Кристина

— Сделай только шаг, и я угощу ее вот этим.

«Вот это» оказалось лезвием опасной бритвы, очень похожим на то, каким пользовался отец.

— Ступай вниз, — продолжал Дон.

Я попятилась, он последовал за мною, подталкивая перед собой Констанцию. Шаг за шагом я спустилась по лестнице и оказалась на кухне, где еще минуту назад я с такой любовью целовала свою дочь.

И вдруг я почувствовала себя абсолютно беспомощной от страха, во мне совершенно не осталось сил бороться с этим человеком, и я, словно со стороны, услышала собственный умоляющий голос:

— Ради Бога, Дон, отпусти ее. Пожалуйста! Я готова сделать все… все, только отпусти ее.

— Даже прикончить меня, как и мой чертов братец, — улыбнулся он, но только губами, глаза его оставались смертельно-холодными, внушающими ужас. — Вы оба сидели за этими стенами много лет, размышляя, как можно пристукнуть меня, верно? Ты даже не могла убрать с лица это выражение, однако так и не собралась с духом. Я мог бы прижать тебя как следует, ты всегда была у меня под ногтем, да и сейчас тоже. Никто не может обидеть Дона Даулинга безнаказанно. А ты, сучка, столько мне насолила!

— Дон, — тонким жалким голосом, похожим на скулеж собаки, начала я. — Дон, говорю тебе: я все сделаю, все, что ты только захочешь, только не трогай ее, — я протянула руку к искаженному ужасом лицу дочери, и Дон отступил назад, увлекая ее за собой.

— Большое спасибо, мисс Кристина Уинтер, — проговорил он. — Все еще мисс Кристина Уинтер. Боже, как это смешно. Но с чего это тебе взбрело в голову, что ты до сих пор нужна мне? Господи! Да я скорее пойду с последней шлюхой, чем с тобой. Но вот она, — это он приподнял пальцами груди Констанции, — вот она — как раз ты тогда, когда я хотел тебя. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я буду играть с ней по-честному. Я не собираюсь бросать ее, как бросили когда-то тебя. Нет, когда она забеременеет, я женюсь на ней. Не то что мне нужен ребенок, но у нее он будет. Знаешь почему? Мне хочется, чтобы ты помучилась, как на раскаленной решетке. Ты думаешь, что за все эти годы я сумел рассчитаться с тобой, но мне всегда было мало. А уж на этот раз я буду удовлетворен… Да, каждый раз, когда я буду прикасаться к ней, ты будешь знать об этом, жизнь станет для тебя адом.

Он снова нажал на груди Констанции, поднимая их, и с ее губ сорвался приглушенный полотенцем стон.

— Дон, Дон, — торопливо и бессвязно начала я, уже сознавая, что собираюсь сделать. Я хотела со всех ног броситься через гостиную на улицу и кричать кричать что есть мочи. Он никогда не осмелится пустить в ход бритву.

Я уже хотела рвануться к двери комнаты, как он остановил меня.

Подняв бритву и прижав лезвие к щеке Констанции, он закричал:

— Еще раз дернешься — и я помечу ее на всю жизнь.

Я застыла на месте, дрожа всем телом и тяжело дыша. Он грубо хохотнул и добавил:

— Ничего ты не можешь сделать — как всегда, а у меня все продумано, каждый шаг. Ни ты, ни этот трусливый бумажный червяк не в силах бороться со мной.

В этот момент с нашего заднего двора раздался тихий свист, и Дон резко повернулся к кухонному окну.

— Открой заднюю дверь, — приказал он и толкнул ко мне Констанцию.

Я снова попятилась.

Когда я отодвинула засов на двери подсобки, он тихо проговорил:

— Сюда, Рекс.

Вошел коротышка в большом мешковатом пальто. Переводя взгляд с одного на другого, он ухмыльнулся и сказал:

— Ну-ну.

— Не спускай с нее глаз, — Дон кивком головы указал на меня, после чего вернулся на кухню. Коротышка направился ко мне, и я отпрянула. Это был пухлый, со здоровым цветом лица мужчина, встретив которого на улице, можно было принять за вполне нормального человека. Он пристально смотрел на меня и, приноравливая свои шаги к моим, следовал за мной.

— Значит, ты и есть Кристина Уинтер, — холодно произнес он. — Ну так что? — Он прошел на кухню и, повернувшись к Дону, уже другим тоном, отрывисто сказал — Давай, парень, ты же все продумал, да?

— Прежде всего нужно вывести из игры ее, — Дон мотнул головой в мою сторону. — Обычно в это время она уже отключается и храпит вовсю. Но сегодня ты не набралась, Кристина, а? — с издевкой проговорил он. — Не повезло тебе, потому что я с удовольствием сам усыплю тебя.

