Сводные

— Я ж говорил, прихлопнут нас всех до роспуска. Сто процентов газ там или взрывчатка какая, — серьезно заявил Механик, косясь в сторону мешка. — Слишком много мы знаем, чтобы за эти стены выйти.

Горем напрягся и присел у мешка, аккуратно прощупывая содержимое. Именно он был лучшим специалистом по разного рода взрывчаткам и минам среди них.

— Да не, маккулатура какая-то, — уверенно протянул Горем. — Может бабки?

— Ага, и баба резиновая, чтоб по кругу пустили, — хмыкнул Жорик, подходя ближе. — Мечтай больше. Спасибо от генерала получил и хорош с тебя. Большего не полагается.

— Не забывайте за предложение о продолжении службы, что поступило, — добавил Сизый, садясь на край выбранной кровати и начав расшнуровывать свои ботинки. — Будто думают, что нам не хватило и одной командировки.

Ленивец, до этого молчащий, сел на соседнюю с Сизым кровать и хмыкнул, словно слова приятеля повеселили его.

— Это ты сейчас так говоришь, — хмуро выдохнул он, словно слова, что сам произносил, были ему противны. — Погоди домой вернешься. Мамку поцелуешь, девчонке палку кинешь, с друзьями нажрешься. А наутро встанешь и что делать будешь? Куда работать пойдешь? В охрану? Минимаркеты местные охранять? Ты ж ничего, кроме как убивать и не умеешь. Приползешь еще назад проситься.

— Это что за заумные речи? Ты мой хлеб не отнимай, это моя работа вас уму разуму учить, — отозвался Дед, последним пройдя в комнату и скинувшим мешок на соседней от парней койке.

Дедом его прозвали не за возраст, парню было всего двадцать семь, но это была его третья командировка и в отряде он был самый опытный. Раньше его называли старец, но потом плавно прозвище сменилось на дед. Это как-то в порядке вещей было, что все всех по прозвищам называли. Кто-то изначально назвался, как Метеля, кому-то подобрали. Так безопасней было, не знать полных настоящих имен. Чего не знаешь, того и не выдашь под пытками.

— Хватит как телочки на дискотеке зажиматься, открывайте уже, — не выдержал Жорик. — Любопытство мучит.

Сережа не участвовал в их болтовне. Сгружал вещи на самой дальней от входа койке, ближе всего к окнам. Это всегда была его работа — контролировать окна. Если бы прямо сейчас на них напали, никто бы из ребят не растерялся. Все четко знали свои места.

Порывшись в мешке, Горем вытащил белый конверт и хмыкнул, крутя его в пальцах.

— Да чтоб мою душу девственницы терзали, это ж нам письма, — неверяще выдохнул он.

А потом схватил мешок и вывалил с сотню писем на пол казармы. Сложно было ожидать, что парни на местах останутся. Все рванули к куче конвертов так, словно там вместо бумаги золото насыпано было. Да и как может быть иначе, когда это первая весточка из дома, что за два года была. У Сережи руки задрожали, когда подумал, что Юля написать ему могла. Даже Сизого толкнул в сторону, когда друг перед ним возник. Не мог ждать очереди, не мог думать больше не о чем другом. Парни даже замерли, не привыкшие видеть от Метели эмоций. Все думали, что парень вообще свое сердце на автомат променял, как попал сюда. Всегда хладнокровно держался в любой ситуации, в которую они попадали. За это парни и слушались его. Знали, что по-глупости и эмоциональсти бед не натворит. А сейчас, как взгляд его лихорадочный увидели, даже отошли на шаг, позволяя ему первому к конвертам подобраться. А он жадно бумагу комкал, перебирая письма в поисках фамилии своей, словно опасался, что кто-то из парней его письмо перехватит.

И понимал же Сережа, что со стороны глупо смотрится, но не мог иначе. Копошился в куче, пока первое письмо со своей фамилией не нашел с знакомым аккуратным почерком. Захотелось сразу же разорвать обертку и прочесть все, что его Юля написала. Но остановил себя. Бросил взгляд на парней и начал остальные письма распределять. Письма тех, кого уже в живых не было, назад в мешки кидали. Дед обещал, что потом переберет их и ответит родственникам. Расскажет, за что и как их сыновья погибли.

