Бразильский вояж

— Я и не плачу. Я вообще редко пускаю слезы, не то, что другие девочки!

— Что-нибудь придумаем, а пока никому ни слова о том, что мы узнали.

Она кивнула и оба замолчали, погрузившись в свои грустные, мрачные мысли.

Как не старались дети скрыть свои отношения к окружающему, отец Джозеф заметил изменения в их поведении, внешнем виде, и не раз уже пытался дознаться до причин этого. Дети упорно отрицали все его попытки проникнуть в их тайну и отмалчивались. Даже угроза божьей кары не возымела действие, и святой отец прекратил домогательства, хотя и посматривал на них с подозрением.

Но прошёл ещё год с небольшим, прежде чем Николас начал что-то обдумывать.

— Хел, а ты знаешь, что наша бабка уже давно знала про папу?

— Откуда ты взял? — удивилась девочка. — Она сказала?

— Ничего она не говорила. Просто я стал последние месяцы много наблюдать за людьми. И за бабкой тоже. И угадал по разным мелким её взглядам, поведению и всему тому, что может выдать человека, скрывающего тайну. Нас с тобой тоже отец Джозеф быстро раскусил ещё больше года назад. Потому, что мы не смогли полностью скрыть свои тайны. Так и я с бабкой.

— Чего ж она нам ничего не говорила?

— А что толку? Это у взрослых называется бережение детей. Нам бесполезно было знать правду. Что мы могли сделать? А отец Джозеф скрывает по тем же причинам,

— А чего это ты этот год почти полностью перестал заниматься в школе, больше занимаешься с оружием? Готовишься в солдаты поступить?

— Зачем? Нет Хел, это я для того, чтобы нас защитить. Мы ещё дети, а защититься легче с оружием. Вот и упражняюсь. Много говорю со знающими в этом деле людьми.

— Ты, Ник, заметил, что отец Джозеф почти перестал делать нам замечания? Прежде каждый из нас получал в день по нескольку таких замечаний. Что это с ним случилось?

— Может, совесть не позволяет. Я не знаю. Зато недавно узнал, подслушал, что наш святой отец собрался уехать в Англию.

— Зачем? — расширила глаза Хелен. — Разве здесь ему плохо?

— Здесь никто больше пяти лет не остаётся. Или так заведено, или у них со здоровьем дела плохи становятся здесь.

— И когда же он наметился уехать?

— Наверное летом, когда штормов меньше. Или когда муссон задует с северо-востока. А это будет как раз, когда мой день рождения. В декабре.

— А это долго будет?

— Что ты одни вопросы задаёшь! Надоело! Сама знать должна всё это. Не маленькая уже. Семь лет стукнуло. А мне ещё одиннадцати нет.

— Вот ты какой! — воскликнула Хелен и немного надулась, но тут же улыбнулась и ещё спросила: — А ты глядел те деньги, что папа тебе оставил и зарыл в землю? Интересно, сколько там?

— Он говорил, да я забыл. Надо бы посмотреть. Или отложим, а?

— Интересно же! Давай посмотрим когда-нибудь?

— Нет, лучше подождём. Сейчас нам они без надобности. Я должен подрасти.

Однажды, уже после скромного дня рождения Николаса, он пригласил сестру посмотреть, как он будет убивать котёнка.

— Ты что, сумасшедший, Ник!? — ужаснулась девочка. — Зачем ты это делаешь? Такой грех на душу берёшь? Перестань, мне страшно!

— Мне тоже, — мрачно ответил мальчишка. — Но мне это необходимо.

— Для чего? Ты меня напугаешь! Лучше я пойду, а то испугаюсь и спать по ночам не смогу. Дурак ты!

— Как хочешь, а я должен это сделать. Мне говорили, что убить человека не так-то и легко, особенно такому, как я, мальчишке. Вот я и подумал, что надо привыкнуть. Слышал, что с этим можно свыкнуться.

— Разве ты собираешься убить кого-то? Человека?

— Пока не знаю, но подготовиться надо. Чтобы не так страшно было в случае необходимости убить…

— Нет! Я уйду! Не хочу видеть такое.

Она ушла, а Николас вытащил из мешка котёнка, посмотрел на него, побледнел и вытащил нож. Долго примеривался, пока маленькое животное мяукало и жалобно пищало.

