Волна

Старый жеребец всхлипнул и я вновь налил ему чаю, добавив в него изрядную дозу отвара из пустырника. Он кивнул, благодаря меня за это, отхлебнул из чашки, при этом копыта его так тряслись, что кружка выбивала дробь, стуча по зубам. Наконец, он смог успокоиться до того, что смог продолжить:

— Вместе с тем важным грифоном в чёрной форме, к нам в лагерь, бывало, приезжала и его супруга — очень важная грифона, что вечно воротила нос, когда проходила мимо нас. Ей, видите ли, было невыносимо нюхать исходившую от нас вонь. Так вот… через несколько дней… она заявилась в лагерь… в новом манто голубой расцветки… С ЗЕЛЁНОЙ БАХРОМОЙ!!!

Кинутая стариком кружка просвистела мимо моей головы и разлетелась на мелкие осколки, врезавшись в стену, на которой осталось тёмное пятно от чая. Я снова ощутил рой холодных мурашек, что пробежали по моему телу — мне стоило больших трудов увернуться от метко брошенной кружки.

— А знаешь что мы слышали каждый день?! Что постоянно лилось из репродукторов развешенных по всему лагерю?! Мерзкие грифоньи марши, речи грёбаного Гровера и лозунги! Те самые лозунги, которые сейчас повторяет мой внук! И виноват в этом ТЫ! Это ты, ублюдок, заставляешь скандировать этих мелких дебилов то, что губило их дедов и прадедов!

Мне пришлось немного придержать взбешённого старика магией, чтобы он не покалечился сам и не покалечил меня. Но признаюсь честно — мне было страшно! Я чуть ли не физически ощущал направленную на меня ненависть старика.

— Уверяю вас, всё совсем не так! Я наоборот хочу дать понять этим наивным жеребятам, что на самом деле происходило тогда и как это могло случиться. Именно в этом состоит моя цель! И уверяю вас, в пятницу они все поймут это!

— А с чего я должен тебе верить? — прошипел старик, прожигая меня глазами, но не в силах двинуться, спелёнатый моим полем телекинеза.

— С того, что я не хочу чтобы это когда-нибудь повторилось! — выдал я с излишней, пожалуй, горячностью.

Дед внимательно вгляделся мне в глаза, а я постарался выдержать его взгляд, хоть признаюсь честно, мне это было нелегко. Наконец он опустил взгляд и сказал:

— Хорошо, я поверю тебе! Можешь меня отпустить — я не причиню тебе вреда.

Я отпустил его, но на всякий случай отслеживал всё, что он делал. Каждое его движение.

— Как же вы выжили в этом аду? Вас освободила подошедшая армия пони?

— О нет! Вовсе нет! — хмыкнул дед. — В тот день, когда я увидел шкурку моей подруги на той грифонше… я, честно сказать, впал в ступор. Я просто не мог двигаться от того шока, который испытал при виде этой страшной картины. Мне было очень страшно! А через несколько дней мою семью и ещё нескольких пони выбрали «на обед».

— Но как же вы тогда выжили? — изумился я. — Вы сбежали?

— Сбежал? — хмыкнул дед. — Пожалуй это трудно назвать побегом. Я тогда всё ещё не мог двигаться и просто лежал у матери на спине, когда нас повели из лагеря. И вот когда почти вся стража отвлеклась на одного из пони, что пытался сбежать, она улучшила мгновение и сбросила меня в придорожные кусты.

— И вас не хватились? Никто не заметил, как ваша мать сделала это?

— Заметили, — покачал головой дед. — Вернее заметил один стражник. Помню, он тогда поглядел на меня своим круглым птичьим глазом, а меня пробрало холодом так, словно сама смерть взглянула на меня! Но он так ничего и не сказал, и не сделал, просто прошёл мимо. Я так и пролежал там до самого вечера, а потом меня подобрал грифон-пастух, что пас хозяйских свиней в поле у дороги. Он тоже заметил как моя мать скинула меня в кусты. Этот грифон принёс меня к себе в дом, и они всей семьёй заботились обо мне, выхаживали, делились своими и без того небольшими припасами. Больше полугода они прятали меня то в подвале, то на чердаке, а то и в колодце. Это случилось тогда, когда один из соседей донёс на них. Но пришедшие солдаты ничего не нашли, и тогда они увели с собой доносчика. Но после этого я решил, что мне пора уходить от них — я не мог больше подвергать опасности этих добрых грифонов.

