Страница 27 из 50
— Вы Настя?
— Э… я, — отвечаю растерянно. Пытаюсь понять, откуда он знает? На «букашке» нет данных хозяйки.
Он улыбается. Я чуть смещаюсь в сторонку, чтобы его разглядеть.
— Вы, вероятно, не помните, — говорит собеседник.
Он в бандане. Клочки светло-русых волос торчат по бокам. Волевой подбородок. И взгляд исподлобья такой, что мурашки по коже…
«О, Боже!», — икаю, сглотнув. Это он! Этот… как его? Виктор. Тот парень… мужчина, который меня «накормил». Совпадение? Но не случайность! Ненавижу теперь это слово…. Терпеть не могу!
— Я — Виктор, мы с вами ели в «Обжорке», — напоминает он сам.
Я смущаюсь. Как «стильно», однако, звучит! И киваю:
— Да, да.
Виктор глядит на гараж, где команда из трёх человек уже изучает «букашку»:
— Что случилось?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — Заглохла на светофоре. Там какая-то лампочка. Но я в этом вообще ничего не понимаю.
— Ничего, — произносит, скользя по мне взглядом, — Разберёмся.
Пока он идёт «разбираться», звоню человеку, встречу с которым теперь придётся перенести. Аргумент, увы, не в мою пользу!
Когда мастер по имени Виктор, или кто он там есть… возвращается, то я уже по лицу понимаю, что дело — труба! И парой минут обойтись не удастся.
— Настя, сейчас мои парни осмотрят авто и скажут, в чём именно дело, — слышу я и уже холодею от ужаса.
— Что-то серьёзное? — говорю, как в больнице. И гляжу на него так, будто он — врач! Вот сейчас он озвучит диагноз, и скажет, что мой «верный конь» повреждён и уже не поднимется на ноги…
— Пару минут, и всё станет ясно, — говорит убеждённо, а после кивает на дверь в стороне от ворот, — Вы можете подождать внутри.
— Нет, — отвечаю брезгливо, хотя и стараюсь «звучать» без эмоций, — Я лучше здесь постою.
— На солнце, — он щурится вверх, — И в пыли?
Я пожимаю плечами.
— Идёмте, — зовёт он меня, — Там удобнее! Есть кондиционер и кофейный автомат.
Удивляюсь в ответ. Позволяю себя проводить. За дверью находится комната. Где стоит, приглашая присесть, небольшой, но уютный диван.
В прохладе мне зябко. Но я понимаю, что дрожь абсолютно не связана с холодом! Мне страшно узнать, что машина сломалась… совсем. Как же быть? Почему это всё происходит со мной?
— Какое предпочитаете? — интересуется Виктор, задержавшись у автомата. Тот предлагает с десяток сортов.
— Тот, что покрепче, — вздыхаю, сажусь, уложив свою сумочку рядом.
— Отлично, — он вынимает банкноту, — Секунду.
И вставляет её в ярко-алую прорезь машинки. Та начинает жужжать! Я вдыхаю приятный густой аромат, что струится по комнате.
— Ну, вот, готово, — извещает Виктор и, подойдя, ставит чашку на маленький стол.
Из положения сидя, он кажется мне ещё выше. Ещё необъятнее! Шире в плечах. Я вжимаюсь в диван, прикрываю колени. Отчего-то мне стыдно, что он меня видел в «Обжорке», наблюдал, как я ем…
— Спасибо, — киваю ему благодарно, и тут же тянусь за своим кошельком, — Сколько с меня?
Виктор вздыхает. Очевидно, припомнив, как настойчиво я желала оплатить свой обед в той закусочной.
— Это подарок от заведения, — отвечает с улыбкой.
Стоит заметить, она у него очень даже приятная. И даже щетина не портит лицо.
Мне так хочется знать, сколько лет моему благодетелю? Если там, в полутьме придорожной харчевни, он казался мне младше на вид. То теперь можно дать ему лет 35. Или даже чуть больше.
— Спасибо, — смущаюсь, выпускаю из рук кошелёк.
Ну, и пусть! Это услуга должна входить в сервис. Сколько мне предстоит заплатить за ремонт? Ещё неизвестно…
Виктор уходит, а я цежу кофе глотками. Волнуюсь. Как будто сижу на пороге больницы. Вот сейчас они там изучают её, мою девочку. Щупают, трогают, тыкают разными штуками. А я тут сижу, расслабляюсь.
Мне хочется выскочить, видеть, что там происходит. Но я доверяю ему! Кто он там? Дальнобойщик? Водитель. Слесарных дел мастер? Плевать! Главное, чтоб починил.
Минут тридцать проходит, прежде чем дверь отрывается вновь. Я уже как на иголках. Не сижу, а хожу взад-вперёд! В этой комнате я изучила все вещи.
