Страница 18 из 93
Я сделал вид, что колеблюсь.
— Ну, что ж, раз нет другого выхода... — Оглядевшись по сторонам, я снова уселся в кресло возле маленького круглого столика. — Расскажи мне все, что надо передать следователю... — И, достав из нагрудного кармана записную книжку, я приготовился записывать все, что она скажет.
В покрасневших от слез глазах Раисы мелькнула радость. Мелькнула и сразу исчезла. Брови нахмурились. Видно, Раиса колебалась: вдруг преступники сумеют скрыться от преследования и потом будут мстить ей?.. Я поспешил рассеять ее сомнения:
— Если сейчас угрозыску не удастся схватить бандитов, они еще спросят с тебя за потерянную икону. Нет уж, лучше постараться разделаться с ними раз и навсегда.
Прогнав опасения, Раиса сказала:
— Ты прав, Сандро, сейчас или никогда. И ты должен помочь мне сделать решительный шаг...
— Итак, я слушаю: где следует искать их? — Я снова раскрыл записную книжку.
Раиса прикусила губу, припоминая все подробности. Потом медленно начала говорить:
— Эта женщина живет на улице Тургенева... Тургеневская, девять.
— Что за женщина?
— Ольга Петровна Зубина. Она ничего не знает о связях Саидова с бандой. Думает, что он эстрадный певец и больше ничего. Вообще-то Ольга женщина добрая, порядочная, я ее знаю. Она скрипачка в филармонии. Когда они познакомились с Борисом, у нее только что умер муж. Правда, официально они не оформлялись, но считаются мужем и женой. Так что, если Борис будет в Орджоникидзе, то обязательно зайдет к ней. — Раиса вздохнула, как человек, исполнивший тяжелый долг.
— Тургенева, девять... — записывал я. — А этаж?
— Дом, как я помню, двухэтажный. Зубина занимает двухкомнатную квартиру на первом этаже. Сразу же за оградой, на углу, ее окна. Со двора в квартиру ведут две ступеньки.
— С ней живет еще кто-нибудь?
— В прошлом году она жила одна. Впрочем, тогда она была беременна, так что теперь у нее может быть ребенок.
— Зубина по-настоящему любит Саидова?
Мой вопрос удивил Раису. Заметив ее удивленный взгляд, я понял, что допустил ошибку. Детальные вопросы, совершенно обычные в работе следователя, в устах человека, которому просто поручили передать адрес, настораживают собеседника. Какое мне дело до того, по-настоящему любит Зубина своего Саидова или нет? Надо было как можно скорее рассеять сомнения Раисы. Без тени смущения я повторил:
— Неужели честная, порядочная женщина может полюбить такого выродка?..
— Трудно сказать... По всей вероятности, любит, — сказала Раиса, убежденная в простодушной искренности моего вопроса.
— Больше ничего передавать не надо?
— По-моему, все.
— Ну, тогда я пошел. — Крепко пожав протянутую мне руку, я открыл входную дверь. Раиса успела крикнуть вдогонку, что она желает мне счастливого пути и ждет завтра. Я сбежал по лестнице вниз.
У въезда в Орджоникидзе я заметил двух человек, стоявших на обочине шоссе и пристально вглядывавшихся в наш «газик». Когда мы поравнялись, один из них поднял руку. Наша машина остановилась.
Орджоникидзевцы предприняли кое-какие меры до нашего приезда, но тщетно: напасть на след преступников им не удалось. Сейчас они ждали вестей от одного сотрудника, который должен был осмотреть дом, взятый под подозрение.
Оставив их в назначенном месте, мы въехали в город, договорившись встретиться в отделе угрозыска.
Вечер был сырой, промозглый. Северный ветер обрушивал на город мокрый снег. Редкие прохожие спешили по улицам.
— И что мы здесь потеряли, — буркнул недовольно Владимир и зевнул. — В такую погодку умные люди сидят в кругу своей семьи и попивают холодную «изабеллу»...
— Спать хочется? — спросил я.
— Нет, сейчас не до сна, — услышал я ответ Пиртахия. Потом он добавил вполголоса: — Меня волнует другое...
— Что?
— Сегодня мне исполняется тридцать. Жена уже давно готовилась к этому торжественному дню, купила в подарок серебряный портсигар, а я...
— А ты предпочел встрече с друзьями и родственниками отправиться на свидание с Саидовым, — закончил я за него. Сквозь боковое стекло «газика» была видна снежная сумятица, поднятая ветром на неширокой улочке.