Спустя пятнадцать минут, когда письма были распределены и парни попадали на койки читать, их на ужин позвали. Сережа свои письма под мотрас положил. Доверял своим, но не мог допустить, чтобы хоть что-то пропало от его сокровища. Их и так не слишком много было. Пятнадцать от Юли, три от Дениса и еще три от Алисы. Последние его мало интересовали, но что-то остановило его от того, чтобы выкинуть сразу.

После ужина вернуться в казарму не удалось. Их собрали у командира роты где долго и во всех деталях рассказывали о том, как завтра они будут разъезжаться по домам. Подписали соглашения о неразглашении, ознакомили с предложениями послужить стране подольше и отпустили отдыхать. Команду тушить свет выполнять пришлось, но в ту ночь никто не лег по приказу. Все читали письма, сидя на койках с зажигалками и спичками в руках. Сереже повезло больше, фонарный столб находился прям напротив его окна и светил достаточно, чтобы были видны буквы на белой бумаге.

Любимый мой, Сереженька!

Не знаю, что случилось с твоим телефоном, но я не могу связаться с тобой. Вчера приезжал Денис и признался, что у него тоже нет с тобой связи. Наверное, все же строгие армейские правила сделали свое дело и этот вид связи для нас закрыт. Ничего, я не унываю. Хотя уже соскучилась по твоему голосу. И по твоим рукам. И губам. Господи, я бы все на свете отдала, чтобы снова рядом с тобой очутиться. Просыпаюсь и думаю, что все это просто сон и ты там, внизу. В своей комнате. Но тебя там нет и это разбивает мне сердце.

Люблю тебя и уже скучаю.

Надеюсь, что адрес, который дали в военкомате правильный и ты получишь это письмо. Буду рада, если ответишь.

Твоя Юля

Сережа закусил губу, пытаясь сдержать слезы, что горели на глазах. Он, взрослый мужик, который видел все самое ужасное, что было в этом мире, как баба рыдал над любовным письмом. Но и иначе не мог. Сердце разрывалось от эмоций, когда читал ровные строчки, написаные её аккуратным округлым почерком. Как же он скучал по ней, только один Бог знал. И, хоть и казалось, что отвык. Что привык уже сам жить, но все равно не мог её образ из сердца выкинуть. Да и не пытался. Дни считал, когда вернуться к ней сможет. И все варианты обдумал за те годы, что вдали от нее провел не в силах даже весточку отправить, что жив и здоров. Понимал, что простит ей все, что было за время их разлуки, ведь ничто значения не имело.

А сейчас, расперделив письма по датам, когда они были написаны, нетерпеливо читал их одно за другим.

Метеля, привет!

Не знаю, что с телефоном, но я очень прошу тебя выйти со мной на связь. Мне нужно с тобой поговорить. С Волыной не получается так просто, как я думал. Ситуация сильно обострилась… Нужен твой совет. ОЧЕНЬ нужен, Сережа.

Дома все нормально. Юля немного по оценкам скотилась, но это все из-за депрессии. Она прийдет в себя, я уверен. Пытаюсь максимально времени с ней проводить, чтобы одинокой себя не чувствовала. Но пока с ней сложно.

Надеюсь ты получишь письмо и сможешь быстро ответить.

Денис Доронин

Сережа напрягся, сжимая в руках пожелтевший лист бумаги с письмом от друга. У него был уговор с Сибиряком, что как бы не сложилась ситуация, Денис не пострадает. Оставалось лишь надеяться, что Сибиряк слово сдержит и Волына его за собой на дно не потянет.

Сережка, привет!

Шлю тебе фото, чтобы ты не скучал поздними холодными ночами.

Помни, что я тебя жду и мечтаю о тебе.

С любовью, Алиса

К письму было приложено фото обнаженной брюнетки в весьма недвусмысленной позе. Покачав головой, Сережа сложил фото и письмо назад в конверт, отобрал остальные письма Ивановой и выкинул все разом в мусорное ведро.

Любимый мой, Сереженька!

Не знаю как долго идут к тебе мои письма и как долго будет идти ответ, но не могу не написать снова. Да, такая егоза, но я соскучилась и ты всегда был тем, к кому я спешила со всем хорошим и плохим, что было в моей жизни. Этот раз не исключение. Мне предложили вести кружок для детей малдших класов по танцам!!! Обещали даже платить. Немного, конечно, но я согласилась. Деньги лишними не будут. Да и отвлекусь немного, а то совсем в унынии после твоего отъезда.