Опасная зона

Сидение подо мной было твёрдым, без особых подушек, из-за того факта, что я фактически сидел на двух ракетах и катапультируемом кресле. Как только я убедился, что всё хорошо, я поднял вверх большие пальцы и приготовился к взлёту.

Я выехал на взлётную полосу, и направляя самолёт в нужную позицию и ожидая сигнала ко взлёту, я молился, чтобы мы вернулись домой невредимыми. Возможно, я ещё добавил строчку: «Пожалуйста, помоги мне летать без ошибок и с умом, и надрать задницу Соло».

Получив «добро», я отрегулировал и завёл двигатели. Через несколько секунд я нёсся по взлётной полосе, моё тело вжалось в кресло от давления ускорения. Добравшись до конца полосы и убрав шасси и закрылки, я приближался к скорости больше двухсот миль в час.

Ощущение скорости опьяняло, и когда самолёт поднялся, и я направился вертикально вверх, достигая серьёзного ускорения, я позволил эйфории поглотить меня.

Я был рождён для этого, воспитан в коридорах этой самой академии. Когда я выровнял самолёт и стал ждать, пока ко мне присоединится Соло, я был как никогда готов доказать, что нахожусь здесь не просто так — причиной было стремление победить.

Глава 23

Соло

Жаждая подняться в воздух и лететь нос к носу с единственным человеком, которого считал своим соперником в академии, я практически вибрировал от нарастающего адреналина, когда получил сигнал к действию и занял позицию.

Я знал, что сегодня понадобится полетать с умом, чтобы одолеть Пантеру в воздухе. Когда мне дали «добро», и я понёсся по взлётной полосе на головокружительной скорости, я был сосредоточен только на одной вещи — на победе.

Я за секунды оторвался от земли, и когда я взлетел в небо пушечным ядром, мои пальцы сжались на штурвале. Эти самолёты не поднимались в небо так гладко, как пассажирские. О нет, если те были сконструированы для стабильности и комфорта, истребители были полной противоположностью.

Разработанный нестабильным, для манёвренности, этот парень обладал более жёсткими крыльями, и любые подскоки и падения от турбулентности можно было почувствовать в глубине желудка. Что-то, что среднестатистический человек обычно заедал печеньем, но не я. Я жил ради этого дерьма. Чёрт, зачастую я считал, что мои лёгкие лучше работают на самолётном топливе, чем на кислороде, так долго я находился среди него.

Но как только эта мысль пришла мне в голову, она сразу же и исчезла, потому что, когда я достиг правильного настроя, полученного сегодня на инструктаже, Пантера — так или иначе — подобрался ко мне слева и быстро приближался, заставая меня врасплох и заставляя защищаться.

— Чёрт. Откуда ты взялся? — пробормотал я сам себе.

Пульс начал ускоряться, и все чувства обострилась, а мозг с адской скоростью выдавал все мои варианты. Пока он оценивал и отбрасывал различные сценарии, я вспомнил, что принятие жизненно-важных решений за считанные секунды — не самая нормальная работа в мире. Но когда самолёт Пантеры приблизился к моему, я также вспомнил, что это лучшая работа, ведь когда он собирался загнать меня в ловушку и разделаться со мной, я вырвался и развернулся, чтобы у него был выбор либо взлететь выше меня, либо врезаться.

Пантера промчался справа от меня, и я понял, что теперь предан решению, которое принял. Я направил самолёт вверх и поднялся выше в небо, готовясь выполнить первый переворот и увлечь нас обоих в боевой манёвр, известный как роликовые ножницы, или «ролики».

Я ненавидел этот приём — выполнить его всегда было сложно, и он ставил в дерьмовое положение и нападающего, и защищающегося. Но, эй, меня отправили сюда с такими же наставлениями, как и его — не проиграть.

Протянув нос самолёта через верх поворота, я проверил вектор подъёмной силы и поравнялся с Пантерой, а затем нырнул впереди него, делая бочку. Зная, что чертовски важно опустить нос, пока он не поднял свой, я увеличил скорость. И когда мы начали крутиться друг вокруг друга в большом синем небе, моё сердце начало колотиться так сильно, что у нормального человека случился бы инфаркт.

