Страница 38 из 50
Кусаю губу:
— Он Эльдар.
— Что за имя? Дурацкое! — цедит Самойлов.
— Снежана не лучше, — отвечаю ему.
И вот. Нас за столом уже четверо. Он, я, Эльдар и Снежана. Кого бы ещё позвать?
— Сколько ему? Полтинник? — произносит с брезгливостью.
Я оскорбляюсь:
— И что? Женщины любят постарше. Тебе ли не знать?
Самойлов смеётся. Взгляд, захмелевший, скользит по лицу.
— У него нет серьёзных намерений, — произносит с издёвкой, — Знаешь, что он сказал мне, этот твой друг? Что не претендует.
— И за это ты врезал ему по лицу? — я взрываюсь, встаю. Не могу больше слышать его издевательства.
— За другое, — сквозь зубы бросает Илья. И по тону я слышу, что лучше не знать.
— Зачем ты вообще с ним встречался? — говорю не ему, а себе.
Этот вопрос риторический. Но Самойлов решает ответить:
— Хотел убедиться, что отдаю тебя в добрые руки.
Я изумлённо смотрю на него. И от злости хочу чем-то кинуть в его опьяневшую рожу!
— Я не собачка, чтобы меня отдавать! — голос дрожит.
Хотела как лучше! Хотела пойти на уступки ему, имениннику. Дался мне этот ужин? Зачем согласилась? Зачем…
— Ужин окончен, — бросаю сквозь слёзы.
Порываюсь пройти, но Самойлов встаёт в полный рост. Стул падает с грохотом. Он преграждает дорогу.
— Пусти! — я кричу, ощущая тепло мужских рук.
— Насть, подожди, — произносит вполголоса.
Я упираюсь, пытаюсь его оттолкнуть. Сминаю рубашку холодными пальцами. В нос ударяет знакомый до боли, его аромат. Он не похож на другие. Совсем не похож!
Он обнимает. Так яростно, жёстко. Совсем без любви! Будто хочет меня раздавить. Никому не оставить ни капли. Голос его утопает в моих волосах. Он шепчет:
— Прости меня, мышка.
И от этого прозвища, которым он сам наградил меня очень давно, что-то рушится, бьётся о кухонный пол. Это, может, одна из тарелок? Которые он одним махом убрал со стола. Или сердце… Моё! От которого в этот самый момент откололась одна половина.
— Нет, — я ломаю напор, отвергаю попытку избавить меня от одежды. Не так! Не сейчас. Никогда…
Илья замирает. Но руки его продолжают лежать на спине. Из груди рвётся всхлип. И мне так отчаянно хочется дать себе волю. Вот только… зачем? На прощание? Чтобы потом вспоминать?
— Мириться по пьяной лавочке — это не наш вариант, — говорю я сквозь слёзы, сквозь смех. И ощущаю, как он размыкает объятия…
Наверху, в своей спальне, оставшись одна, я избавляюсь от платья. Надеваю халат, открываю окно. «Вот и всё! С днём рождения, любимый». И вдыхаю прохладный ночной ветерок.
Он поднимается где-то спустя полчаса. Скрипнув, дверь в гостевой отворяется. Подоконник широкий. Я сижу, прислонившись спиной. Когда вижу, как вверх из проёма окна в его спальне, струится дымок. Хочу попросить сигарету! Но, не желая себя обнаружить, молчу.
Самойлов вдруг первым бросает, словно поняв, что я здесь:
— Захочешь, уйду! А попросишь, останусь.
Не выдержав, я удивляюсь:
— Попросишь?
Он молчит. Видно, ждёт, когда я… попрошу. Алкоголь размывает границы! И безмолвная горечь стремится наружу. Я уже не пытаюсь её удержать.
— Ну, чего тебе не хватало, Самойлов? — говорю, даже с лёгкой иронией в голосе.
Он бросает:
— Тебя.
— Что? — неужели ослышалась.
Из окна вырывается облачко дыма. И летний сквозняк его тянет ко мне. Я вдыхаю поглубже густой горький запах его табака.
— Тебя той, которую я полюбил, — добавляет Илья.
— Что ты имеешь ввиду? — уточняю я, глядя на жёлтый кусочек луны меж деревьев.
— Ты нуждалась во мне, а сейчас…, - он усмехается грустно, — Ты стала такой независимой. Я больше не нужен тебе.
«Это неправда! Неправда!», — хочу прокричать. Но взамен отвечаю:
— А она? Думаешь, ты ей нужен?
Самойлов молчит. А потом отвечает короткое:
— Думаю, да.