— Значит после этого вы пробрались к своим?

— О не-е-ет! — рассмеялся старик каким-то каркающим смехом. — К своим! Ха! Меня поймали через три дня, взяв спящим в стогу сена, и отправили в очередной лагерь! Там я получил на память вот это!

Старик отогнул шерсть на ноге и я увидел синие цифры — 305. Нолик был кривоватый и почти напоминал восьмёрку.

— Там мы работали на полях! — продолжил говорить дед. — Грифонам нужны были лекарства для их армии, а рабочих лап не хватало. Так что они заставляли работать нас, чтобы мы добывали для них лечебные травы и корешки. А хочешь анекдот? На воротах лагеря была надпись на грифоньем: «А́рбайт махт фрай» — «Труд освобождает». Враньё! Только смерть могла освободить нас! Правда, нам ещё повезло, работая в поле — мы могли перехватить травинку-другую, чтобы не сдохнуть от голода. Другим пони повезло меньше.

— И вас освободили пришедшие войска пони? — спросил я.

— О да, они появились так внезапно, что никто из грифонов, служивших в лагере, не успел сбежать, — кивнул дед. — Знал бы ты, с каким наслаждением мы рвали их на куски! Я рвал этих садистов зубами! Рвал, захлёбываясь их кровью и хохотал! А освободившие нас пони просто смотрели на это и даже не пытались помешать нам! Но мне это не принесло облегчения — больше всего на свете я ы хотел найти ту грифону — вот её бы я разорвал с превеликим удовольствием! На тысячи мелких кусков!

— Но вы, как я понял, не считаете всех грифонов плохими? — осторожно спросил я.

Мне это было важно узнать, перед тем как попросить его об одном одолжении.

— Всех грифонов? О нет! — усмехнулся дед. — Если даже среди охранников нашёлся тот, кто пожалел меня, а бедная семья буквально спасла меня, рискуя собой, то с чего мне считать всех грифонов плохими? У меня нет к ним ненависти. Я ненавижу только Гровера и его прихлебателей!

— Я хочу попросить вас, — прервал его я. — Чтобы вы пришли в Университет, на мой урок и рассказали всё то, что рассказали сейчас мне.

— Ха! Я бы с радостью, — фыркнул старик. — Но принцесса Луна лично просила меня больше так не делать. Ей достаточно того, что она смотрит мои кошмары.

* * *

На работу я шёл в скверном настроении. Хотелось прямо сейчас бросить всё и ускакать куда-то далеко-далеко. Чтобы не видеть никого месяца два или даже больше! Однако, я заставил себя идти дальше. Мне просто необходимо завершить начатое, хотя бы ради этого старика, что был у меня сегодня утром. Мне просто необходимо сделать так, чтобы его внук осознал в какое дерьмо он вляпался!

Кстати, Рубин был тут как тут, да ещё и не один. Он командовал пятёркой студентов. Тех самых, кого я назначил своими доносчиками. Они построились вокруг меня в что-то напоминающее почётный эскорт и маршируя в ногу, довели меня до Университета. При этом Рубин весьма бодро командовал этим эскортом. Надо же, а всегда был тихоня-тихоней и даже, можно сказать, тугодумом. А тут вдруг проснулись лидерские качества, удивительно!

Так что в класс я вошёл с гордо поднятой головой и в сопровождении почётного эскорта. В общем, во всю играя на публику. Правда пробраться к классу было не так-то просто — очень много пони толпились возле вывешенной университетской газеты. Все студенты были чем-то возмущены и даже напуганы. Но от моего эскорта студенты расступились так быстро, словно мы были какими-то прокажёнными. В классе же учеников в этот раз было гораздо больше. За партами сидело уже по три пони и в проходах тоже стояли стулья, на которых сидели студенты.