Свеча в окне

Ободренный ее смехом — ее не пугают ни он, ни его слепота, это очевидно, — Уильям потянул руку к себе.

— Не уходи, я могу показать тебе больше, чем просто ногу!

Рывком он втащил ее в лохань и повалил к себе на колени.

Вода сильно плеснула и сразу же окатила их с головы до ног. Девушка охнула и забилась как-то неловко и неумело, словно она была совсем не привычна к мужским объятиям. Его рука быстро скользнула вниз по ее мокрому платью. Это убедило его в том, что тут совсем другой случай. Любую девку с ее бедрами и грудью да еще и с такой тонкой талией обнимали и не раз.

Борьба девушки, ее любовная игра, становились все отчаяннее и безрезультатнее, на устах Уильяма появилась улыбка. Ее тонкое попискивание было очаровательным, оно свидетельствовало о силе духа, но не о сопротивлении. Этой девице были известны все уловки.

От столь явного поощрения вся его мужественность моментально воспряла. Она все еще била его, несколько вяло пыталась встать и от этого терлась об него бедрами. Ее кулаки колотили его по плечам, когда он притянул ее к себе, повернул немного вбок и посадил на колени. Голова ее легла ему на сгиб локтя, а коса перебросилась через руку. Со смехом Уильям поймал ее мелькающий перед его лицом кулачок и покрепче сжал ей шею. Теперь она была достаточно неподвижна, чтобы он мог найти ее губы своими.

Но всего через мгновение его оценка ее опытности изменилась. Уста ее уступили и легко раскрылись его настойчивому языку. Но, лишь тот оказался внутри, она не знала, что с ним делать. Она не откликалась на его прикосновения, не отвечала на его игру. Однако она не была безучастна. Эти уста были милыми и истосковавшимися, удивленными и жаждущими. Он стал ласкать ее нежнее, направляя ее и подсказывая ей.

Он чуть ослабил руку, сжимавшую ей голову, а на спину ей, поддерживая, легла его огромная ладонь. Потом рука его двинулась вверх и вниз по ее боку, лаская, успокаивая ее. Он отпустил ее руку и положил себе на грудь, на раскрасневшуюся кожу у себя над сердцем. Она отдернула руку, но он терпеливо поймал и вернул ее на то же место, гася вспышки ее невинности своими губами. На этот раз она не отдернула руку. Пальцы ее сжали вьющиеся на его груди волосы, задрожали, потом снова сжали их. Стон прервал его поцелуй.

— Милая, — прошептал он ей на ухо, проведя по нему кончиком языка. Ее ответный стон коснулся его щеки.

Его другая рука продолжала ее изучать. Он положил руку ей на грудь, обвел пальцами сосок, сжавшийся от холода и нервного напряжения. Он мял эту возвышенность своей ладонью, тепло, старательно, нежно, пока возлежавшая у него на коленях женщина не растаяла, не стала мягкой и податливой. Вознагражденный за свои усилия, Уильям еще раз нежно коснулся ее и двинулся дальше. Округлость ее талии говорила о правильности его первого и поспешного суждения, а твердый живот дрогнул, когда по нему скользнули его пальцы. Мокрая материя юбки собралась у колена, и рука его нетерпеливо коснулась ее икр. Как только пальцы прикоснулись к коже, дыхание его перехватило, она вздрогнула, дернулась, вырываясь из летаргического сна. Словно волшебник, Уильям это почувствовал и снова овладел ее устами, возвращая ей радость прикосновения его губ, а рука его тем временем скользнула вверх по шелковой глади ее ног. По дороге в рай.

А рай был так близок, так близок.

Ледяная вода окатила ему спину и внезапно вернула его на землю. Две сильные руки отпихнули его, схватили девушку под мышки, выдернули из его объятий и оттащили туда, где он не смог бы ее достать.

Уильям вскочил на ноги в гневе. Только слепота сдерживала его от того, чтобы броситься в ответную атаку.

Его негодующий рев мог бы напугать слабых женщин, но Мод не была такой.

— Вы что, с ума сошли, лорд Уильям? Да как вы могли наброситься на даму на глазах у служанок?

Он снова взревел, онемев от ярости. Потом его разум вернулся к нему, и он прокричал:

— Наброситься? Наброситься? Все, что ей требовалось сказать, так это «нет», и я отпустил бы ее. Хвала нашей милой Святой Спасительнице, леди Сора, это благодаря вам на меня излилась холодная вода?

