Золотая кровь

Эмбер решила, что оно того стоит. И хотя это самая крупная ставка и самая опасное дело в её жизни — она не проиграет. Что бы там ни хотел заполучить Его светлость, она это добудет и избавится от каморки местресс Арно, запаха варёных бобов и лука, что проникают сквозь неплотно пригнанные доски пола, крыс на улице и пьяных посетителей, горланящих песни до поздней ночи. А ещё от необходимости всё время бежать.

Записка была короткой.

«Улица Боскоджо, 12. Завтра. На закате».

Она подожгла записку, внимательно разглядывая, как заворачивается обугленный край бумаги. Ноздри уловили слабый аромат одеколона. Письмо оказалось надушено специальным составом. Его светлость себе не изменяет − любовь к роскоши в каждой мелочи. Даже ей, той, кто выполняет для него не самую чистую работу, он отправляет послания на дорогой ароматизированной бумаге.

Эмбер на мгновение представила, как граф сидит в лиловом бархатном халате за массивным столом из тёмного дерева, украшенным витиеватой резьбой, и размашисто пишет драгоценным пером, небрежно скользя по лаковой поверхности белой кружевной манжетой. А его служанка-джумалейка*, чёрная, как эбеновое дерево, Малфа, медленно поднимает и опускает над ним опахало из павлиньих перьев. Его светлость, конечно, тоже всего лишь посредник. Истинный заказчик её работы Эмбер был неизвестен, хотя она и догадывалась, что это кто-то из грандов* Лазурного двора. Небожителей, что сидят у трона Его величества и царят на Голубом холме, далеко от Нижней Акадии и заведения местресс Арно. Но грязное бельё друг друга они предпочитают полоскать именно здесь.

Бумага истлела. Бросив её на пол, Эмбер растоптала пепел каблуком, зевнула и присела на край кровати.

Завтра вечером…

Его светлость мог бы послать гонца и засветло, к чему все эти ночные побудки? Но Его светлость осторожен, как кладбищенская неясыть, и не хочет, чтобы хоть одна живая душа узнала о его тайных делах. Вообще-то и для неё это хорошо. Никто не должен знать, кому она служит днём, а кому ночью. Никто не должен знать, что она получает плату из двух рук. Эти два мира Эмбер старалась тщательно разделять. Ведь если господа, которым она служит одновременно, узнают друг о друге, то её, разумеется, убьют. Причём дважды. Для спокойствия каждого из господ. Но ходить по краю пропасти уже давно стало для Эмбер обычным делом.

Что же, недолго осталось, скоро она станет свободна. Если то, что она получит от Его светлости, прибавить к тем деньгам, что спрятаны в склепе на кладбище Санта−Муэрте, то уже совсем-совсем скоро она упорхнёт отсюда, как птичка. Предварительно поквитавшись с теми, кто…

…неважно. Сейчас она не станет думать о них.

Эмбер только потянулась, чтобы снять обувь, и тут же снова выпрямилась. Сзади что-то легонько ударило в закрытую ставню.

Кого ещё нелёгкая принесла? — она задула фонарь и глянула в щель между ставнями.

Из окна виднелась утопающая в сумраке улица Бургун — главная торговая улица в каджунской* части города. Извиваясь, словно водяная змея, она спускалась вниз по холму к портовым складам и пирсам. Внизу у кромки моря ежедневно кипела деловая жизнь: шла бойкая торговля, погрузка и выгрузка товаров в порту, сновали посыльные, коляски и подводы. И конторы по продаже хлопка, риса, красок, табака и чая, как соты в улье, громоздились одна над другой позади здания огромного рынка. Поднимаясь по холму вверх, улица Бургун из деловой постепенно превращалась в улицу развлечений: таверны, кантины*, гостиницы и игорные дома в изобилии процветали в двухэтажных зданиях, стоящих друг к другу вплотную, как зёрна в початке кукурузы. Эмбер снимала каморку в одном из таких домов с яркой оранжево-зелёной вывеской «Дон Лоро», на пальмовой ветви которой восседал облезлый деревянный попугай. Напротив такое же заведение украшала обезьяна в шляпе, и прямо под этой обезьяной, держащей в лапе красный фонарь, Эмбер и увидела тёмную фигуру в легко узнаваемом котелке.

− Люк?! Проклятье! Н-да уж, ночь полна сюрпризов! — пробормотала она и, пригладив волосы, направилась прочь из комнаты.

В заведении местресс Арно уже почти не осталось посетителей. Тучная Мария в грязном фартуке устало скребла столы, а у окна дремал на лавке один из нищих завсегдатаев. За пару сентимо и ужин он делал для хозяйки всякую грязную работу, и ночевать, как правило, оставался прямо здесь, с одним условием: чтобы к утру и духу его в заведении не было.

