Облака среди звезд

Я чувствовала себя разбитой и потерянной, не находя, чем мне заняться, пока Мария-Альба накладывала завтрак Дирку и Марку-Антонию. Они сидели рядом. Марк-Антоний пригнулся к полу и затаился в позе охотника. Дирк вертелся у него за спиной, нетерпеливо высматривая, не подали ли еще его миску.

Мария-Альба собрала вымытые чашки и начала вытирать их, и тут я заметила, что выглядит она очень усталой, — руки у нее дрожали. Чтобы приготовить бисквиты и прочие деликатесы к завтраку, она поднялась рано утром. Бессонница была плохим симптомом, всегда предвещавшим для нее серьезные проблемы со здоровьем. Мне страшно было подумать, что она может снова попасть в психиатрическую клинику. Ее болезнь означала бы наступление полного хаоса в доме. Никто не смог бы взять на себя все заботы, никто не смог бы следить за порядком с таким умением и ловкостью. Во всем этом была изрядная доля моей вины — это я затевала бессмысленные ссоры и создавала вокруг себя нервозную атмосферу.

— Ты скотина, Хэрриет! Злая стерва! — воскликнул Брон, войдя на кухню. Он был в домашнем халате — вероятно, только что встал с постели, а в руках держал утреннюю газету. — Я даже не хочу больше называть тебя сестрой. Ты мне больше никто. Даже разговаривать с тобой не буду. И любой бы так поступил на моем месте после этого…

Я опешила от неожиданности. Но, посмотрев на брата, поняла, что он не разыгрывает меня и не притворяется.

— Что такое? Что я сделала?

Брон протянул мне газету и ткнул в нее пальцем:

— Читай!

— Под заголовком «Моя несчастная семья. Исповедь дочери Вальдо Бинго. Эксклюзивное интервью, данное Стэнли Норману» была помещена моя большая фотография с Дирком на руках.

— О, нет! Я только сказала, что не буду отвечать…

— А откуда они узнали все это? — Брон был в ярости.

«Оберон Бинг, начинающий драматический актер, молодой человек, ведущий разгульную жизнь, собирается последовать примеру находящегося в тюрьме отца, и вполне возможно, зайдет еще дальше. А началось с того, что его исключили из школы за сексуальную связь с преподавательницей. После этого ему довелось сыграть несколько незначительных ролей в театре, привлекших к нему интерес публики соответствующего пошиба, а затем он втянулся в круг тех, кто распространяет наркотики и запрещенные товары».

— О Боже! Брон! Я ничего этого не говорила. Мы гуляли со Стеном… Он был очень вежлив и помог мне найти Дирка, он рассказал мне о своей семье, но я ни слова не говорила о наркотиках — только о том, как ты однажды принес в школу трубку для курения опиума, которую папа купил в Шанхае. Я не говорила ни о каких запрещенных товарах, это же просто бред! Какой ужас, здесь сплошная клевета! Он выглядел таким приятным и искренним человеком. О, прости меня, Брон, пожалуйста!

Я опустила голову, мне хотелось провалиться от стыда сквозь землю.

— Офелия будет в шоке, когда все это прочтет. — Корделия сунула нос в газету: — Ей тоже досталось, вы только послушайте:

«По имеющимся у меня сведениям, мисс Офелия Бинг, тоже актриса, собиралась в ближайшее время стать женой Креспена Майе, второго сына виконтессы Соуп. Однако у супружеской пары возникло немало проблем в связи с судом над Вальдо Бинго, подозреваемом в убийстве. Невесте пришлось возвратиться домой под конвоем полиции. Сейчас она заперлась в своей спальне и сидит там в свадебном платье, обливаясь слезами от горя, поскольку лишилась возможности занять достойное место в одной из лучших аристократических семей Англии».