Поднявшись во второй раз, я воспользовался гравитацией, чтобы увеличить остроту поворота, и когда перевернулся, чтобы спуститься вниз, я ослабил путевой вектор, чтобы держать под контролем вертикальные движения.

Пантера заставлял меня помучиться. Твою мать. Чертовски тяжело определить какую-либо точную позицию, выполняя эти манёвры, и ещё тяжелее загнать в ловушку того, кто тебя преследует. Он гнал меня в защитную позицию и знал это, но когда я в третий раз развернулся, высоко подняв нос, и нырнул в его сторону, всё изменилось. Мои повороты были на несколько секунд быстрее его, и что начиналось как одно круговое сражение вскоре превратилось в два, давая мне преимущество и вынуждая Пантеру оказаться на моей траектории полёта.

Теперь, начав настоящую погоню, мы продолжали пытаться перехитрить друг друга серией бочек, но сейчас меня уже ничего не сбивало. У Пантеры было два варианта: он мог либо помахать белым флагом и прекратить бой, либо…

— Сволочь.

… он мог всё усложнить.

Ох, ну, он не оставил мне особого выбора, и с каждым переворотом мы всё больше и больше приближались к земле, пока не оказались рискованно близко к опасной зоне. Но я не отступал. Я не собирался проигрывать.

— Давай, Пантера. Сдавайся, упрямый ублюдок.

Но пока мы неслись к земле, стремительно теряя высоту, делать бочки стало невозможным, и пришло время последнего решения. Либо я отступлю и проиграю автоматически, либо прижму его ближе к земле, где ему придётся перейти в плоские ножницы и выровняться — или врезаться носом своего самолёта в землю, чего он бы явно не сделал.

Приняв решение, я подготовился к убийству — ну, к притворному убийству — и когда Пантера понял, что для него всё кончено, и я не собираюсь сдаваться, пока не сдастся он, он выровнял самолёт и умчался вправо в самую последнюю секунду, сдаваясь и протягивая победу мне.

Пролетев над ним, я понял, что Пантера будет в ярости от того, что всё пошло ко дну — особенно он.

Он насел на меня, и я ответил тем же. Может, мне следовало всё закончить, когда стало очевидно, что он в моей ловушке, но когда он решил продолжать вместо того, чтобы сдаться, мой дух соперничества вышел на первый план.

Плюс, никто не пострадал, и в конце концов я завершил полёт. Если Пантера разозлился, я с этим разберусь, но сейчас я не собирался на этом зацикливаться. Я только что победил золотого мальчика АВМА, и будь я проклят, если это не было чертовски приятно.

В ту же секунду, как припарковался рядом со мной, Пантера вылез из самолёта, срывая с себя шлем. Его прекрасное лицо покраснело от ярости.

Выйдя из самолёта, я ухмыльнулся ему.

— Попался.

— Ты из ума выжил, чёрт возьми? Ты пытался нас убить?

— Это вряд ли было бы весело. Никакого шанса на реванш, — я спустился по лестнице со шлемом в руках, и едва я успел ступить на асфальт, как Пантера ткнул пальцем мне в грудь.

— Это было глупо и опасно. Мы поднимаемся в воздух не для того, чтобы смотреть, кто первый струсит, придурок, не на чёртовом самолёте за семьдесят миллионов долларов.

— Успокойся. За них платишь не ты.

— Это ты услышал в том, что я только что сказал? Ты чуть не убил нас этими последними роликами...

— В чём тебе не пришлось участвовать, — сказал я, проходя мимо него, не волнуясь из-за того факта, что он был чертовски зол. Кайф от победы был такииим приятным.

Пантера схватил меня за руку, рывком развернул, а потом с силой толкнул.

— Знаешь, в чём твоя проблема? Ты считаешь себя единственным в воздухе. Считаешь, что важна только твоя жизнь.

— В этом моя проблема? А что насчёт твоей? — я подошёл ближе, чтобы мы оказались лицом к лицу. Я не собирался отступать, не в воздухе и уж точно не на земле. — Ты злишься просто из-за того, что проиграл. Я понимаю. Это отстой. Смирись с этим, чёрт возьми.