— А сейчас я злюсь на свою дорогую супругу, — продолжал ворчать Владимир.
— Она-то чем виновата?
— Зачем раздразнила зря — день рождения! Гости! Праздничный стол!
Пожалуй, никогда еще я не видел Владимира таким злым и ворчливым. Но ничего, это пройдет, и мой друг снова будет веселым и бодрым, дисциплинированным и жизнерадостным. У меня порою тоже бывает такое настроение.
— Можешь не расстраиваться, — успокоил я его, — не вышло в этом году, отпразднуешь в будущем.
— Разве что в старости доведется...
Машина резко затормозила. Шофер, обернувшись, спрашивал, куда ехать дальше. Сняв с руля покрасневшие от холода руки, он потирал их, согревая.
— Может быть, имеет смысл с ходу, не откладывая, ехать на Тургеневскую, чтобы не упустить времени? — поделился я с Пиртахия. Он сразу же согласился.
— Разумеется, на квартиру Зубиной.
Владимир подался вперед, как гончая, идущая по горячему следу. Я тотчас же умерил его пыл:
— Мы в чужом городе. Не предупредив местных товарищей, мы не имеем права делать подобный шаг. — Кроме этих соображений, если говорить откровенно, меня удерживало и то, что встреча с двумя отчаянными бандитами нам, усталым, с дороги и плохо знающим обстановку, не сулила ничего хорошего.
— Не имеем права! — передразнил меня Владимир. Теперь это была сама решительность и энергия, от его недавних настроений не осталось и воспоминания. — А пока мы будем испрашивать себе по кабинетам права, их и след простынет... — Я видел, как нетерпеливо ерзал Пиртахия, как сверкали его медово-карие глаза, как потирал он ладони и облизывал пересохшие губы.
— А что, если они перебьют нас, как цыплят, — иронически проговорил я, — и некому будет в чужом городе проводить нас в последний путь.
Но Владимиру было не до шуток.
— Встретиться бы с ним лицом к лицу, а там — будь что будет. — Юношеская безоглядная отвага Владимира пришлась мне, откровенно говоря, по душе. Я видел, как он подталкивал в спину водителя: «Езжай, мол, чего раздумывать!». Шофер вопросительно поглядывал в мою сторону, чувствовалось, что он поддерживает Пиртахия. И тогда я сдался.
— Что ж, давайте проедемся по Тургеневской, посмотрим, что и как, уточним обстановку и отправимся дальше.
Шофер выключил мотор и вышел из машины. Владимир замер, словно бы заснул, — видно, боялся, как бы я не передумал.
Шофер разузнал у прохожих, в какую сторону надо было ехать, и вернулся.
«Газик» остановился в начале улицы Тургенева. Мы с Пиртахия вылезли из машины и медленно направились вдоль слабо освещенного тротуара. Владимир пошел вперед. Разглядев над железными воротами цифру девять, он остановился, заглянул в темный двор. Долго оставаться на безлюдном тротуаре было нельзя — нас могли заметить. Сойдя на мостовую, я подал знак Владимиру следовать за мной.
Высокая каменная ограда скрывала маленький дворик от чужих глаз. Настороженную тишину нарушало лишь журчание воды из небольшого фонтанчика. Я вошел во двор.
Огляделся. Налево от угла сияли два освещенных окна, свет белым прямоугольником падал сквозь застекленную дверь, отделенную от двора лесенкой в две или три ступеньки. «Второго выхода не должно быть», — отметил я и обернулся к Владимиру.
— Оставайся здесь, следи за дверью, — шепнул я.
Сквозь первое от угла окно я ничего не смог увидеть. Плотная занавеска скрывала комнату. Матовое стекло двери тоже было совершенно непроницаемо. Миновав входную дверь, я заглянул во второе окно. Оно было занавешено, но в одном углу занавеска зацепилась за что-то. Обрадовавшись удаче, я прильнул к стеклу. Комната освещалась небольшой лампочкой. На противоположной стене равномерно покачивалась тень. Приглядевшись, я понял, что это было отражение подвешенной к потолку колыбельки, раскачиваемой чьей-то рукой. Мне показалось, что для женщины рука была велика. «Ольга Зубина в прошлом году ждала ребенка от Саидова. Может, это он и есть», — мелькнула у меня мысль. Ничего удивительного, что отцовское чувство привело сюда Бориса, и теперь он сам убаюкивает сына или дочь.