Страница 9 из 17
— Мне? — наконец спрашивает она.
— Конечно тебе.
— Спасибо.
Она кладёт букет себе на колени —с невероятной нежностью, будтодомашнего питомца.
— Мне никто никогда не дарил цветов,— шепчет Полина.
Давай, добей меня своими глупымиоткровениями, чтобы хаос в головесменился чётким вопросом — что же ещё для тебя сделать? Поистине приятное, чего раньше ни для кого не делал — чтобы с каждым разом твоя радость и доверие увеличивались в геометрической прогрессии.
— Я это исправлю.
Вот моя реальность — вновь наблюдатьза ней в зеркало заднего видения.Медленно ехать и сдерживатьсяжелание покурить за рулём, чтобыникак не потревожить сидящего позадиангела — тем более, что он вроде заснул.
Даже спросить об этом мне не позволяетсовесть — она слишком уставшая, чтобыя посмел потревожить сладкий сон, в который она погрузилась. А меня уносят нескончаемые вопросы — на самом ли деле можно назвать нашу встречуслучайностью? Суеверен я никогда небыл. Всегда отрицал всяческие басни о том, что судьба предопределяет всё за нас — быть охотником или жертвойрешать только тебе. Но что-то всё-таки вэтом гнилом мире перевернулось — двепараллельные соприкоснулись вопрекивсем существующим законам — точнотак же, как наши с нею ладони.
Блядь, откуда в тебе столько внезапнойнежности, Верховцев? В каких закоулкахспала столько лет? Это нормально —чувствовать такую неземную тягу кшестнадцатилетней девочке? Сколькоещё мне задать себе этот заевшийвопрос и сколько раз ответить, что мненаплевать на «нормальность»?
Прими свои гадкие чувства.
Наконец-то путь подходит к концу.Полина всё ещё лежит, откинувшись наподголовник — крепко спит, раз ни начто не реагирует. Дождь прекращаетсясразу же, только я выхожу из машины.Пытаюсь понять, что делать, чтобы неразбудить её. Но в любом случае естьтолько один вариант — перенестиспящую Полину домой на руках.
Отнести в спальню и дать выспаться.А потом уже заниматься продуктами ицветами, которые даже сквозь сон онаумудряется держать обеими руками.
Как можно тише я открываю дверцу и беру хрупкое тельце Полины на руки. Она вроде как и осознаёт, что происходит — даже на несколько секунд открывает один глаза, но это максимум, на который она способна.
Всё будет хорошая, принцесса.
Никто больше не посмеет тебя обидеть.Ты больше не будешь одна, обещаю.
— Добрый вечер, Станислав Юрьевич,— шёпотом здоровается консьержка, сулыбкой посматривая на Полину.
Она всё понимает. Она должна всёпонимать.
В первый раз можнр поверить в случайность и невинность происходящего, но не во второй.
Она прямо сейчас догадывается, чтодело не в родителях, попросившихприсмотреть за девочкой.
Какой нормальный родитель оставитсвою шестнадцатилетнюю дочь на ночьсо взрослым мужчиной?
— Добрый.
— В последнее время вижу вас здесьчаще, чем за прошедшие два года.
— Так уж выходит.
— А кто-то не дотерпел до дома и заснул?
— Да, был тяжёлый день, пусть спит.
— Конечно, вам помочь?
— Нет, всё в порядке.
— Если что, всегда звоните.
— Хорошо, спасибо.
Несколько приятных минут — и она уже лежит не в моих руках, а на большой кровати, окружённая теплотой и мягкими подушками. Ненадолго присаживаюсь на край, чтобы ещё немного понаблюдать за ней прежде, чем пойду разгружать машину.
Она прелестная.
Мне кажется, что она всегда здесь была— спала на моей кровати. Умывалась в моей ванной. Кушала на моей кухне.Будто без неё здесь я не жил вовсе.
Собираюсь уходить, но тихий голосокменя останавливает:
— Стас?
— Да?
— А что случилось?
— Ничего, малыш. Просто не дождаласьты своего хлебушка. Ложись, не будутебе мешать.
— А ты снова уедешь? — сонно спрашивает Полина.
