Страница 17 из 89
— Знаете, что я вам скажу, — начала я самым вежливым тоном, на какой была способна, — идите-ка вы к чертовой матери со своими счетами и срочными требованиями!
Я повесила трубку с чувством удовлетворения, радуясь собственной находчивости, ведь мне удалось избежать унизительных для репутации моего отца объяснений.
Такое количество неприятностей оказалось мне не под силу. Казалось, я потеряла всякую способность переживать и страдать, и даже мысль о том, что я безгранично несчастна, уже не так ранила меня.
Дирк, прибежав в мою комнату, запрыгнул на постель и улегся рядом с Марком-Антонием, положив голову на мою пижаму. Но я так и продолжала сидеть, глядя в окно невидящими глазами. Мария-Альба принесла мне завтрак, я взяла у нее поднос, чтобы она могла отдышаться, — ей нелегко было взбираться по лестнице в мою каморку под крышей.
— Я ждала, ждала, а ты не спускаешься. Знаю, тебе иногда хочется посидеть в одиночестве. Может, оно и правильно. Офелия is in cattivissimo итоге, eccome! (в самом скверном настроении!) Надулась так, что к ней не подступишься.
— Это я ее разозлила.
— Чепуха! — Мария-Альба тяжело опустилась на кровать, Марк-Антоний проворно отодвинулся на другой край, подобрав под себя лапы, но Дирк даже не пошевелился, только лениво облизнувшись. — Она, как любая женщина, боится, что ее бросят. А уж такая женщина, как она, Бог мой, и вовсе этого не переживет.
— Мне давно пора смириться, что в семье все против меня… — Голос мой дрожал, и я чувствовала, что вот-вот заплачу.
— Ну, ну, Хэрриет! — Она взяла меня за руку, погладила мою ладонь большим желтым пальцем. — Все будет хорошо. Сейчас у нас много проблем, но это скоро пройдет.
— Дело не только в Броне и Офелии. Банк больше не дает кредитов. У нас почти нет денег. И Порция пропала, неизвестно — что с ней. Что, если этот проклятый газетчик написал правду? Я имею в виду, что она могла, сама того не подозревая, познакомиться с каким-нибудь бандитом.
Я разрыдалась, прижавшись к груди Марии-Альбы, как всегда случалось со мной в детстве.
— Бедняжка моя, ты устала, поешь вкусный завтрак, который принесла Мария-Альба. Тебе станет лучше.
Я не могла отказаться от еды, хотя и не чувствовала себя голодной, но Мария-Альба ужасно обиделась бы, если бы я не попробовала ее бифштекс и пирог с грибами. Она до сих пор считала меня ребенком, которого можно развеселить и успокоить вкусным угощением.
— Мы будем экономить на всем, — прошептала я, вытирая слезы салфеткой, — никой новой одежды, поездок на такси, пока папу не освободят.
— О чем вы думаете? — мрачно глядя на нас исподлобья, спросил Брон. — Вас что угодно интересует, кроме меня. Мне уже двадцать шесть, а у меня нет и десятой доли славы, которая уже была в этом возрасте у Наполеона.
Брон надел элегантное черное пальто с меховым воротником.
— Замечательно! — оживленно воскликнула Офелия, разглядывая мех. — Очень похоже на норку.
— Это и есть норка.
— Не может быть! И сколько она стоит?
— Ровно пятьдесят фунтов. Можно было достать и подешевле, но мой магазин закрылся, пришлось купить в другом месте — в рассрочку.
Я ушам своим не могла поверить — непонятно было, откуда Брон взял деньги. Я тут же вспомнила о разговоре с Плоттером, но, боясь очередной ссоры, решила промолчать.
Раздался звонок в дверь, переполошивший Дирка, который тут же начал прыгать вокруг Брона, теребя за полы его пальто.
— Да убери от меня эту собаку! — крикнул он. — Он сейчас порвет мне пальто!
— Я им сейчас скажу, чтобы убирались подобру-поздорову! — проворчала Мария-Альба, выходя из кухни с половником.
— Подожди, — остановила я ее, — сама разберусь.
Мне пришлось оттащить Дирка, кидавшегося к двери с громким лаем.
— Без комментариев! — крикнула я как можно громче. — Пожалуйста, оставьте нас в покое.
— Ради Бога, пусти меня, — раздался снаружи голос Порции.
Я сняла цепочку и распахнула дверь. Порция кинулась в мои объятия. Дирк, хотя и не был знаком с сестрой, с потрясающей сообразительностью позволил ей войти, но гневно набросился на преследовавших ее репортеров, не давая им подойти ближе. Я захлопнула дверь.