Я, словно загипнотизированная, наблюдала, как он провел языком по верхней губе, как будто слизывал что-то.

— Это будет мой подарок на прощание, так сказать, — продолжал он, — потому что мы больше не увидимся — мы с Конни отправляемся в дальние страны. Правда, Конни? — Он почти оторвал Констанцию от пола. Я увидела, что дочь закрыла глаза.

— Так давай ее мне, — торопливо сказал коротышка, шагнув к Констанции, — кончай свое дело, если мы хотим к ночи добраться до доков.

Как раз в этот момент послышался звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине парадной двери: надежда на спасение.

— Отец! Отец! — пронзительно закричала я.

Буквально секунду спустя он уже входил в кухню, но, увидев нас, застыл на пороге как вкопанный. По его лицу я поняла, что он просто не верит собственным глазам. Но, осознав наконец, что случилось, закричал страшным голосом:

— Убери от нее руки, Дон Даулинг, или клянусь, что ты не доживешь до старости!

Он шагнул к Дону, но тогда его приятель, вынимая руку из кармана, заговорил снова:

— Спокойней, дедушка, мы уже уходим.

— Прочь с дороги! — отец оттолкнул в сторону коротышку, даже не глядя на него.

— Отец! — закричала я, потому что он вроде и не заметил, что держит в руке сообщник Дона. Коротышка как будто тоже опешил, но сказал:

— Послушай, я не хочу сделать тебе ничего плохого, так что кончай блеять, как чертов козел, и отвали.

Отец размахнулся, но его кулак не успел опуститься на коротышку. Отец вдруг дернулся, как будто что-то ударило его в грудь, потом склонил голову, потом опустились его плечи, и он медленно осел на пол.

Звука выстрела не было слышно. Крови не было.

Кричать я уже не могла и лишь с ужасом повторяла снова и снова:

— Ты… ты… ты…

Коротышка посмотрел на револьвер в своей руке и, когда я бросилась к отцу, сказал:

— Послушай, я даже и не нажимал на курок.

— Черт побери, зачем это было делать! — закричал Дон.

Даже несмотря на свое состояние, я уловила в его голосе нотки страха.

— Говорю тебе, я не стрелял. Давай сматываться.

Рот отца раскрылся, лицо было бледным и обмякшим. Я подумала, что он мертв. За ту мучительную, наполненную агонией секунду, что я оторвала взгляд от лица отца и взглянула на сообщника Дона, я успела заметить, что Констанция упала в обморок и висела на руках Дона, а за окном кухни, по обеим сторонам которого стояли эти двое, появился большой темный силуэт. Я решила, что это их третий приятель.

К тому же мысль о том, что тетя Филлис, отделенная лишь стеной, наверняка знает, что здесь творится и что замышляет ее любимый сынок, была так же ужасна, как и сцена, разыгрывающаяся перед моими глазами.

Потом вдруг я почувствовала, как мое тело наливается силой и эта волна начисто смывает чувство страха.

Сделав вид, что я пытаюсь подняться, я оперлась на печную решетку, схватила массивную чугунную кочергу и метнула ее в своих врагов, надеясь, что мое «оружие» не коснется дочери. Я и сама точно не знала, которого из двоих я хочу поразить, но сразу же поняла, что попала в цель — коротышка заорал и схватился за плечо, выронив револьвер. И в тот момент я увидела Сэма. Он стоял на пороге кухни, как раз за спиной Дона, держа в руке большое полено. В следующее мгновение оно опустилось на голову Дона с ужасным глухим звуком. Какой-то миг Дон еще стоял совершенно неподвижно, потом с протяжным стоном рухнул на пол, увлекая за собой и Констанцию. Коротышка закричал на Сэма и внезапным рывком попытался дотянуться до револьвера, лежавшего в ярде от отца.

В тот же самый миг я тоже рванулась за оружием, и мы сцепились в смертельной схватке. Но борьба продолжалась совсем недолго: вдруг что-то отбросило меня от коротышки. Я не могу описать это словами — ну, может, ощущение было примерно такое, словно меня изо всех сил шмякнули о кирпичную стену. Какая-то сила будто вдавила мое лицо внутрь, на какое-то мгновение я потеряла зрение, слух — лишь страшно громкий жужжащий звук наполнил мою голову. Потом картинка прояснилась: я опиралась на стол, взирая на распростертые на полу тела. Но они казались мне очень далекими, как море, если на него смотреть с вершины утеса, и только Сэм и сообщник Дона были совсем близко и колотили друг друга изо всех сил на коврике возле моих ног.