Я закрываю глаза. А когда открываю, луны уже нет. И Самойлова тоже. Мне кажется, что он ушёл. Уехал. Он бросил меня! И только возня в гостевой убеждает в обратном.
Глава 29
Утро встречает тупым осознанием произошедшего. Его день рождения прошёл на ура! Ничего не случилось. Но чувство, что это — конец, отнимает последние силы. Я лежу мёртвым грузом. Смотрю в потолок. Люстра на нём старомодная. Хрустальные капли пронзает искусственный свет, и оставляет на плоскости яркие полосы.
Я вдруг пытаюсь представить себе его городскую квартиру. Знаю, что комнаты две. Что одна из них — спальня. Вероятно, теперь ещё детская? Я как-то раз побывала там. Сразу после покупки. Меня удивило обилие света и вид из окна! Рядом — парк, а его окружают высотки. Будто взяли природу в кольцо. Теперь этот вид, этот парк, предназначен Снежане. Той, которой он нужен! Не мне…
Встаю, умываюсь. Стою и смотрю на себя. Вспоминаю вчерашнюю фразу Самойлова. «Ты нуждалась во мне, а сейчас…». А что изменилось? Может, он? Я осталась такой же. Наивной и глупой! Если ждала примирения с ним в этот вечер.
Из окна вижу странную сцену. Машина Ильи стоит тык впритык. А сам он таскает коробки. И ставит в багажник одну за другой.
Быстро сбегаю по лестнице. Принимаю спокойный уверенный вид.
— Привет, — говорю.
Краем глаза заметив пустую кладовку.
Илья отвечает:
— Привет.
— Уезжаешь? — интересуюсь я голосом, лишённым эмоций. Хотя внутри у меня дребезжит!
Он разгибается, делает взмахи руками, трёт шею. Бедняжка! Устал?
— Да, решил забросить коробки в квартиру.
— Понятно, — киваю в ответ.
На кухне варю себе кофе. Он завтракал, сам. Вижу, тарелка чиста.
— Я решил не будить тебя, — произносит Илья.
Он подходит к кувшину с водой, наливает.
— Спасибо, — говорю с благодарностью.
— Там в холодильнике мясо осталось, — кивает Самойлов, — На ужин доешь. Пропадёт.
Я хмурюсь, пытаюсь осмыслить.
— А… ты? — вырывается непроизвольно.
Он опускает глаза:
— Я в понедельник вернусь.
Я кусаю губу, и последняя нить обрывается. Я права, это правда — конец! Он уже существует не здесь. Здесь живёт его тело. Но даже оно вскоре съедет отсюда к другой.
— Я могу вернуть тебе деньги за двое суток, — говорю деловито.
Чего только стоит поддерживать видимость. Делать вид, что мне всё равно!
— Не надо, — бросает он мягко.
И продолжает стоять позади. Я ощущаю его приближение. Кажется, вот-вот прикоснётся в попытке обнять.
— Ну, пока? — говорит вопросительно.
Я отвечаю:
— Пока.
И упорно стою, отвернувшись спиной. Но стоит двери закрыться, как я выдыхаю. А, когда его джип отъезжает, роняю слезу.
С одной стороны стало проще теперь… Но с другой…
Я слоняюсь по дому. Пора заниматься отделом, организовывать сборы вещей, переезд. Но нет вдохновения что-либо делать! И я просто жду, когда силы вернуться. Пытаюсь себя оживить. А внутри — пустота…
Раздаётся звонок. Я бегу к телефону. Почему-то мне кажется, это Илья. Но на проводе сын. Это так на него непохоже.
— Ма, привет! — слышу голос и сердце теплеет.
— Привет, мой хороший, — отвечаю я тихо.
— Ма, тут это…, - роняет Денис, — Вышлешь мне денег немного?
— Всё хорошо? — беспокоюсь.
— Ага, — отвечает Дениска.
Если Дина всегда начинает с отца, то сынуля всегда звонит маме. Самойлов считает, что мальчиков нужно воспитывать так. Лишать их карманных расходов! Его так отец воспитал.
Но я отвечаю:
— Конечно, — и тут же решаюсь спросить, — А домой когда?
Сын долго мычит, разнообразит наш диалог короткими: «Типа», «ну, это…», «короче».
— Не спеши, — говорю ему, — Отдохни как следует.
В другой раз я бы велела ему закругляться, готовиться к школе, читать. Но сейчас мне так важно отсрочить момент возвращения сына. Хоть бы сентябрь не настал! Хоть бы лето тянулось подольше…
— Серьёзно? — от радости Деня бросает, — Я люблю тебя, ма!
Я кусаю губу. Вытираю ладонями слёзы.