Сора, вымокшая и дрожащая у огня, откликнулась:

— Можно и так сказать.

Высвобожденный из оков молчания, ее голос дрожал, его гнев тоже постепенно затихал.

— Верните девку, и я все забуду. — Сидевшие у окна служанки разом хихикнули, и он окунулся в воду. — Верните девку и отошлите этих служанок вон.

Выкручивая обеими трясущимися руками свой насквозь промокший рукав, Сора откинула волосы со лба и откликнулась:

— Я не могу этого сделать, милорд. Эту девушку вызвали.

— Что значит вызвали! Она крепостная. Я ее господин.

Сора разгладила грубую материю своего шерстяного платья и про себя недобрым словом помянула свое усердие. Чувство ответственности требовало, чтобы она сначала справилась с работой, порученной ей лордом Питером, и только потом могла воспользоваться подаренной ей материей. Пришло время шить новую одежду, одежду, в которой она будет похожа на леди, а не на служанку.

— Девушка ушла.

— Ушла! Да никто не выходил из этой комнаты! — Гнев снова заставил его вскочить на ноги. — И я хочу ее сейчас!

Выведенная из себя, потеряв самообладание, Сора прокричала в ответ:

— Я поговорю с вашим отцом! Мы все с ним решим! Она взмахнула мокрыми юбками, повернулась, держась за руку Мод, и вышла через дверь, придерживаемую швеей, которая просто тряслась от веселья и закусила руку, чтобы не рассмеяться.

— Не хотите ли, чтобы я сделала вам ванну погорячее, лорд Уильям? — спросила Линн, одна из служанок его покойной жены. — У меня еще согрелась вода.

— Нет, — медленно ответил Уильям. — Нет, я думаю, ванна уже достаточно нагрета. Холод отступил.

В отгороженном укромном уголке, поблизости от главного зала, лорд Питер вытер лоб рукавом и попытался сосредоточиться на отчете, который разъяснял ему его сенешаль. Лучше бы он был сейчас во дворе замка и учил юных Кимбалла и Клэра обращаться с мечом. Да хоть что угодно, только не эта бесконечная скука. Это всегда было делом Уильяма — следить, каков урожай созрел на землях арендаторов и не обманывают ли их управляющие. У лорда Питера это плохо укладывалось в голове, как бы терпеливо молодой и образованный монах ни объяснял ему все.

— Из-за набегов на Фэрфорд, — говорил брат Седрик, — арендная плата опять упала. — Он прервал свой доклад. Внимание его привлек шум, исходивший из главного зала.

Лорд Питер тоже поднял голову. Его интересовало все, что могло бы отвлечь от сводящих с ума подсчетов.

— Слишком долго мы уже не слышали в замке смеха, — сказал он. — Приезд леди Соры поставил все на свои места. Слуги веселы и послушны, еда как следует приготовлена и, кажется, даже Уильям наконец начал приходить в себя.

Сора, мокрая и сердитая, возникла в сводчатой двери. Одна рука ее лежала на шее дога, вторая на руке Мод. При появлении их слова застыли у лорда Питера на губах.

— Лорд Питер! — обратилась Сора к нему. — Простите мне мой вопрос, но как давно Уильям не имел связи с женщиной?

— Не имел связи? С женщиной? — ошеломленно переспросил лорд Питер.

— Вполне определенно, у него появилось пристрастие кидаться на женщин, — бросила Сора, вытягивая свой рукав и выкручивая его.

Лорд Питер посмотрел на стоявшую перед ним вымокшую Мадонну и воду на полу вокруг нее.

— Вы промокли, — сказал он. — Вы что, упали в лужу?

— Нет, я упала в лохань, в которой мылся ваш сын. Ну и похотлив же он у вас. Как давно он уже не спал с женщиной?

Брат Седрик издал тихий звук, лорд Питер обернулся и увидел, что он смотрит на Сору и давится от смеха. Шерстяное домашнее платье промокло насквозь, и через шнуровку по бокам проступало расшитое золотом нижнее белье. Ее фиалковые глаза сверкали, щеки горели симпатичным розовым румянцем. Губы девушки трепетали, они были полными, красными и чуть припухшими, явный признак того, что ее только что всласть целовали.