Страница 16 из 50
Когда в моей правой руке остаётся лишь жалкий огрызок букета. А внутри — пустота…
То я замираю. Дышу тяжело.
Он уменьшился вдвое. Весь в ошмётках цветов. И зелёные, грязные полосы трав «украшают» рубашку.
Вижу кровь на руке. Вспоминаю, что розы с шипами. Я себя оцарапала ими. Плевать!
Самойлов с трудом выпрямляется. Опасливо смотрит. У него на щеке тоже кровь.
— Бл…ь, — он трогает щёку, — Ты вообще еб…сь?!
Я издаю заключительный рёв и бросаю букет. Попадаю ему прямо в грудь.
— Ай! — сгибается он.
Ухожу. Он кричит:
— Истеричка!
Я без слов «достаю» средний палец. И, даровав этот жест на прощание, покидаю его кабинет…
В сквере пахнет сырой древесиной. Накануне был дождь. Небольшой. Но приятной прохладой овеял уставшие кроны деревьев. Я тоже устала! Машка меня загоняла по кругу. Пытаясь согнать весь накопленный жир.
Это я умолчала про пончик! А то бы до ночи мне бегать по скверу, в отместку за ужин в компании странных мужчин.
— Ой, не могу! — Машка, прервав марафон, продолжает смеяться, — Избила мужа букетом! Кому расскажи, не поверят!
Я и стыжусь и горжусь одновременно. Стоит припомнить испуг на лице у Ильи. Я никогда не дралась, не кричала, не хлопала дверью. Что говорить, если за всю семейную жизнь ни одна тарелка в буфете не пострадала?
Я — образцовая женщина! Но всё ведь когда-то бывает впервые…
Зато мне теперь хорошо. Даже плакать не хочется. Стоит припомнить затравленный взгляд. Белодага! Наверно, пришлось заменить не только рубашку, но и штаны?
— Не могу и смеяться и бежать одновременно, — выдыхает подруга, — Хотела бы я увидеть его физиономию!
Я усмехаюсь:
— Да, уж! Есть на что посмотреть. В драмтеатр его бы приняли без экзаменов.
— На главную роль в пьесе «Униженные и оскорблённые», — фыркает Машка и снова смеётся, как лошадь.
А мне не смешно! Мне ещё жить с этим извергом. И что он придумает в следующий раз? Подсыплет мне уксус в еду? Может, ему не с руки разводиться? Может, он хочет остаться вдовцом?
— Ну, ты, конечно, подруга даёшь! Подцепить сразу двух мужиков, — удивляется Машка.
Я рассказала ей всё. Ну, частично! Про ужин в «Обжорке». И про дядь Пашу с Витьком. На тему последнего Машка долго пытала меня. Вынуждая описывать внешность.
Я рассказала, что помнила: очень высокий и крепкий.
Подруга вздыхает:
— Наверно, голодный? Всё время в пути.
— Ещё бы! Умял два вторых и солянку, не глядя, — киваю в ответ.
— Я о сексе, чучундра! — стыдит меня Машка.
И, вспомнив давнишнюю песню, усиленно тянет:
«Во тьме бегут фонари,
Где же, на какой дороге, мой милый друг?
Он затерялся вдали,
И мужские руки, сильные, держат руль».
Я знаю её, но принципиально ей не подпеваю.
— У тебя на уме только секс, — говорю осуждающе.
Машка только вздыхает:
— Это нормально, поверь мне! Ненормально не думать о сексе вообще.
Мне не стыдно. Ничуть! У меня, в конце концов, двое детей. И дом. И отдел. И ещё куча мыслей. И некогда мне размышлять о таком…
Представляю себе, что подруга бы тотчас взяла в оборот дальнобойщика. Утянула его в свои сети! И опутала ими по рукам и ногам.
— А телефончик остался? — с хитрецой добавляет она.
— Чей? — пожимаю плечами.
— Ой, ну Виктора этого, — добавляет подруга.
Я настороженно щурюсь:
— А тебе он зачем?
— Ну, мало ли, — Машка загадочно смотрит вокруг, — Может мне нужно груз переправить?
Я в ответ хохочу:
— Какой груз? Опасный?
Она, закатив глаза, цокает:
— Не то слово, какой!
— Скоропортящийся, — добавляю, окинув её сверху донизу взглядом.
От леса тянет прохладой. И мы устало сидим на скамейке. Под кронами старых деревьев. Мой новый костюм пропитался насквозь. И я с упоением думаю, что секс в чём-то близок к спортивному бегу. Ты также потеешь, изводишь себя непрерывным движением тела. А после — лежишь и балдеешь, и чувствуешь гордость внутри.
