Страница 20 из 193
– Фрикцион быстро не перебросить, поэтому предлагаю взять «сушку» на буксир двумя тросами сзади, – сказал командир танкового взвода Силантьев. – Оставить там наводчика, заряжающего и командира на ДШК. Механик заменит раненого механика на машине Кобзоева.
– Понял, хорошо. Готовьте тросы, но двигатели пока не пускать. Гаврилов!
– Здесь! – ответил командир батареи зенитчиков.
– Снимай орудия с позиций вручную, подкатывай к «студерам» и цепляй. На ЗиСах, Овечкин, поставь заряды и оставь по своему человечку. Если завязнут, то пропускать колонну и взрывать. Водил предупреди, чтобы осторожно. Запуск двигателей по моей команде, отходим к Осье. Вадим, выдвигай туда группу, немедленно. Определись до нашего подхода с целями. Времени будет мало. Прорываемся до просеки и уходим в Мясной Бор, как шли сюда. Вопросы есть?
– Вопросов нет, капитан.
– Начинаем!
Уже в Осье потеряли еще один КВ на мине. Пришлось подорвать. Но прорвались. Потери есть, но относительно небольшие. На месте получили указания следовать в Захарьино. Там оказалось куча начальства, в том числе Евстигнеев. Петр Петрович выслушал доклад и устало махнул рукой:
– Ты сегодня столько врагов нажил, Максим!
– Когда успел? Вроде только вышел из боя.
– Говоров собрал командующих и объявил, что фронтовая разведка и спецгруппа выложила им Подберезье и Новгород на блюдечке, а они все это проср…ли. В общем, он снял Галанина, объединил все три армии в группу, командует Мерецков – прислали из Москвы. Морду вымой, на черта похож. Ты зачем все время мажешься сажей перед боем?
– Чтоб лицо в ночном бою не блестело.
– Пошли, Мерецков вызывает, знакомиться хочет.
Протер лицо снегом, но только больше размазал грязь, плюнул и пошел так. Мерецков в блиндаже был не один, с ним находился капитан госбезопасности. Я представился:
– Капитан Иволгин, фронтовая разведка.
Тут же последовал наезд:
– Почему не выполнили приказ, капитан? Почему без приказа отошли?
– Какой приказ, товарищ генерал?
– Взять Подберезье!
Я развязал завязку на «лешаке» и ощупал петлицы: как было по одной шпале на каждой, так и осталось! А я уж, грешным делом, подумал…
– Что вы там копаетесь?
– Проверяю: не появились ли у меня звездочки или ромбы на петлицах! Моя рота не имела такого приказа, товарищ генерал. Единственный приказ, который я получал, вот! – я достал из командирской сумки расшифровку приказа: «Поддержать огнем и гусеницами атаку частей трех армий на южном фасе УР». – Атаки не последовало, последовала атака немцев со стороны Новгорода и УРа. Затем прикрывавшие нас лыжные и танковые батальоны легких танков получили приказ на отход и отошли за Волхов, соединившись с частями 52-й армии. Наша техника туда отойти не могла, мы отошли к Долгово и заняли там круговую оборону. Там получен второй приказ на отход к Мясному Бору. Вот он. Так что все приказы, полученные мной, я выполнил. Второй вопрос: я не понимаю, почему вы задаете мне эти вопросы. Я командир отдельной роты фронтовой разведки. Получал и исполнял приказы от своего непосредственного начальника – генерал-майора Евстигнеева, который находится здесь. Никаких претензий мне он не высказывал. Не было атаки! Пятьдесят вторая ударила на Новгород, 59-я пошла вправо на Лугу, а четырьмя танками и двумя самоходками атаковать позиции почти полнокровной дивизии – такого приказа мне никто не давал. Как и приказа атаковать Новгород.
– Что ж, капитан! Удобная позиция! У вас в Трубичино было четыре лыжных батальона и почти тридцать танков!