Цветок, что стоит у окна. У него много дырочек в листьях. А листья большие, почти как моя голова. Шкаф какой-то, где множество полочек. А на них — миниатюры машин. Я разглядела их все! А одну даже трогала…
— Она заведётся? — бросаюсь я, глядя с надеждой в его голубые глаза.
Виктор вздыхает:
— Боюсь, что придётся оставить её для ремонта. На пару деньков…
— Нет! — возражаю я громко. И не потому, что не смогу обойтись без машины. Смогу! Есть такси, наконец. Просто… Ведь это «букашка». И я не могу её бросить одну!
— Настя, не волнуйтесь, поломка не слишком серьёзная, — успокаивает Виктор.
Но я не могу успокоиться! Уже не могу…
Всё сломалось. Моя жизнь разлетелась на множество мелких осколков, как тарелка Ильи. А теперь ещё это вдобавок…
Я щурюсь, стараясь не плакать. Не плакать! Но эти позорные слёзы уже напирают, текут по щекам. И буря эмоций, которые я так усердно держала внутри, вдруг лавиной несётся наружу.
— Ну, почему? — всхлипнув, я закрываю лицо. Будто и впрямь кто-то умер!
Я плачу так горько, по-детски. Стыжусь этих слёз. Пытаюсь укрыться, уйти от назойливых глаз человека, стоящего рядом со мной.
— Всё поправимо, — произносит он мягко.
Но мне так не кажется! Что-то можно исправить. А что-то — уже никогда…
— Кхы! Кхы! Кхы! — рыдаю взахлёб, скомкав пальцами мякиш салфетки.
Эта поломка — вершина! Кульминация всех моих бед. Кому я попала в немилость? За что меня так…
Сквозь слёзы уже не могу различить шевеление. Мне плевать, что он видит! Плевать, как я выгляжу в данный момент. Мне так больно! Вся жизнь под откос!
Вдруг, вырывая меня из потока мучений, чьи-то руки хватают с обеих сторон. Задыхаюсь. Мычу. Когда в рот мой впиваются губы. Сухие, горячие, властные, они накрывают мои.
Это даже не поцелуй, а «автограф»! Какой-то засос, ненасытный и яростный. Я ощущаю, как влажный язык раздвигает мой наглухо сомкнутый рот. И мычу что есть сил! И в отчаянии дёргаюсь, пытаясь его оттолкнуть.
Но Виктор силён. Он вцепился в меня мёртвой хваткой. Держит руками лицо, прижимается, пробует…
— Ммммм, — исторгаю последний, измученный стон.
Когда он меня выпускает, когда губы его с громким чмоком бросают меня целовать, я дышу, как утопленник. Просто не в силах поверить, что он это сделал!
Он до сих пор ещё держит меня, когда я влепляю пощёчину. Звонкую, хлёсткую! Как мне кажется, сильную. Но его голова неподвижна. Он продолжает смотреть на меня сверху вниз. Выпрямляется.
— Ой, — восклицаю я, трогая губы. Они чуть зудят от щетины, одновременно колкой и мягкой.
— Прости…те, — отзывается Виктор, прячет руки в карманы, отходит.
Я слышу его продолжительный вздох. Сама же едва умудряюсь дышать! Сердце бьётся как азбука Морзе: «три коротких, два длинных…». По спине льётся струйками пот.
«Боже, какое бесстыдство», — прихожу я в себя.
— Прошу вернуть мне ключи от машины, — говорю, не узнавая свой собственный голос.
Вскинув голову, Виктор стоит в ареоле наружного света. На фоне окна он невидим, а я… Могу лишь представить себе, как я выгляжу в данный момент! Губы распухли, глаза покраснели, макияж, им размазанный, всюду, где быть не должно. Лицо, как с картины Ван Гога.
— Настя, я извиняюсь, — говорит виновато, — Я просто хотел вас утешить…
— Хотели утешить? — взрываюсь я криком, — Хороший предлог!
И, протянув ему руку, стою. Ожидаю, пока он отдаст мне ключи. Сейчас же звоню в другой сервис, и везу свою ласточку к ним. Не останусь здесь ни на минуту!
— Настя, ну это смешно. Я готов починить без оплаты, в счёт этой провинности…
— Нет! — я машу головой, вытираю помаду.
Он хмыкает:
— Вы ведёте себя, как ребёнок.
Задохнувшись, беру свою сумочку.
— Настя, — с мольбой просит Виктор.
Его тон виноватый. Хотя… Он уже получил по лицу. Боже! Я в жизни не била никого. Даже детей своих только трепала шутливо «по шёрстке». А тут… по лицу!