Страница 34 из 54
— На обратном пути вижу, — продолжал Леня. — Костя плывет с клиентами, потом еще один синьор из нашей слободки, с сыном работает. В общем, до обеда мы беспрестанно туда-сюда шмыгали. Что ж, людям развлеченье, а нам забота: гляди, чтобы кто в воду не свалился. Или пароходы пройдут — опять же беспокойство. К обеду, когда движение затихло, приковылял к моей лодке Костя и говорит:
«Как делишки?»
«Прекрасно, — отвечаю. — Прекрасно».
Тут подошел и третий капиталист, давний знакомый, Копылов Федя с сыном.
«Давайте, ребята, по рублю на пузырек, — говорит Костя, — в знак союза».
Стал я отсчитывать рубль, — деньги все мелкие, медяков много, — не по себе мне стало как-то…
Костя смеется: «Жгут денежки-то! Привыкай. Дворцов на них не построишь. Эти деньги не держатся».
Копылова сын сбегал, принес бутылку и закуски. Выпили мы и продолжили свой труд. Еще обогатились, конечно. Я думаю: «Пить больше не буду. Примкну лодку и домой устремлюсь с добычей». В сумерках, когда поставили лодки на прикол, Костя снова говорит: «Пошли заглянем?»
Копылов подтверждает: «А как же, чай, не жмоты».
Я пробую увильнуть: «Домой надо, семья, забота…»
Они на меня смотрят с удивлением, будто в первый раз видят.
«До свидания», — говорю я и ухожу. Деньги у меня в кармане позванивают.
Отошел немного, оглянулся, а мои «коллеги» там внизу, у воды, покуривают вместе. Соображают насчет дальнейшего. А я стою одиноко, деньги свои, зажал, как Фрэнк Каупервуд. Эх, если б я тогда не вернулся… Не знаю, наверно, достиг бы… Все-таки я вернулся, и устремились мы в угловой магазин. Взяли. Разговорились на всевозможные темы жизни. Костя, как бывший военный человек и инвалид, предложил выпить за мир и рассказал про медицинскую сестру, которую он любил в госпитале и которую не в силах забыть. Федя Копылов, как отец троих детей и коренной рыбак, жаловался на оскудение рыбы в Волге. Я теперь по-новому понял дядю Костю, инвалида, — труженик он, и ладони у него рабочие. И подумал я — ведь хорошие они люди, работают на своих лодках на благо трудящихся. А что? Если горсовет не перевозит граждан, то кто же станет их даром возить? И даже проникся я к дяде Косте, инвалиду, душевным теплом.
И вдруг Костя говорит: «Ты, Леня, на эти копейки не уповай. Тут есть такой крючок, — если хочешь регулярно зарабатывать, надо финансовому инспектору Глебу Александровичу ясак платить. Милиция, конечно, может заинтересоваться. Вертеться надо…»
Противно мне стало, показалось, что они хитрят, от выгодного дела меня отваживают. Федя Копылов гудит: «Мы, понятно, Волгой давно промышляем, а ты молодой, образованный, а за мелкой деньгой лезешь».
Обидно мне за себя стало, я назло им и сказал: «Я, собственно, для развлечения. Завтра людей буду просто так катать, без взимания платы».
Костя захлопал глазами и растерянно говорит: «Молодец, Леня…»
А Копылов обиделся: «Человек ты не артельный, чего шебуршишься, чего? Совести у тебя нет».
Разломилось у нас согласие. Говорить трудно стало. Пожали друг другу руки, но разошлись в молчании. Они вместе пошли, о чем-то сразу заговорили потаенно. А через два-три дня кто-то у нашей лодки руль покорежил и дно пробил. Хорошо еще, что лодку не угнали…
Руль я выпрямил, дно заделал. В воскресенье с двумя дружками — ты их знаешь: Колька Челюсть и Витька Химик — сели мы в лодку как ни в чем не бывало. Скоро Костя приковылял, вроде нас не замечает. А тут и народ идет из города помаленьку, потому что не очень жарко. Костя их к своей лодке зовет, приветливо улыбается. Тогда Челюсть и Химик неторопливо приближаются и предлагают гражданам перевезти их на высокой скорости в любую точку прекрасного пляжа без всякой платы… по соображениям чистого гуманизма. Граждане не совсем поверили, замялись: может, хулиганство какое? Одна заскорузлая тетушка к Косте в лодку залезла и отдала ему скорее десять копеек. Челюсть и Химик вежливо повторили свое предложение. Ребята симпатичные, на студентов похожие, причесанные. Людям любопытно, однако сомнение мучает. Один дядька спрашивает: «Может, у вас лодка плохо работает?»
«Дырявая у них лодка», — говорит Костя.