– У меня? – Я выдернул из-под «лешака» петлицы. – У меня было четыре танка, две экспериментальные самоходки, четыре зенитки и четырнадцать крупнокалиберных пулеметов. И никакого приказа атаковать УР я не получал. Вообще не было связи. Немцы из Новгорода глушили все белым шумом. Связаться удалось на запасной волне, немецкой. Я – капитан, а не генерал, я не мог командовать не приданными мне частями. У них свои командиры.
– Мне кажется, – вставил Петр Петрович, – что разговор уходит совсем не туда, товарищ генерал-лейтенант. Я не мог отдать такой приказ капитану Иволгину, я находился в Ленинграде, о том, что происходит здесь, узнал из сообщения Иволгина. В том, что управление боем было потеряно, капитан Иволгин не виноват. Виноваты совсем другие люди, и вы это прекрасно знаете.
– По-моему, я его где-то видел раньше, но не помню где! – сказал Мерецков.
– Конечно, видели, у «миллионного». Он давно у меня. Их всего восемь человек осталось. Личная гвардия, так сказать. Семеро на заданиях, а он здесь, ротой командует. И надо сказать, отлично командует! Представлен к званию Героя, второй раз, правда, уже. Первый раз завернули, дескать, потерь мало.
– Повторите, капитан, как вам удалось связаться с командованием?
– На выходе у нас всегда и немецкие, и наши станции. Когда приходится работать в телефонии, работаем на немецких волнах, так как наши станции активно пеленгуются противником, и, видимо, они ведут запись всех переговоров, а затем расшифровывают и переводят их. К таким выводам пришли еще в октябре месяце. Практически все, что говорится на русском языке, становится известно противнику. Поэтому, с разрешения комфронта, еще Ворошилова, не сдаем захваченные немецкие радиостанции. Почти все в роте владеют немецким, маскируемся под них. Так как генерал Евстигнеев находился далеко от нас, мы вышли на связь по телеграфу, но на немецкой волне, одна из станций в разведупре работает на прием на этой волне. Затем ушли на запасной канал и ждали ответа. Ответ получили в 20:00. Через полчаса после передачи.
– А почему раньше не связались?
– Отбивали атаку с двух сторон, думали, что идет задержка в связи с отсутствием связи. А когда батальоны начали отход через Волхов, было уже поздно связываться. И последнее: нам не были даны частоты лыжных батальонов, только канал танкистов. Он был забит шумом. Начиная с 06:00 они на связь ни разу не выходили. Запасных каналов также не было. Радисты сработали отвратительно.
– Вы считаете, что все сделали для того, чтобы обеспечить успех под Подберезьем?
– Поставленную задачу – вывести лыжников и спецгруппу на южный фас – мы выполнили. Были готовы поддержать мощным огнем атаку. Потери в боях и на отходе: два танка, одно зенитное орудие, двадцать семь человек, из них шестеро разведчиков. И около двадцати раненых. Для рейда по тылам противника протяженностью 62 километра и с такой насыщенностью войск не так плохо. Ну, а то, что не срослось, нашей вины нет.
– Идите, умойтесь и возвращайтесь!
Я вышел из землянки, но слышал вопрос Мерецкова:
– Он всегда такой ершистый?
– Всегда. Ничего, привыкнете, он толковый.
Расспросив Павлика о состоянии моего лица после помывки, вернулся в землянку.
– Вот теперь узнаю, действительно видел! – Маленькие голубые глазки Мерецкова изобразили подобие улыбки. – Как исправить ситуацию, капитан? Вы были там и, наверное, можете сказать, что можно предпринять.
– Обратно нам не пройти, товарищ генерал. Немцы не пустят, только пробивать кулаком. Надо вернуть танки, ушедшие за Волхов, и атаковать с двух сторон: от Волхова и отсюда. Но одно из орудий у нас в ремонте, меняют правый фрикцион. После этого сможем поддержать атаку от Мясного Бора. И заворачивать дивизии, ушедшие к Луге, иначе немцы их зажмут.
– А если им поставить задачу забрать Осью и Долгово обратно?
– У них мало танков и мало артиллерии. Немцы знают, что там у них дыра, поэтому уже пристрелялись по этим позициям. Еще ночью уже работала их артиллерия. Дивизиям лучше отходить сюда.