул:

— А Йыги сразу и отвезет.

Блох гипнотизирующими черными глазами смотрел на Маргариту:

— Мы возьмем у нее все. Зачем добру пропадать?

Рита в отчаянии озиралась вокруг себя, но не видела пути к спасению. Она была зажата в углу, а Блох — упитанная холеная рожа с брюшком — загораживал единственный выход.

Рита, оттолкнувшись спиной от стойки и нагнувшись, бросилась к Блоху, намереваясь ударить его в живот головой. В детдоме, защищая свои интересы, Рита проделывала и не такие штуки… Но доктор Блох оказался ловок. Он отступил шаг в сторону и, перехватив Риту за плечи, прижал к себе боком:

— Не улетишь, птичка!

Рита пыталась ударить его коленом, но не могла повернуться — Блох крепко держал ее. Тогда она наступила ему на ногу — топнула изо всех сил.

Блох вскрикнул и оттолкнул ее. Рита сломанной птицей полетела на пол, на ковер, к самым ногам доктора Иванова.

Иванов поджал ноги:

— Женя, помоги Давиду.

Йыги отставил рюмку, встал с дивана и, собираясь поднять Риту, взял ее за плечи. Рита извернулась и укусила Йыги за руку. Сильно укусила — до крови. Йыги вскрикнул.

— Твою мать!.. — выругался он, потом выдал целую тираду по-эстонски.

Фаина взвизгнула:

— Ну, что же вы! А еще мужиками зоветесь!.. С одной сучкой справиться не можете!

Йыги и Блох посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, одновременно бросились к Маргарите.

Девушка, понимая безвыходность своего положения, не ожидая ниоткуда помощи, билась с отчаянностью обреченного. Она молчала, крепко сжав зубы, не желала доставлять удовольствие этой компании. Она пиналась, что было силы, рвалась из цепких сильных рук Йыги и Блоха, кусалась. Рита оказалась удивительно сильна и проворна. А Йыги и Блох не всегда действовали согласованно. Да они и не ожидали столь активного сопротивления от тоненькой хрупкой девушки.

Во время возни еще ослабли узлы на веревке, стягивающей руки Риты, и Рита освободилась, что тоже было не очень приятным сюрпризом для ее противников. Рита, недолго думая, ударила Блоха кулаком в лицо. У того хлынула носом кровь, и он, выматерившись, выбыл на время из борьбы.

Видя такое дело, на помощь Йыги бросились Иванов и Фаина. Не хватало еще, чтоб эта девчонка сбежала!.. Совместными усилиями Риту скрутили все же — связали и руки, и ноги. Но девушка продолжала извиваться и дергаться на ковре, норовя опять же ударить кого-нибудь ногами.

— Вот стерва! — не выдержала Фаина и, схватив бутылку со стола, ударила ею Риту по голове.

Коньяк в бутылке булькнул, бутылка не разбилась. Но Рита затихла. Кровь из разбитого темени брызнула на ковер.

Все четверо тяжело дышали, стоя над Ритой.

Фаина сделала глоток из горла, улыбнулась с видом явного превосходства:

— А она — ничего! Жаль, что не с нами!.. Правда, Блох?

Тот все еще зажимал платком нос:

— Отпрыгалась кобылка! Я отыграюсь на ней.

Они подняли Риту с ковра и потащили ее в операционную. Разложили на столе, развязали веревки. Руки, ноги, шею накрепко пристегнули к столу. Блох, засучив рукава, уже мыл руки до локтей — в двух водах, с мылом и щеткой — по методу Спасокукоцкого-Кочергина. Фаина скинула шерстяную кофту, надела стерильный халат, готовила для Блоха тампон со спиртом. Блох взял у нее тампон, протер себе руки. Фаина уже подавала ему хирургические перчатки…

В это время Рита начала приходить в себя. Приоткрыв веки, она с минуту смотрела в потолок, как видно не понимая, где находится, и не помня, что с ней произошло. Потом, наверное, вспомнила, хотела подняться… Но ремни держали ее крепко. Рита дернулась изо всех сил — безрезультатно. Гримаса боли появилась на лице. Рита повернула голову и увидела приготовления Блоха и Фаины. Глаза у Риты расширились: до нее со всей ясностью сейчас дошло, что ее ожидает, к чему готовятся эти люди… эти нелюди…

Пытаясь освободиться, Рита напрягла все мышцы. Ремни впивались ей в плечи и бедра. От напряжения лицо Риты стало серым. Усилия девушки не увенчались успехом.

