Страница 13 из 93
Вчера ко мне солидность постучалась. Она по седине меня нашла, но я читал Рабле и выпил малость, и вновь она обиженно ушла. Аскет, отшельник, дервиш, стоик — наверно, правы, не сужу; но тем, что пью вино густое, я столь же Господу служу. Любых религий чужды мне наряды. но правлю и с охотой и подряд я все религиозные обряды, где выпивка зачислена в обряд. Людей великих изваяния печально светятся во мраке, когда издержки возлияния у их подножий льют гуляки. Какое счастье — рознь календарей и мой диапазон души не узкий: я в пятницу пью водку как еврей, в субботу после бани пью как русский. Паскаль бы многое постиг, увидь он и услышь, как пьяный мыслящий тростник поет «шумел камыш». Нет, я не знал забавы лучшей, чем жечь табак, чуть захмелев, меж королевствующих сучек и ссучившихся королев. Снова я вчера напился в стельку, нету силы воли никакой; Бог ее мне кинул в колыбельку дрогнувшей похмельною рукой. A страшно подумать, что век погодя, свой дух освежив просвещением, Россия, в субботу из бани придя, кефир будет пить с отвращением. Когда друзья к бутылкам сели, застрять в делах — такая мука, что я лечу к заветной цели, как штопор, пущенный из лука. Где-то в небе, для азарта захмелясь из общей чаши. Бог и черт играют в карты, ставя на кон судьбы наши. Однажды летом в январе слона увидел я в ведре, слон закурил, пустив дымок, и мне сказал: не пей, сынок. «Зачем добро хранить в копилке? Ведь после смерти жизни нет», — сказал мудрец пустой бутылке, продав ученым свой скелет. К родине любовь у нас в избытке теплится у каждого в груди, лучше мы пропьем ее до нитки, но врагу в обиду не дадим. Я к дамам, одряхлев, не охладел, я просто их оставил на потом: кого на этом свете не успел, надеюсь я познать уже на том. Когда однажды ночью я умру, то близкие, надев печаль на лица, пускай на всякий случай поутру мне все же поднесут опохмелиться.
Глава 3
ВОЖДИ ДОРОЖЕ НАМ ВДВОЙНЕ,
КОГДА ОНИ УЖЕ В СТЕНЕ
Ни вверх глядя, ни вперед, сижу с друзьями-разгильдяями, и наплевать нам, чья берет в борьбе мерзавцев с негодяями. Пахан был дух и голос множества, в нем воплотилось большинство: он был великое ничтожество, за что и вышел в божество. Люблю за честность нашу власть, нигде столь честной не найду, опасно только душу класть у этой власти на виду. Гавно и золото кладут в детишек наших тьма и свет, а государство тут как тут, и золотишка нет как нет. Как у тюрем, стоят часовые у Кремля и посольских дворов; пуще всех охраняет Россия иностранцев, вождей и воров. Ждала спасителя Россия, жила, тасуя фотографии, и, наконец, пришел Мессия, и не один, а в виде мафии. Сбылись грезы Ильича, он лежит, откинув тапочки, но горит его свеча: всем и всюду все до лампочки. Я верю в совесть, сердце, честь любых властей земных. Я верю, что русалки есть, и верю в домовых. Сын учителя, гений плюгавый — уголовный режим изобрел, а покрыл его кровью и славой — сын сапожника, горный орел. Какая из меня опора власти? Обрезан, образован и брезглив. Отчасти я поэтому и счастлив, но именно поэтому — пуглив. Наши мысли и дела — белее снега, даже сажа наша девственно-бела; только зря наша российская телега лошадей своих слегка обогнала. Духовная основа русской мощи и веры, нрав которой так неистов, — святыней почитаемые мощи крупнейшего в России атеиста. Чувствуя нутром, не глядя в лица, пряча отношение свое, власть боится тех, кто не боится, и не любит любящих ее.