Уеду ли я?
Буду честен — я бы остался, даже еслибы вместо сна мне пришлось всю ночьстоять в одном положении. Я и такполностью потерял сон и покой послевстречи с тобой — прямо как Пилатпотерял покой после встречи с Иисусом.
И пусть я атеист, но твой свет словноозаряет мою тьму, из которой я не могвыбраться на протяжении долгих лет.
Я подхожу к ней и присаживаюсь накорточки, чтобы я мог её видеть. Чтобыона могла меня видеть.
— А ты хочешь, чтобы я остался?
6. Влюблённые
В нашей квартире свет не горит — разве что от телевизора в зале. Под беззвучные программы мне удалось отключиться минут на сорок.
Безжалостная тишина гарротой душит мне шею, а тошнотный дым сигарет помогает ей с этим. За последние часа два я скурил столько, что мои лёгкие сейчас вполне могли походить на древесный уголь, купленный для разжигания мангала. Один за другим окурки летят в пепельницу из храмированной латуни от Lorenzi Milano.Боюсь, если Полина неожиданно проснётся — она невольно перенесётся в тамбур плацкарта — настолько здесь накуренно.
Надо бы хорошо проветрить кухню. Жаль, что только сигареты спасают меня от навязчивых мыслей. Только сигаретам я могу доверить то, что тревожит меня больше всего — нашу с ней внезапную, но словно выстраданную связь.
По всякому стараюсь себя занять. Завариваю крепкий чай — в надежде, что он поможет моей разодранной горечью глотке. Делаю несколько заметок в телефоне по важному объекту, потому что на утро даже не вспомню об этом. Наблюдаю за неполной луной, которая наплевательски заглядывает в окно моей кухни. Из всех пережитых ночей моей жизни — сегодняшняя должна быть эпицентром одиночества, ведь мои друзья на данный момент — это никотин, остывший чай и прохладный ветер, с трудом пытающийся вытравить отсюда сигаретный запах. Но я счастлив как малый ребёнок, ведь в соседней комнате лежит она — может ворочается или слюнявит подушку? Посапывает, слабыми ручонками обнимая объёмное пуховое одеяло? Невольно заставляет меня разучиться спать.
Ощущение полного бессилия селится во мне — полного бессилия перед ней. Если за одну встречу я сумел влюбиться, за вторую встречу твёрдо решил, что забираю её к себе, то что будет утром — когда мы встретимся в третий раз? В какую из встреч стану полностью зависимым? Я не устанавливаю новых эмоциональных связей с людьми, потому что зачастую все они меня не интересует.
Но Полина...
Эта девочка послана мне кем-то свыше — чтобы вся моя жизнь в одно мгновение превратилась в песок и растворилась сквозь пальцы. Она стала моим зрением после долгих лет слепоты. Стала первым — спасительным — глотком воды после чудовищной жажды. Несравнимое ни с чем чувство — полной уязвимости перед кем-то, за кого ты готов порвать всех.
Вся суть круговорота вселенной: ты можешь уничтожить весь мир своими безграничными возможностями, а она может уничтожить тебя — . Даже без всяких усилий. Одним своим присутствием, а чтобы было в сотню раз больнее — отсутствием.
Мысли отступают. Немного клонит в сон. Возвращаюсь в зал.
— Хочу, чтобы ты остался, — произносит Полина в моей голове.
Хочет, чтобы я остался.
И я хочу остаться.
***
Телевизор выключается автоматически, потому что несколько часов с пульта не поступает никаких сигналов. Мог поспать бы ещё, но острый звук заставляет меня резко подняться. Свет всё ещё нигде не горит, но слышатся движения из кухни. Здесь, в четыре утра Полина сидит на полу на корточках.
— Принцесса, — тихо начинаю я, не напугать её, — ты почему проснулась?
Только когда включаю свет — понимаю, что она разбила оставленную мною на краю стола кружку недопитого чая. Бедная — вся заспанная и растрёпанная — нашла себе приключения посреди посреди ночи.
— Прости меня, пожалуйста, — виновато шепчет Полина, из-за чего я чувствую себя последним ублюдком и извергом — при том что совершенно ничего не сделал.