Ник закрыл глаза, намереваясь ударить котёнка ножом, но вспомнил, что так он не сможет быстро привыкнуть и открыл их. Поколебавшись, Ник все же с дрожью во всем теле ударил в живот. Стало отвратительно на душе, внутри, в животе и тошнота подскочила к горлу. Он отбросил пищавшего котёнка, и судорога прокатилась по телу. Смотреть на агонию животинки он больше не смог.

Потом признался сестре, что это было ужасно.

— Я тебе говорила, Ник! Зачем мучить котёнка было? Брось ты это!

— Нет! Надо привыкнуть. Я снова заставлю себя убить. Хоть кого, но лучше собаку. Найду поменьше и прикончу! Так надо, Хел!

Уже через полтора месяца Ник по секрету сообщил сестре:

— Я уже почти привык убивать, Хел. Противно, но делаю уже спокойно, почти спокойно, — поправился он и смутился,

— Лучше не говори мне об этом! Мне страшно, и я не хочу ничего такого увидеть во сне. А это может мне присниться. Бабушка говорила.

— Ты ей сказала про мои опыты? — нахмурился Ник и недовольно бросил на сестру грозный взгляд.

— Что тут такого, Ник? Она нас воспитывает, следит за нами и помогает. Я случайно проболталась. Она только вздохнула и покачала головой.

— Ты знаешь, почему наш святой отец не уехал? Он ждет своего заместителя, а он до сих пор не приехал. Значит, уедет через год. Точнее, зимой или поздно осенью. Месяцев восемь осталось.

— Что это он тебя так интересует? — с подозрением спросила Хелен.

— Просто так, — беспечно отозвался Ник и тут же перевёл разговор на другое. — Ты уже становишься большой, Хел. Может, тебе купить новое платье? А то у всех такие красивые, а ты постоянно ходишь в одном и том же.

Девочка критически оглядела себя и своё заношенное платье.

— Разве у нас есть на это деньги? Мне бы хотелось, да я ещё про такое не думала. И правда, другие девочки ходят в красивых. А с меня иногда смеются и показывают пальцами. Да я не обращаю внимания на это.

— Ладно, Хел. Мы посмотрим, что можно тебе сшить. У меня имеется несколько местных фанамов. Их должно хватить на платье. В воскресенье пойдём поищем портниху подешевле.

Лицо Хелен порозовело не то от радости, не то от смущения, Нику это понравилось, и он тоже застеснялся.

Они больше не говорили об этом, но в субботу Ник опять напомнил сестре.

— Ты готова к портнихе?

— Я уже даже нашла её. Мы ведь не местное платье будем шить! А здесь в фактории такая есть. Она шьёт для наших мисс и миссис. А она не прогонит нас? Ведь я такая незначительная.

— Незначительная? — воскликнул Ник и сделал пренебрежительное лицо. — Да ты красивее всех здешних девчонок! Кто может с тобой соперничать? — Ник покраснел, но сестра этого не заметила. Её мысли были заняты платьем и портнихой.

Пожилая женщина с массой булавок и иголок в фартуке, встретила странных клиентов и вопросительно смотрела на них.

— Что вам нужно, дети?

— Простите, миссис, — пролепетал Николас. — Мы живём без родителей, а потому пришли вместе. Это моя сестра Хелен. Мы дети Сафониуса, миссис. Могли слышать, миссис…

— Да, да! Слышала! Бедные дети! Остаться без поддержки! Но что вам нужно от меня? Я ведь шью только для взрослых или детей, но за деньги.

— У нас они имеются, миссис. Только мы не знаем, сколько будет стоить для моей сестры такое платье. Дорогого нам не нужно, может денег не хватить.

— Но что мы стоим в дверях! Хотите зайти? Я с вас много не возьму, — уже с улыбкой пригласила женщина.

Комната была завалена материалом, и глаза девочки разбежались в восторге и растерянности.

— Раз вам дорогое не осилить, то я могу предложить тебе, милочка, вот это! — и портниха протянула для осмотра кусок цветного материала, довольно тонкого и приятного.

Хел молча кивнула, а хозяйка чуть задумалась и сказала:

— Это будет стоить пол-шиллинга, дети.

— Простите, миссис, но у меня только фанамы. Сколько это будет в фанамах?

Женщина благосклонно улыбнулась.

— С вас могу взять пять фанамов. Это вы сможете оплатить?

— Да, миссис! — Ник улыбался довольный, что захватил целых десять. — Вот! — он протянул пять монеток.