«Наоборот, — отвечает Челюсть, — дыра в нашей лодке, которую вы тайно пробили, ликвидирована. Просим всех садиться».
Пожали граждане плечами и полезли в нашу лодку все до единого. Даже заскорузлая тетка заколебалась, лицом омрачилась и стала у Кости гривенник обратно требовать. Костя лихорадочно быстро завел мотор — и ходу, повез ее одну. Мы тоже отчалили. Плывем, а я нарочно держусь возле Кости. Высадили граждан и обратно скорее, там уже новые люди на берегу подошли. Мчимся наперегонки, жмем из последних сил… а ветер усиливается, тучи нагнало, волна поднялась. Костя ругается и грозится нам врезать. Ну на берегу… схватились было, но начался ливень, и мы разошлись. Разочаровал я деда, упустил достаток.
Леня грустно вздыхает.
— Опять в раздумье пребываю: зачем я это сделал?
Леня останавливается и трогает меня за рукав:
— Пойдем обратно. Сейчас моя Люся работу кончит, я тебя с ней познакомлю.
Он, посвистывая, смотрит по сторонам и как бы невзначай замечает:
— Вот тоже вопрос…
— Ты о чем?
— Женщина, жена… Молоденькая она и весьма красивая. Работает в кафе успешно. Меня сильно любит и может материально поддержать мое интеллектуальное развитие. «Учись, — говорит, — готовься в институт, ни о чем не думай!» Не думай! Я бы рад не думать! Жертва, а? За счет чего же я расти буду и духовно возвышаться? За счет ее души? — Леня пытливо смотрит мне в лицо. — Слушай, где бы мне работенку найти интересную да повыгоднее, потому как не пойму — стоит ей там работать или нет? Все-таки сфера обслуживания, доходное место. Люси́ моя, скажу тебе честно, по призванию туда пошла, эстетически к делу относится. Любит все красиво на стол подать! Там еще две девчонки, подружки ее, тоже энтузиасты сервиса. Только у них свой Ипат Пломба имеется, учит их чаевой премудрости… Вот и задумаешься…
Я отвечаю Лене, что не стоит называть кафе «сферой обслуживания», потому что все мы в принципе обслуживаем друг друга…
Леня радуется:
— Слушай, вот и я считаю, пусть Люси́ в кафе работает, там такие толковые нужны… — и запальчиво восклицает: — Нужны для жизни не меньше, чем физики-теоретики!
Леня сдвигает шляпу на затылок, вздыхает:
— Мечтаю я личный смысл бытия найти. Извелся весь. Ночью, как филин, глаза таращу, мозгую. Жизнь-то одна… А теперь семья, заботы. Бежишь в магазин с кошелкой, а сам думаешь: хорошо бы в Африку кинуться, какое-нибудь животное открыть… Вариантов исключительно много, не сообразишь, в какую точку себя поставить.
Я не знал, чем помочь Лене, какую точку выбрать…
Месяца через два я плыл в Астрахань. Прогретым вечером трехпалубный теплоход тяжко наваливался на старенькую, хрустевшую, как арбуз, пристанешку. С носа полетел конец чалки, и вдруг знакомый голос покрыл весь шум:
— Эй, тетя, шевелись, спать дома будешь!
Теплоход отработал задний ход, фыркнул, крепко притиснулся к пристани; внизу пассажиры затопали. Я быстро спустился.
Леня стоял у сходней в тельняшке, с косынкой на шее.
— Путешествуешь? — спросил он, подавая горячую ладонь. — А мы третьим рейсом уже идем.
— А Люся?
— Люси́ тут же в ресторане вахту несет. Команда у нас комсомольско-молодежная, между прочим…
— Нашел, стало быть, точку?
— Приближаюсь вроде… Пока матросский стаж накручиваю, думаю в речной податься, в штурмана. — Леня прищурил ореховые глаза. — Куда ж от матушки-Волги денешься?
ГУДЯТ ПАРОХОДЫ
Рассказ
Вы слышали, как гудят пароходы ночью? Засыпаешь, и вдруг за садами, далеко под берегом, затрубит… хрипло, печально. Заколотится сердце, и во сне видишь солнечную воду и какие-то знакомо-незнакомые голубые берега…
Так я жил и слушал Волгу. Из школы без особой печали приносил тройки. После уроков удирали мы с Толькой на берег, где покачивались недоступные нам моторные лодки, где пахло мазутом и горячим песком, где с осклизлых бревен мы забрасывали свои удочки и закуривали папиросу — одну на двоих, да еще Витька Католик клеился, выпрашивал докурить. Купались до синего озноба, пока солнце не начинало валиться за город и над лиловыми домами, трубами, трамваями повисала оранжевая пыль.