Эмбер набросила капюшон, спрятав под ним тёмные волосы, и быстрым шагом пересекла обеденный зал. Даже если Люк и видел гонца, ей не стоит опасаться, что он заподозрит неладное. Мало ли завсегдатаев выходит из этих дверей? Всего лишь какой-то моряк… Хотя не стоит недооценивать Люка, нюх у него отменный, как и у любого эмпата*.

Улица встретила Эмбер тёплой влажностью и сладким запахом цветущей жакаранды*, столь сильным, что он перебивал даже смрад улицы Бургун. Такой сильный аромат означал лишь одно — завтра будет дождь. Радовало только то, что сезон дождей уже завершался. Скоро полнолуние, и свежий северный ветер, наконец, унесёт тучи, и паршивое время в Акадии закончится. Особенно в Нижнем городе и в Лагуне, где влажный сезон приносит только грязь, вонь и духоту…

Тёмная фигура отделилась от стены.

− Какого беса ты забыл здесь посреди ночи? — спросила Эмбер, поправляя ремень и оглядываясь.

Тощий Люк в своём неизменном атласном жилете с тонкой цепочкой часов, заправленной в карман, и в фиолетовом котелке, появился из темноты, словно чёрт из табакерки. Розовая шёлковая рубашка была ему явно велика и, скорее всего, украдена из вещей зазевавшегося торговца или, может быть, из сундука путешественника на вокзале. Начищенные ботинки выиграны в карты, а на широченные штаны ушло не меньше шести туазов тёмно-вишнёвого крепа. К подкладке длинного зелёного сюртука у него наверняка была пристегнута дюжина отмычек, а за лентой на тулье пряталось острейшее лезвие. И, если у вас есть кошелёк, золотые часы, запонки или ещё что-то ценное, вам лучше не встречаться с этим милым улыбчивым парнем на улице, одетым, как настоящий франт-пачуко*. Он немного рассеян, вечно спотыкается, роняет свёртки с фруктами, и, пока вы смотрите, как ярко-оранжевые апельсины раскатываются по мостовой, ваши деньги, запонки, часы и другие приятные мелочи перекочёвывают в его карманы. Люк — карманник-виртуоз, настоящий маэстро карманного дела, но для Эмбер он неопасен. Этот пройдоха, знающий в Нижней Акадии каждый закуток, не только вор, но ещё и истинный посланец богов, которому при рождении достались от них в подарок крылатые сандалии. Ну или не богов, а тех, кто имеет в этих злачных местах такую же силу и власть. Люк был не просто виртуозным вором, но ещё и гонцом.

− Доброй ночи, сеньорита Эм, − он вынул изо рта зубочистку и галантно приподнял шляпу в шутовском приветствии. − Джарр хочет тебя видеть.

− Сейчас? — удивилась Эмбер.

− Ну да. Патрон* не смотрит на часы, ты же знаешь.

Она взглянула вверх. В мутном небе, как огромный тыквенный фонарь, висела округлая рыжая луна, чуть скошенная с одного боку. Луна перевалила за водонапорную башню, а значит, уже далеко за полночь.

И зачем она понадобилась Костяному королю посреди ночи?

Люк сунул зубочистку в рот и, воткнув большие пальцы рук в карманы жилета, нырнул в темноту, не удосужившись дождаться её согласия. Впрочем, если тебя зовёт Костяной король, ты не можешь отказаться. И Эмбер последовала за ним.

В этом городе все служат какому-нибудь «королю». Истинному, тому, что сидит во дворце на вершине Голубого холма, подальше от миазмов Лагуны и угольной копоти Западной Акадии. Или, гранд-капитулу, которого зовут ещё Ночным королём. Или Костяному королю, тому, кто контролирует все улицы рабочих кварталов второго яруса. Склады, коптильни, мастерские, фабрики — те места, где рабочий люд надеется только на собственные руки, чтобы добыть себе кусок хлеба.

Есть ещё Рыбный король — владетель Лагуны. Вонючий, как и всё, что находится на самом дне Нижней Акадии. Доки, рыбацкие сети, шхуны, разделочные пирсы, Мандригеро — г рязное болото, и Байя Перла, где он царит среди отживших свой век кораблей и контрабандных товаров. Всё, что есть у Рыбного короля, так или иначе связано с водой. Всё оно воняет рыбой и на ощупь скользкое, как лягушачья кожа. И служить Рыбному королю ты начинаешь тогда, когда скатился в самый низ утробы огромного города в Лагуне. Или когда хочешь, чтобы никто тебя не нашёл, потому что в туманах Лагуны, в хитросплетении её дамб, болот, каналов и мостов, среди бесконечных лодок, рыбацких сетей и мангровых зарослей найти кого-то всё равно, что иголку в стогу сена. Особенно если стог этот очень большой.