Любимый человек

— Уходи.

— Ты получила с ним оргазм? В какой позе? — Вадим приподнимает брови, демонстрируя извращенное любопытство.

Внутри все сводит от тошноты.

— Да пошел ты! — огрызаюсь я.

И даже понять ничего толком не успеваю, как Вадим впивается пальцами одной руки в мое плечо, а другой — в горло.

— Не сметь! Не сметь так со мной говорить! — шипит он, прижавшись ко мне лбом.

— Ты с ума сошел?! Убери руки! Не трогай! Убирайся! Проваливай! Отпусти! — кричу я, пытаясь вырваться.

— Не надо, Лена… — его вторая рука тоже оказывается на моей шее.

Я изо всех сил стараюсь оторвать их, но ничего не получается. У Вадима очень мощные руки. Пальцы смыкаются, давят, не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы доставить мне дискомфорт и вогнать в панику.

Сердце подскакивает к горлу.

— Вади… — вытаращив глаза, хриплю я.

— Что? — Вадим поворачивается ухом и наклоняется. — Я не слышу? Что? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя напоследок? Или хочешь у меня отсосать? — Чарсов снова смотрит мне в лицо и качает головой. Его разгоряченное дыхание опаляет кожу. — Какая распущенность в этом оплоте интеллигентности и нравственности. А я знал, я догадывался, что не может быть все настолько ладно с тобой… Давай лучше минет. А то мало ли, с кем ты там.

Продолжая удерживать, Вадим тянется к своей ширинке и давит мне на шею, вынуждая наклониться к его паху.

Я упираюсь. Меня разрывает от злости и отвращения.

А потом мы с ним оба подскакиваем, услышав:

— Мама! Мы приехали! — кричат в прихожей мои дети.

Резко отпустив меня, Вадим встает и застегивает брюки. Теперь он выглядит растерянным. Я тоже не понимаю, что происходит.

Я вообще ничего не понимаю!

— Мама! Мама!

На кухню вбегают Тихон и Степан, обнимают меня своим ручками, что-то показывают.

Стараясь отдышаться и прийти в себя, улыбаюсь им и глажу по волосам. Вокруг все как в тумане. А внутри клокочет злость, ужас и омерзение.

Натянув на шею горловину блузки, я поворачиваюсь к Вадиму и шепчу:

— Уходи. И больше никогда ко мне не приближайся.

— Мам?! — из прихожей показывается Машка. — Почему ты нас не встречаешь?!

— Как вы…

Я осекаюсь, увидев Диму.

Он не решается подойти, а так и стоит в прихожей.

— Ох. Все так тривиально? — говорит Вадим, проходя между нами с пиджаком в руках. — Счастливое воссоединение семьи? Как трогательно.

Я даже не смотрю на него, на человека, с которым едва не связала свою судьбу и которого совсем не знала.

Дима хмурится, провожая взглядом Вадима.

А когда тот уходит, мы с Димой так и продолжаем стоять, глядя друг на друга. Я даже не замечаю, как начинаю плакать.

— Хочешь, я верну его? — Дима первым заговаривает. — Навру, что просто привез детей. Он мне поверит.

Сморгнув слезы, я качаю головой.

— Нет. Не хочу.

22. Лена

— Можно войти? — спрашивает Дима.

— Ты уже вошел, — замечаю я, утирая слезы с лица.

Дима качает головой, словно собирается мне возразить, но так ничего и не произносит. Пока он разувается, я проверяю входную дверь и нахожу снаружи Машкины ключи. Она их даже из замка не вытащила. Заперев дверь, мельком осматриваю себя в узкое ростовое зеркало — зрелище удручающее.

Совсем я расклеилась.

Сначала Чарсов. Теперь Янчевский заявился…

При мысли о том, чем бы все закончилось, если бы не Дима и дети, в желудке становится беспокойно. Я инстинктивно кладу ладонь на низ живота.

— Мам, смотри! — кричит Тихон, вбегая в прихожую.

Сын протягивает мне пластикового пузатого ящера с длинным шипастым хвостом.

— Какой страшный динозавр, — я пытаюсь выдавить из себя хоть какие-то эмоции.

И с игрушкой в руках направляюсь на кухню.

— Это Годзилла, мам! — восклицает сын. — Он супер сильный монстр!

— Да не сильный он, — возражает Степка, появившись из неоткуда. — Он слабый! Дай, мам, — просит у меня ящера. — Смотри! — забрав, он крутит его за хвост. — Ну и где его сила? Ну и где?