Правда, с Ильёй я давно не потела. Я просто не успевала вспотеть! Я даже раздеться не успевала. Иногда в полусне принимала его, как незваного гостя. Ждала, что он кончит. Желала ему доброй ночи.
Однажды, я помню, спросила:
— Тебе хорошо?
Он ответил:
— Конечно, — и даже прижал к себе как-то «по-взрослому».
Я полагала, что эта совместная близость и есть «завершающий штрих». Что люди взрослеют, мудреют, и им больше нет нужды заниматься такой ерундой. Страсть угасает со временем! Оставляя взамен нечто большее.
Но что же осталось у нас? Двое общих детей. Рождённых, как я полагала, в любви. Общий дом, тяжкий долг в нём друг друга терпеть. И целая кипа воспоминаний, которыми он пропитался за все эти годы.
Машка вздыхает и жмёт мою влажную руку:
— Самойлова, ты — мой кумир!
Я поправляю:
— Я не…
— Ты не Самойлова, да! — исправляется Машка, — Никак не привыкну.
«Я тоже», — думаю я про себя. Понимая, что это — не просто фамилия. Это — целая жизнь.
Глава 12
Утром я медитирую. Погода благоволит моему настроению. Солнышко ласково светит на красивый и сочный газон. Здесь мангал и бассейн. Надувной, правда! Дети любили плескаться в нём летом. Они ещё не подросли, а я уже думаю, что будет, когда они выпорхнут во взрослую жизнь…
Сегодня в бессоннице, я начиталась такого… И всё про развод! Нас бы могли развести без проблем. Но всё портит его несогласие. Машка меня убеждает — её адвокат всё устроит.
Она повторяет: «Настюха, всё будет пучком!». Ей проще! Её первый муж отпустил, хоть и сильно страдал. Вот, что значит — любовь! Мол, лети, моя пташка. Будь счастлива. Пусть и не со мной.
Со вторым разлучились друзьями. Они до сих пор вместе кофе пьют. Ну, а третий вообще жил на «птичьих правах». Потому у неё «всё пучком». Мой же пучок превратился в укропный! Пришлось влезть в НЗП, чтоб заплатить за услуги её Пал Аркадичу. В понедельник иду к нему. Буду слушать его «песнопения» о правах человека.
Беспокоит одно. Избежать бы тащить детей в суд! И вообще… Избежать! Но, придётся поставить в известность. Возраст обоих обяжет ответить судье, с кем они выберут жить?
С кем! Со мною, конечно! Неужели неясно? Не с отцом же. Да и, если бы только с отцом. А ещё и с его малолеткой! Боже! Думать об этом боюсь. Как воспримут? Дениска-то ладно, большой! А Диана?
Телефон вынимает из «Дзена». Хотя… Какой к чёрту Дзен? Ни музыка индии, ни мантры, ни даже ромашковый чай не помогут избавить меня от всех этих мыслей.
Смотрю на экран. Мама. Вздыхаю. Беру.
— Это я, Настя, — извещает мамуля. Как будто там может быть кто-то ещё.
— А это я, — отвечаю в обычной манере.
Она, пропустив мою «дерзость», идёт сразу к теме:
— Скажи мне, у Дины и правда аллергия на свеклу и фасоль?
Я хмурюсь. Пытаюсь припомнить.
— Да вроде бы нет, — отвечаю.
Сама вспоминаю, как дочь с упоением ела селёдку под шубой на Новый год.
— Странно, — удивляется мама, — Она мне сказала, что борщ ей нельзя. Что от свеклы она будет чесаться. А от фасоли случится понос.
Цокаю. Узнаю свою дочь. Как мама всё время ведётся? Хотя… Диночка — хитрая бестия! Может меня обвести вокруг пальца. Сколько раз было такое? Ну, сразу видно, в отца…
— Больше слушай её, — говорю, — Это она, чтобы борщ твой не есть, всё придумала.
— Да что ты? — охает мама.
— Конфеты, небось, лупит, не чешется? — уточняю.
Мать ту же берётся меня убеждать:
— Нет, Настя! Что ты! Я не даю ей конфеты. Ты же мне запретила? По одной только в день.
Про себя усмехаюсь. Святая наивность! Неужто, она без тебя не найдёт?
Дальше мать начинает вещать «огородные новости». Недавно был град и побил виноград! А тля съела розовый куст. Хотя, она проводила его обработку… А, может быть, нет?
Слушаю вполуха. И ощущаю такое тепло и спокойствие. Вот, где таится секрет! Мама лучше любого инструктора по аутотренингу способна внушить мне уверенность в завтрашнем дне. Её болтовня благотворно влияет. И я закрываю глаза…