— Что за дичь здесь написана! Все было совсем не так. Это просто какой-то плагиат из «Больших надежд». О, Господи! Я во всем виновата…

— Еще не конец! Вот что тут написано о Порции, — весело продолжала Корделия и прочла вслух:

«По признанию сестры, Порция Бинг в момент ареста отца отсутствовала, — она проводила время где-то за городом с человеком, которого давно разыскивает полиция за пособничество нелегальным эмигрантам в пересечении границы. Скорее всего, ее другом является не кто иной, как албанский преступник, известный под прозвищем Могильщик. Вполне возможно, что дочь Вальдо Бинго оказалась заложницей албанских террористов и была переправлена в гарем Могильщика, находящийся в горах».

Корделия вскрикнула, прижав руки к груди.

— Это что, правда? Моя несчастная сестренка, как ты думаешь, это серьезно — о гареме в горах?

— Чепуха! Этого не может быть. Порция написала мне. Она не заграницей, это все ложь. Постыдный вздор! — Я снова перечитала статью, не веря своим глазам. Ни в одной строчке не было ни на йоту правды.

Я чувствовала себя сплошь виноватой. Меня мало утешало, что я дала повод для этой безобразной клеветы из-за собственной недалекости и доверчивости. Дирк положил лапы на мои колени и потянулся, чтобы лизнуть меня в щеку. Он был единственным, кто хоть как-то скрашивал мое одиночество.

— Хэрриет, — Корделия взяла меня за руку, — я все равно на твоей стороне, даже если все на тебя разозлятся. Я один раз смотрела фильм «Гневная тишина» — о человеке, который в Ковентри…

Я не стала слушать Корделию, поскольку в эту минуту обнаружила еще одну заметку в газете.

«Притон наркоманов обнаружен в штаб-квартире радикальной политической организации.

Согласно полученной информации, во время вчерашнего рейда полиции в Аулстоун-роуд в Кларкенуэлле, было обнаружено несколько пакетов, предположительно содержащих экстракт конопли. Однако подтвердить факт нелегального хранения наркотика полиция отказывается, пока не будут получены результаты экспертизы. Несколько членов этой экстремистской молодежной группировки были арестованы во время беспорядков, учиненных недавно на митинге в центре города».

— Сегодня самый ужасный день в моей жизни, — заявила я, обхватив голову руками.

В этот момент раздался телефонный звонок. Прислушавшись, я различила еще и звонок в дверь — это была новая атака, вероятно вдохновленная успехами Стэнли Нормана. Судя по всему, человек, в течение четверти часа набиравший наш номер, не сомневался, что кто-то должен быть дома. Я прошла в коридор и сняла трубку.

Звонил мистер Поттер, банковский менеджер. Когда я сообщила ему, что моя мать не может поговорить с ним, поскольку будет отсутствовать до конца следующей недели, он выразил крайнее неудовольствие, именуя наше поведение «нарушением установленного порядка», но ни возражать ему, ни оправдываться у меня не было сил. Я была не в курсе нашего финансового положения. В этом я ничем не отличалась от остальных членов моей семьи. У меня существовало непреложное убеждение, что деньги в доме есть всегда и что так будет продолжаться вечно. Так что мне оставалось только терпеливо выслушать его и на каждое обвинение отвечать только «да, я понимаю». Но такая моя реакция вызвала у него еще большее раздражение. Когда же он заговорил о юридическом разбирательстве и судебном приставе, я вдруг осознала, что дело весьма серьезное и на снисхождение со стороны Поттера рассчитывать бесполезно.

— Простите мисс Бинг, но, мне кажется, что вы не очень хорошо понимаете, что происходит. Срок истек, и нам придется применить меры, если счета не будут погашены в самое ближайшее время.

Эти слова были произнесены настолько холодным и бесстрастным тоном, что мне в приступе отчаяния вдруг показалось, будто он давно выжидал удобного случая, чтобы нанести сокрушительный удар по дому Вальдо Бинго. Но внутренний голос подсказывал мне, что малознакомый человек вряд ли способен питать к моей семьей неприязнь и целенаправленно стремиться причинить нам зло. Требовать выплаты долгов — его законное право, возможно, от этого зависел его собственный доход, ему нужно обеспечивать своих детей, заботиться о престарелых родственниках или решать какие-то иные личные проблемы, но меня это уже не интересовало.