Охнув, Тихон подбегает к Степке, но тот ловко уворачивается и прячет ящера за спину.

— Дай, отдай! — злится Тишка. — Или я все маме расскажу, что ты смотришь про бабку Гренни!

— Про какую бабку? — переспрашиваю я.

— Мам, тебе лучше не знать, — заявляет Машка, стоя у открытого холодильника.

В кухне становится тесно. От пережитого голова идет кругом, и я забиваясь в угол между подоконником и микроволновкой. Даже дети — мои родные дети, сейчас будто чужие.

— Ты опять давала им телефон? — догадываюсь я, изображая строгую мать.

Не хочу никого ругать, но знаю, что именно это я бы сказала в любой другой день, кроме сегодняшнего.

— Это папа.

— Они мультики смотрели, — на пороге останавливается Дима.

Я упорно не смотрю на него.

— Когда ты спал — нет, — Машка сдает отца с потрохами.

— Я не спал, я дремал, — оправдывается Дима. Выдвинув из-под стола табурет, он садится на него. — Что там за бабка такая, а, Степ? — обращается к сыну.

— Она страшная, у нее глаз нет, — тихо бормочет Степка.

— Иди-ка сюда, — Дима зовет его, а потом что-то шепчет на ухо.

— Когда больше двух, говорят вслух! — ворчит Машка, открывая йогурт.

— Я больше не смотрел. Я только один раз, — говорит Степа отцу.

— Нужно включать им "Ютуб кидс", — вмешиваюсь я, наливая себе воду.

Приходится даже руку напрячь, чтобы она не дрожала.

— Он для малышни, — морщит нос Степка.

— Ох, простите, молодой человек! — замечаю я.

— Мам, а папа тебе сказал? — Машка привлекает мое внимание, размахивая ложкой. — Он тоже в Москву переезжает!

— Как это? — нахмурившись, перевожу взгляд на Диму.

Он пожимает плечами, словно говорит: “А что тут такого?”.

— Маш, у меня к тебе просьба, — Дима обращается к дочери. — Пожалуйста, поиграй пока с братьями в комнате, нам с мамой нужно поговорить. Чтобы они не бегали туда-сюда. Ладно?

Машка сразу становится серьезной и даже какой-то важной.

— Мальчики, идемте, — зовет братьев. — Я вам что-то покажу.

Уходя, она прикрывает за собой дверь. Мы с Димой остаемся одни.

Я отворачиваюсь к мойке и ополаскиваю чистый стакан, лишь бы не смотреть на бывшего мужа.

Я соврала ему про Вадима. И теперь, вероятнее всего, Дима будет выяснять, что у меня с ним.

— Почему не предупредили, что возвращаетесь? Что-то случилось? — спрашиваю я вполне обыденным тоном.

— Нет, — Дима ерзает на стуле, отчего тот поскрипывает. — Лен, ты не думай, я не собирался устраивать тебе внезапные проверки, — оправдывается он. Я поворачиваюсь и скрещиваю руки на груди. — Я просто… Я просто не знал, как ты к этому отнесешься. Я же все эти дни, как дурак, ни о чем больше думать не мог, — Дима пожимает плечами. — Мне не надо было тебя отпускать.

Я качаю головой.

— Дим…

— Дай мне сказать, — Дима меня перебивает. — Помнишь, когда-то ты говорила, что хотела бы видеть рядом с собой человека, на которого можно положиться? Я не буду обещать, что смотри, вот он я, я изменился, я все осознал… я ничего не буду говорить, потому что ты была права — все это только слова. А, мне кажется, любых слов будет недостаточно…

— Дима, — останавливаю его.

Тогда он поднимается и подходит ко мне.

— Я люблю тебя, Лена. Тебя и наших детей. Это все, что я могу тебе предложить.

Я втягиваю носом воздух — так резко сдавило грудь.

— Я… — рассеянно трясу головой. — Нужно что-нибудь приготовить. Дети голодные, — обогнув Диму, я открываю холодильник. — Ты когда обратно?

Дима встает рядом, перехватывает мою руку и плавно закрывает дверцу.

— Никогда. Я теперь тут. С вами. Нашел работу. Представляешь? — улыбается он, переплетая наши пальцы. — Правда дома не все дела доделал, ну что-нибудь придумаю.

— Ты не шутишь? — шепчу я.

— Нет конечно.

— Дети будут рады. Это здорово, Дим, правда. Им тебя не хватает, — мне удается улыбнуться.