Уцененный принц

— Полковник, — принц говорил уверенно, только голос слегка хрипел из-за пересохшего горла, — никто не подбивал потому, что заговора не было. Да, я был одним из членов молодежного клуба, именуемого «Молодые реформаторы», но единственно, чем мы занимались, так это изучением текстов и смысла конституций разных планет, примеряя, что бы больше подошло нашей планете, что бы идти в ногу со временем. И никаких даже мыслей, не говоря уже о планах по изменению действующей власти у нас не было, поверьте!

— Проекта конституции, говорите? Вот этого, что мы нашли в ящике вашего стола? Не удивляйтесь, Его Величество отдал приказ обыскать ваши комнаты в поисках улик. И знаете, что интересно, кроме этого проекта нашлись еще несколько интересных документов, хотите знать каких?

— Да, было бы интересно!

— Вот, полюбуйтесь, проект манифеста о вступлении на престол Ронгвальда II, проект воззвания к подданным с просьбой соблюдать спокойствие и законность, копии, к сожалению, но, как видно, подлинники были подписаны вами лично. Лежали в ящике стола вместе с проектом конституции, вернее, внутри него. Кстати, бумага из вашего принтера, копии сняты на нем, и отпечатки пальцев на них тоже ваши.

— Копии, говорите? Могу я на них посмотреть?

— Пожалуйста, смотрите, только не трогайте.

Ронгвальд несколько минут смотрел на лежащие перед ним бумаги. Мысль о том, что кто-то из доверенных людей вот так просто, зашел в кабинет, снял копии с фальшивок, подсунул их в проект конституции, выбивала из колеи. — «Как меня раньше просто не прирезали, или отравили? Если я так мешаюсь. Кому? Ясно же, мачехи с ее недоразвитым сынком, и кому-то еще, которому его коронация принесла бы выгоду, ради которой стоило так рисковать. Вот и ответ, кому, и почему просто не задушили подушкой — слишком явно было бы всем, кто виновен. А так, заговорщик, хотел получить власть, покушался на отца, все чисто. Тогда, ясно, кто единственный, что может такое организовать. Обидно, но с этим человеком я вряд ли справлюсь, но это не повод опускать руки. Погибать, так с высоко поднятой головой. Поборемся!»

Полковник с довольным видом наблюдал за притихшим принцем. Проняло! Понял, что не выкрутится! И он поспешил добить якобы растерявшегося противника.

— Вы очень поможете следствию, если укажете, где хранятся подлинники, Ваше Высочество. Тогда и вашим подельникам придется признать свою вину.

Принц резко поднял голову. — Так, значит, мои так называемые подельники тоже не стали возводить на нас поклеп, полковник. Я вас разочарую. Подлинники этих фальшивок наверняка сгорели в одном из каминов. Почему — объясняю, — Рон закашлялся, сухость в горле не позволяла говорить громко и твердо, но просить воды у врагов не позволяла гордость, — во-первых, не нужно делать из меня дурака, который просто сунул такие документы в незапертый ящик письменного стола, где на них мог наткнуться любой уборщик. Во-вторых, все они копии, а значит, их можно состряпать из любых, попавших в руки злоумышленников бумаг. Я отсутствовал больше недели, за это время можно на моем оборудовании не только два листка, дипломную работу напечатать. И в-третьих, обе бумажки подписаны моей простой подписью, для обычных бумаг, вроде приказа о выплате награждения кому-то из работников дворца. Бумаги такого ранга я бы подписывал полноценной подписью, с росчерками и завитушками, как и положено члену правящего дома, а не повседневной закорючкой. Таких документов мало, и все они в королевском архиве, до них добраться сложно, тем более, вырезать подпись, но увидеть подпись и сравнить, как они отличаются, вы, наверное сможете, полномочий хватит. — Рон снова не удержался и закашлялся.

— Но на бумаге ваши отпечатки пальцев!