— Кто они? Весь мир сошел с ума! — Порция присела на ложе Клеопатры, не в силах держаться на ногах. — А это что за собака?
По ее лицу было видно, что с ней случилось нечто не совсем приятное. Она была в какой-то странной черной рубашке, которая была ей велика, и джинсах, тоже чересчур широких. Ее лицо было мокрым от слез, тушь растеклась и размазалась под глазами.
— Где ты была? Я так волновалась! — с упреком сказала я, едва сдерживая истерику.
— Не ори на меня! Я и без тебя довольно натерпелась. Еле живая приехала.
Я села рядом на кушетку и обняла ее:
— Как хорошо, что ты вернулась, я чуть не заявила в полицию, чтобы начали розыск.
— Этого еще не хватало! — Она отодвинулась от меня, и тут я заметила синяки на ее лице.
— Порция, кто это сделал?
— Этот мерзавец Дмитрий! Кто же еще! Мы поехали к нему домой. Ты никогда не видела такой роскошной обстановки: дорогие кровати из красного дерева, кресла, обитые бархатом, телевизор с дистанционным управлением. Я думала, все будет мило. — Порция говорила очень быстро, задыхаясь от волнения. — Но когда я посмотрела на потолок, то увидела там роспись — ужасные эротические сцены… Мы немного выпили. Тогда я сказала, что никогда не мечтала переспать с карликом: я же не могла прямо сказать, что меня раздражают его короткие ноги. Он и еще кое-чем походил на Тулуз-Лотрека, но это я обнаружила позже — у него член такого размера, что ты и представить себе не можешь. — Порция зло рассмеялась. — Она изъяснялась в своей обычной цинично-откровенной манере, но теперь в ее голосе было что-то пугающее.
— Порция, прекрати так говорить! Почему ты назвала его карликом? — Мне никогда не нравилась ее привычка рассказывать о своих похождениях в таком тоне, словно она была дешевой шлюхой. — Что он сказал?
— Он меня ударил, разбил мне губы… Ты что, не видишь? — Порция указала на следы от побоев. — И сломал зуб! Как тут было не плакать, я же ненавижу дантистов…
Порция закрыла лицо руками, словно стараясь защититься от неприятных воспоминаний. Я погладила ее по плечу.
— Бедная моя сестренка, что за несчастье! Ударил женщину, скотина! Его за это следует посадить!
Она улыбнулась и потрясла головой:
— Это еще не самое худшее. Но я даже не хочу вспоминать. Больше никогда не смогу видеть солнцезащитные очки, потому что — ты не поверишь — он их даже в постели не снимал. Я так и не узнала, какого цвета у него глаза.
— В постели? Ты что, спала с ним после этого? Почему ты немедленно не уехала домой?
— Потому что у него был пистолет.
— Пистолет? — Я похолодела от ужаса. — Боже мой, Порция!
— Ну, хватит восклицать, Хэт, невозможно тебя слушать! Еще не хватает, чтобы соседи об этом узнали. Он грозился мне башку прострелить. — Порция посмотрела на меня так, что мне сделалось не по себе. — Мне всегда казалось, что я ничего не боюсь, что со мной ничего не может случиться. Теперь понимаешь, почему я ему подчинилась?
— Да кто бы ни подчинился, он ведь мог убить тебя!
— Уж ты бы точно струсила, — Порция попыталась улыбнуться. — Я даже не могла закричать, потому что за дверью сидели вооруженные телохранители.
— Порция, ты понимаешь, что они могли убить тебя! — Я обняла ее, прижала к себе. — Ты ужасно рисковала! Мне страшно даже думать о том, что могло бы случиться.
— Хорошо, хорошо. Я знаю, что была дурой, когда согласилась поехать с ним. Но не воображай, что ты такая мудрая и все знаешь. — Порция начала злиться. — Когда-то ты спрашивала меня, что такое феллацио. Разве не так?
— Это было давно, я была еще ребенком, нечего об этом вспоминать. Он тебя изнасиловал! — Я мгновенно забыла все гуманистические теории, а также поучения Доджа о том, что свободная женщина никогда не позволит себя изнасиловать, — во мне заговорила неукротимая животная ярость, теперь я с удовольствием придушила бы Дмитрия голыми руками, растерзала бы его на части. — Стэн был прав, он бандит, нужно срочно сообщить об этом инспектору Фою.