НеТемный

Закусив от напряжения язык, я с трудом расшифровал, что, согласно указу, работорговец Назим имеет поручение от царя Раздорожья схватить изменников на территории Лучевии.

— Ты, — я махнул Виолу головой, — Сюда.

Тот не сдвинулся:

— Поищи себе рабов в другом месте, громада.

От меня всё же не укрылось, как он уцепился взглядом за свиток. Да и вообще, все бумаги, которые валялись возле ларца, явно заинтересовали барда.

— Может, напомнить про клык упыря?

— Расскажи Маюну свои сказки.

Я поморщился. Вот же упрямый гнус небесный. Ладно, попробуем по-другому.

Взяв бумагу за уголок, я прикрыл глаза, сосредотачиваясь на том, чтобы призвать Тьму. Это вызовет реакцию крови, и надо будет успеть направить злость в пальцы. Тогда…

— Ты что удумал, громада⁈

— Да вот, хочу попрактиковаться в магии огня. Получилось же у меня раскалить железо, смогу поджечь и бумагу.

Надувшись, бард всё же подошёл, протянул руку. И таким жадным взглядом впился в бумагу, что на секунду даже вышел из своей роли. А я с некоторой завистью понял, что на этот текст у него ушло всего мгновение.

— Слёзы мне в печень! — вырвалось у барда, — Они подделывают указы Раздорожья.

Я обернулся, бросив взгляд на мёртвых. Ну да, обзови угон людей в рабы охотой за изменниками, как всё приобретает совсем другой смысл. Это поручение царя, и никакой вины за исполнителями.

Приняв равнодушный вид, я взял следующий лист, аккуратно сложенный вдвое. Письмо было написано иероглифами — этого языка я не знал.

Прискорбно… А вдруг сильнейшие магические формулы в этом мире написаны на этом языке?

Краем глаза я следил за бардом. Тот потрогал бумагу на указе, понюхал, поскрёб ногтем чернила, потом печать. Она несколько секунд мерцала тройным цветом — белым, голубоватым, и красным. Виол нахмурился, потом перехватил мой взгляд.

— Обожаю историю, летописи, — сразу же сказал он, — Знаешь, чтобы сочинять баллады, нужно всегда искать почву для вдохновения, и тут даже запах бумаги помогает. Я вот набросал уже строчки обо всём этом…

— Кто ты? — серьёзно спросил я, не убирая руку с топора.

Он видел, как я быстро им управляюсь, и отскочить уже не успеет. А то, что мне нельзя убивать, ему пока неизвестно.

— Я же говорю — странствующий бард. Я люблю Троецарию, и обхожу её с юга на север, с запада на восток, собираю сказки разных наших народов.

— Ещё слово бесталанной лжи, грязь, и ты узнаешь, кто вселился в это тело, — я ткнул свёрнутым письмом себе в грудь.

Виол долго молчал, оценивающе рассматривая топор в моей руке. Я упёр оружие обухом в землю, но спокойно мог ударить им по широкой дуге. Бард был в пределах удара.

— Скажи, громада, если у тебя есть выбор — геройски умереть от топора сумасшедшего проповедника, или сдохнуть в мучениях от магии «непризнания», чтобы ты выбрал?

Тут мне всё стало ясно. Скорее всего, это шпион царского двора, посланный на восток разобраться, что там творится. Признаться он не может, это его убьёт — наверняка на нём заклинание сильного придворного мага, взломать которое в пределах Троецарии точно никто не сможет. Обычно столица забирает самых сильных колдунов к себе.

— Значит, царская ищейка, — вслух подумал я.

Виол промолчал, признаться он так и не мог. Я ткнул письмом ему в грудь.

— Что тут за язык?

Тот ухватился за бумажку, развернул.

— Лучевия, — его глаза так и бегали по строчкам, а брови поднимались всё выше и выше, — Маюновы гусли мне в задницу! Так вот почему у неё акцент заревийский.

Бард вскинул глаза, порыскал взглядом по высокой траве, словно искал девчонку.

— Лучевийка с акцентом? — подала голос Креона, — Это королевская кровь?

Я вопросительно глянул на колдунью. Виол, заметив это, торопливо пояснил:

— В соседней Лучевии правят выходцы из Заревии, так уж повелось. Предки династии Мон уже три сотни лет, как сбежали оттуда от кровожадных Дан, но по сей день не утихает их кровная…

Я поднял руку, останавливая его поток речей. В моём деле лишние знания пока были ни к чему.

— Значит, вы хотите сказать мне, что девчонка непростой крови. Так? — при этих словах и я невольно посмотрел на поле. Ну, теперь её там, как цербера во Тьме, и не сыщешь.

Бард взволнованно кивнул:

— Именно.

— Если эти Мон так давно сбежали, почему акцент до сих пор?

— Ну, когда я в столице Лучевии пел для придворных дам, мне сказали, что династия Мон ревностно хранит чистоту заревийского языка в кругу семьи, — тут Виол растянул губы в глупой улыбке, поиграл рассечённой бровью, — Кстати, лучевийские дамы так горячи! Они такие благодарные слушательницы… м-м-м, благодарности у них очень мягкие и круглые, Маюн позавидует. А губки у них сладкие, как…

— Заткнись, грязь, — резко оборвал я его, снова оглядывая траву.

Не хватало мне ещё сейчас воображение включать.

— Эй, громада… — обиженно начал Виол, но через секунду у его горла оказалось лезвие топора.

Бард судорожно сглотнул. На нас равнодушно косилась колдунья.

— Что в письме?

— Их тайный источник сообщает, что принцесса Дайю без охраны движется на север Лучевии, в золотой Куан, — оттарабанил Виол, — И советует, где лучше всего её перехватить.

Я пристально смотрел на разнотравье, колышущееся на ветру. Нет, не видно девчонки. Если работорговцы поймали кого-то царской крови… или кто у них там в Лучевии, король? В общем, это голубая кровь.

И безо всякой связи с Тьмой моя задница чуяла, что к нам близится опасная ситуация — то есть, та же самая настоящая задница. Да мы сидим практически в центре событий.

— Надо ещё посмотреть, что у них тут, — прошептал бард, показывая на ларец, но двинуться пока не решался, — Может, найду зацепку.

Хоть я, будучи Тёмным Жрецом, и не владел огромной империей, а всего лишь провинцией, мне моего опыта хватало, чтобы понять — тут пахнет войной.

Этот Чумной, кем бы он ни был, либо колоссальнейший идиот, либо наихитрейший гений. Свои злодеяния он скроет довольно просто — сотрёт кровавой бойней, после которой уже никто не будет разбираться, что стало причиной. Но в этой бойне надо ещё и выжить.

И всё же он тупица… Такие дела Жрецы проворачивают, когда уже добивают Адептов Света, и когда последние времена не за горами. А в этом мире проповедники ещё свободно по городам ездят, я и то насчитал уже три языческие религии. Четыре, если вспомнить бардовского Маюна.