Фаина усмехнулась, в глазах ее сверкнул дьявольский огонь:

— Расслабься, дорогая. С тобой все кончено, и ты должна принять свою судьбу…

Рита, насколько могла, приподняла голову, оглядела себя.

Юбка на ней была разорвана, бедра оголены, поперек бедер чернели ремни… Рита застонала от отчаяния и стыда, закусила губу:

— Это вам не простится, — тихо сказала девушка; к кому еще она могла воззвать, как не к Небесам; и Рита воззвала к ним: — Господи! Покарай их!..

У Иванова всегда была приятная улыбка. Во всяком случае Рите так казалось. Но не сейчас… Сейчас на губах его играла улыбка паука, в паутину которого попалась очередная жертва. Одно воспоминание мелькнуло в голове у Риты: несколько лет назад, когда она еще училась в медучилище и осваивала азы лабораторной диагностики, надумала из любопытства рассмотреть под микроскопом мертвого паука — небольшого совсем — засохшего, которого обнаружила в обрывках паутины под подоконником класса; положила его на предметное стекло, затаив дыхание, прильнула к окуляру, навела резкость и… о! Господи!.. Такого монстра, что представился Рите, не встретишь ни в одном триллере. Потом Рита рассматривала еще муравьев, комаров, мошек… Под большим увеличением все они были ужасны. Но паук, все-таки, — ужаснее всех!..

Именно на того паука был похож сейчас доктор Иванов. Его необычно длинные пальцы, казалось, так и начнут сейчас плести паутину.

Иванов, оскалив в улыбке зубы, заглянул в лицо Маргарите:

— А она у нас девочка с юмором. Бога в союзники призывает, — глаза его возбужденно блестели. — А мы-то, несчастные, про Бога забыли! Скольких уж овечек порезали! И ничего!.. Нет никакой кары… Только все больше процветаем с каждым днем… — он оглянулся на Блоха. — Давид, я готовлю растворы…

Глава тридцать третья

Свернув с шоссе, Нестеров погнал «форд» по проселку. На этой лесной дороге было несколько луж, которые Нестеров помнил еще по прошлому посещению этих мест… Он молился сейчас только об одном: чтоб не засесть в какой-то из луж и не потерять времени, которого и так, наверное, почти что не было.

Владимир выжимал из машины, что мог. Разбрызгивая воду, «форд» проносился по краю луж. На поворотах, на скользкой дороге его изрядно заносило — иной раз Нестеров проскакивал в опасной близости с толстыми стволами сосен, а уж на подъезде к особняку он едва не врезался в большой замшелый валун. Бампер машины замер всего в нескольких сантиметрах от валуна.

Впереди серди деревьев уже проглядывался просвет.

Нестеров выскочил из машины и выбежал на опушку леса.

Особняк Иванова стоял перед ним во всей красе. На площадке перед домом поблескивали никелем и лаком два «мерседеса» и «фольксваген-гольф»…

— Смотри-ка ты! — глаза у Нестерова сузились. — Вся компания собралась. «Скорой» только не хватает… Трудненько мне придется и без «скорой»…

Лесом он обежал луг и вышел к особняку со стороны задворков. Нестеров надеялся на две вещи. Что его не заметят из дома. И что дверь окажется открытой… Первое Нестерову как будто удалось: в доме было тихо — никакой суеты. Вторая надежда не сбылась. Дверь была закрыта.

Нестеров взглянул на окошко над дверью и обругал себя за то, что не захватил с собой опять ни ножа, ни стамески. Выбить плечом эту крепкую дверь не представлялось возможным. Да и шуметь прежде времени не хотелось — терялся фактор неожиданности. Нужно было опять найти что-нибудь подходящее.