НеТемный

Тут же резко вскочил и бард:

— О, Сияновы сиськи! — он вытаращился перед собой, словно увидел какого-то призрака, потом с хрустом вывернул голову к чародейке и недовольно поморщился, увидев её одетой, — Вот Маюнова грусть! Не успел…

Чародейка прищурилась, пытаясь сообразить, что он имел в виду. Потом снова кивнула мне:

— Благодарю тебя, святолиственник Малуш, что помог мне.

Я ткнул пальцем себя в грудь:

— Малуш?

Бард с колдуньей переглянулись.

— Ну, да, — кивнул парень, осторожно ковыряя сухую корку крови под бровью, — Ты же говорил, тебя так зовут.

— Отлично, — я поудобнее уселся, — Так, ну и о чём я молился?

Бард с колдуньей переглянулись.

— Меня зовут Креона, святолиственник.

— Ну северные твои ляжки, а мне имени ты даже не сказала!

Я поднял руку, останавливая их разговор:

— К чёрту имена. Какие молитвы я читал?

Мне пришлось мысленно себя выругать. Симпатия из голубых глаз колдуньи мгновенно исчезла, да и бард, почёсывая щетину на щеках, недобро на меня поглядывал.

Всеволод, ну куда улетучился твой ум? Надо понимать, что они видят перед собой не Десятого Жреца, и не дрожат от страха, не изнывают от желания упасть на колени и целовать тебе ноги.

Я понимал, что теперь придётся быть хорошим парнем, и надо избавляться от тёмных привычек. Но это было трудно.

Креона, приняв горделивый вид, встала, с натянутым уважением кивнула и сказала:

— Благодарю за спасение, Малуш, но теперь наши пути расходятся.

— Да и я, так думаю, уже пойду, — бард, встав, отряхнул жалкое подобие штанов, — Небезопасно, хладочара, по полям одной ходить. Здесь, я слышал, всякое лихо водится.

Креона смерила барда взглядом. Парень, бодро встряхнув ладонями волосы, весело ощерился:

— А вот ты скажи, Креона, радость моя… Ты сейчас меня сжигаешь взглядом? Или всё-таки замораживаешь?

Я тоже встал и навис над путниками.

— Никуда вы не пойдёте, гря… кхм… ничтоже… да смердящий свет! — я поджал губы, снова мысленно ругая себя, — Так, вы, э-э-э… двое. Вы теперь служите мне.

— С хрена ли⁈ — бард сразу сделал шаг назад, — Даже Маюн такого не пел.

— Моркатова стужь! Да чтобы я, дочь Северного Храма Холода, прислуживала кому-то⁈ — Креона нахмурилась, и её грязно-серебристые волосы взметнулись от ветра. И без того голубые глаза засветились синим, воздух вокруг заискрил инеем.

Страшная картина… для глупца. Я чуть не засмеялся. Она действительно совсем не боевой маг.

— Тупица, неужели ты веришь, что это может меня напугать? — и я легонько толкнул её, от чего колдунья, отлетев, неуклюже упала, перекувыркнулась и села на задницу с возмущённым видом.

Рубаха слетела с плеча, почти обнажив на миг грудь, и бард замер по-волчьи, не желая пропустить момент. Креона успела перехватить, подтянула одежду вверх, а в этот момент отвлёкшемуся барду прилетело от меня кулаком в бок, и того унесло в заросли.

Закусив губу, я посмотрел на свою правую руку. Я ведь не хотел так сильно бить…

— А-а-а, струну тебе в кишки! — парень выскочил обратно, — Пой, громада, последнюю песнь!

Я сложил руки на груди, наблюдая за ним и краем глаза не без удовольствия разглядывая свои мощные бицепсы. Этого крикуна можно было не опасаться, к бардовской магии я относился лишь как к приятному аперитиву — ну, можно с ароматным вином, да в прекрасной женской компании…

Вспомнив о том, что теперь снова могу наслаждаться женской компанией, я сразу же одёрнул себя. Потом, Всеволод, доберись до города.

Бард, несмотря на свою вселенскую ярость, с места не двигался. Только махал руками, изображая, видимо, боевые стойки.

— Я спас вам жизни. Вы мои рабы по закону Тёмных Сводов… э-э-э… — я поскрёб затылок и неуверенно закончил, — А у вас, я так понимаю, нет таких законов?

Колдунья продолжала молча сверлить меня взглядом.

Зато бард гневно затряс головой и зарычал:

— Нет у нас, святоша драный, законов таких. Зато я, как увижу в городе вашу телегу с Древом, сообщу, кому надо…

Я вздохнул. Ну прямо малые дети эти глупцы. Потом я вытащил из-за пояса маленький клык, который заведомо вырвал из пасти упыря.

— Вы, двое… Я полоснул вас этим, и следующей ночью вы обратитесь в безмозглых упырей, — я улыбнулся, — Противоядие, естественно, могу сделать только я.

Говорил я ровно, спокойно. Колдунья слегка побледнела, переглянулась с бардом.

— Ты лжёшь, — прошипел тот, — Маюновы сказки это! Я — бард, и я прекрасно чувствую ложь.

— Ты уверен? — усмехнулся я.

Этот глупец не подозревал, что Тёмный Жрец всю жизнь учится лжи, это основа его пути. Если какой-то гусляр сможет раскусить Жреца, то грош цена такому тёмному последователю, даже Тьма выплюнет его.

Бард побледнел, пока пытался всмотреться в моё лицо.

— Ты это сейчас придумал, громада… — с дикой неуверенностью сказал он.

— Ну, ты можешь проверить, глупец, — я, улыбнувшись, сел обратно на землю. Нашёл тот пучок сухой травы, с которым занимался, — Вы, двое, можете идти.

Не поднимая головы, я услышал, как зашелестела трава под ногами упрямой Креоны. Та не заставила себя долго ждать, и быстро улизнула с полянки… Улизнула, чтобы с руганью влепиться в топкий берег.

— У-у-у, Моркатова стужь!

Она прочавкала ногами, и через некоторое время Креону было уже не слышно. Бард остался стоять, задумчиво разглядывая меня.

— Ты ведь солгал, — он склонил голову, потом плюхнулся рядом, вытянул руку, — Вот, смотри, это «маюнова струна».

На его левом плече была вытатуирована нитка, парой витков обтянувшая руку. Мне показалось, что она даже чуть подрагивала. Я моргнул — да нет, просто татуировка.

— Я, конечно, не в лучшей форме, — парень потряс головой, смахивая пыль и солому, и протёр ладонями лицо, оттирая грязь.

Оказалось, что у него волосы практически чёрные. И брови, и щетина… Чёрные глаза на смуглом южном лице. Рядом с ним мы с Креоной казались белыми, как снег.

— Меня Виол зовут, — продолжил он, — Ну, так вот, сейчас я хоть и не смогу песню спеть, но вот «маюнова струна» ложь чувствует. Не мог ты нас отравить.

Я промолчал, внимательно глядя на пучок травы. Эх, энергии совсем нету, даже не получается дымок пустить. Всё же тело воина оказалось почти невосприимчивым к магии.

— Да пусть меня Сияновы персики задушат, ну не мог ты… Ты ж листва! — надрывался бард, ожидая ответа.