— Полковник, я и не отрицаю очевидного. Но если принтер стоит в моем кабинете, бумагу в него заряжал я, наверняка поправлял, печатая курсовую работу, так как в университете не принимают работ в электронном виде, то и мои отпечатки могли появиться в любой момент. Несерьезно. Как и то, что текст вполне могли напечатать там же, потом приклеить вырезанную из любого, подписанного мной документа подпись и снова скопировать, используя мои сканнер и принтер. Дело техники. Покажите мне документ с моей, сделанной чернилами, подписью и я признаюсь, что это моих рук дело. А признавать профессионально сделанные, но фальшивки не собираюсь. А проект конституции, он не подразумевает смены королевской власти, просто слегка ограничивает власть короны и дает больше прав народу. Тем более, это только проект, никого ни к чему не обязывающий.

Полковник задумчиво смотрел на сидящего напротив него юношу. Не сломался, не растерялся, аргументы приводит вполне разумные. Надо подумать, как вести дознание дальше, тактика наскока, вопреки надеждам генерала Драмма не сработала. Так и доложим.

Глава 6

Итония, Эллана.

После «продуктивного» разговора с полковником, Рона вернули в камеру, слава Богу, не в ту дыру, что вчера. Вполне себе стандартную камеру, с кроватью, столом, табуретом, привинченными к полу, зарешеченным окном под потолком и отхожим местом с раковиной и нормальным унитазом за низкой перегородкой. Наплевав на приличия, он напился из крана, лег на кровать даже с постельным бельем, не раздеваясь, мало ли что, и постарался заснуть, понимая, что от его психического состояния и способности к логическому мышлению может теперь зависеть будущее и, возможно, жизнь. На его удивление, поспать удалось. Проснувшись, посмотрел в окошко, убедился, что уже вечер, встал, привел, насколько возможно, себя в порядок. Вновь напился, неизвестно, что задумают его тюремщики, и стал думать, что делать дальше. Хотелось есть, но голод не жажда, терпеть можно. Чем дольше думал, тем больше понимал всю жуть своего положения. Надежды увидеть отца нет. Ему на все просьбы будут отвечать, что Его Величество не желает его видеть, пока он не раскается и не признается. Раскаяние и признание означало одно — смерть, быструю и позорную. Значит, надо молчать, терпеть и не отступать от правды: заговора не было, была нелепая попытка поиграть в прогресс, можно даже признать ее заблуждением.

Надежды на отца почти не было. К сожалению, несмотря на то, что отца он любил, он так же прекрасно знал его слабые стороны — мягкотелость, стремление поскорее забыть неприятные моменты жизни, легкую внушаемость. Даже искренне и сильно любя его мать, отец не решился докопаться до истинной причины ее смерти, не настоял на полном расследовании, как настаивал младший брат, дядя Рона, а предпочел плыть по течению, удовлетворившись куцым заключением врачей и формулировкой — роды всегда были и будут опасным процессом. И через два месяца поразил всех, срочно женившись на забеременевшей от него фрейлине своей матери, мотивировав это непотребство тем, что именно он лишил девушку невинности, а ребенок не должен платить за грехи родителей. И вот, имеется брат, родившийся почти на два месяца раньше срока удивительно крепким ребенком, но который до сих пор не овладел даже таблицей умножения. А он, Ронгвальд, стал препятствием на дороге умственно отсталого принца к трону. Конечно, весь нынешний заговор высосан из пальца кузеном мачехи, рвущимся к трону, стремящимся занять место регента при дегенерате — короле.

Неужели отец не видит, что следующей жертвой станет он сам? А свалят все на него, Ронгвальда. Якобы так расстроил отца, что того разбил удар, или приключился инфаркт! Правда, ему самому уже будет все равно. Жаль. Жить хотелось. Больше всего его почему-то тревожила мысль, что в его предательство поверит Нора и ее семья. Хотя, император умный человек, он, наверное, поймет, что если бы Рон был причастен к заговору, то он воспользовался бы предложением остаться на Эллане, а не лететь прямо в пасть к зверю обратно на Итонию. Спустя два часа горьких размышлений, приводивших к одному, печальному выводу — ему не вывернуться, остается только проиграть с достоинством, принесли ужин — какое-то безвкусное, бесформенное варево, но он был уже так голоден, что ел и не замечал, что ест. Потом снова прилег, решив отдохнуть, неизвестно, что уготовило будущее.