Страница 89 из 92
Но белой пятиэтажки за углом, конечно не оказалось. Заснеженная площадка, коробка детского сада в центре панельных блоков. Большая наряженная елка, светящаяся кристальной крошкой. И тротуары до брусчатки очищены.
Маринка нашла двадцать пятый дом — ни одной решетки на окнах первого этажа. Подъезд с непривычно легкой деревянной дверью, без запоров и магнитных замков. А подъезд чистый — бежевая краска хоть немного и облупилась по стенам, но выглядела еще аккуратно. Ступеньки без плевков и окурков, запах свежий, даже горшки с цветами на подоконниках.
Все-таки Маринка не могла согласиться с тетей Касей — в городе безопасно, пока в нем оставались светлыми и чистыми открытые подъезды.
Вот лифт не походил на те, что ставили в подобных челнинских домах. Оказалось, что нужно самой отодвинуть и задвинуть за собой решетчатые створки. Кнопки были больше, та, что с цифрой «семь», нажалась с усилием. А потом поднималась узкая коробка вверх медленнее и с тряской.
Маринка нашла нужные цифры на двери, обитой окрашенной лаком вагонкой, кнопку звонка без проводов от него. Набрала полную грудь воздуха, задержала руку над кнопкой и, выдохнув, нажала. Долго никто не открывал. Маринка уже раздумывала, что лучше: невежливо нажать на звонок еще раз, подождать или развернуться и по лестнице поскакать обратно?
Но вот за дверью послышались шаги, повернулся замок, и Маринка увидела Данила. Какого-то непривычного Данила. И дело не в том, что тут он был в футболке и джинсах, а не в привычной форменном кителе. Данил стоял в дверях какой-то затуманенный, заторможенный, растрепанный. Обычно Данил всегда был в идеально выглаженной форме, со строгой осанкой. Да у него даже в пенале всегда лежали рядком две запасные ручки одного цвета и идеально заточенные карандаши. А тут взъерошенный и какой-то потерянный смотрел на Маринку и будто не понимал, зачем она здесь оказалась.
— Привет, — выдавила Маринка.
— Ой, привет, — встрепенулся Данил. — Проходи, пожалуйста. Что-то я… мы…
— Всё в порядке?
— Да, — кивнул он, и, потерев лоб, добавил. — Вроде бы.
Маринка прошла в узкий коридор, стянула ботинки, сняла пальто, Данил повесил его на крючок. С кухни вышла мама Данила и Насти. В ту встречу осенью она показалась Маринке выше и моложе. А сейчас невероятно усталой, и какой-то растерянной, как и сын. Она улыбнулась Маринке:
— Добрая ночь, Марина, — протянула она, поморщилась и провела ладонью по лбу. — Я — тетя Оля, проходи в комнату.
— Настя там, да? — спросила Маринка, вытащив валеночки из сумки.
— Настя? — протянула мама Данила и снова провела ладонью по лбу.
— А ее… нет, — растерянно протянул Данил.
Маринка захлопала глазами и невольно опустила протянутую руку с валеночками.
— Что-то случилось? Ее же не забрали? — севшим голосом спросила она.
— Всё хорошо, — ровно протянула мама Данила, лицо ее внезапно разгладилось, будто даже усталость спала. Сдержанная, строгая, как и тогда осенью. Маринка поежилась.
— Настя вернется скоро. Вроде бы, — бодро протянул Данил. — Она в безопасности. С дядей.
— Так мне, может, лучше пойти? — протянула Маринка, указывая на дверь.
— Нет, проходи-проходи. Первый день Рождества, нехорошо одной, — оживилась мама Данила. — Проходи в комнату, я накрою на стол.
Маринка еще раз покосилась на дверь и со вздохом прошла в зал. Вечер обещал быть неловким. Что тут вообще происходит, Маринка никак не могла взять в толк. Предупредить об изменении планов действительно было трудно — Маринка не заметила в небогато обставленной квартире Длинноносовых телефонного аппарата и тем более мобильного. Что уж поделать, даже в гимназию было не позвонить. Ну а планы меняются, так бывает. Это Маринка понимала. Но что за дядя? Может на лечение какое-то психическое Настю направили? О таком может быть сложно говорить, да. Это бы все объяснило бы, но, как будто, ничего не понимали ни Данил, ни его мама. Странно всё это. Очень.
И странная ночь тянулась. Сначала все сидели в неловком молчании, но мама Данила включила телевизор, и все уставились в него. Реклама новой взрывающейся во рту газировки «лучше, чем все аналоги неведичей», какая-то мелодрама из большого мира — хорошо заполняли пустоты. А к новостям Маринка вообще прилипла: что там про убитую женщину? Что о человеке в шляпе? Но там все время говорили о самоубийстве какого-то генерала жандармерии. Возглавлял, перешел из следователей, ловил какого-то Лихобора и темного мага Кузара — и прочая ерунда. Видимо, убийство ведичи по сравнению со смертью важного генерала легко забылось.
Как только чашка чая опустела, Маринка поднялась из-за стола, поблагодарила за гостеприимство и, отказавшись от проводов, поспешила на остановку. Только валеночки попросила передать. Но на предложение заходить еще, когда Настя все-таки окажется дома, только вежливо улыбнулась, решив про себя: «ни за что».
Что это вообще было-то? Вошла в трамвай. Чтобы прогнать мысли о странном вечере, о человеке в шляпе у Бездны, села у окошка, достала плетение браслета и приколола булавкой к джинсам. Ногу на ногу, пальцы сами перебирают нити, глаза закрыты, ищет пташек. Вагон пустой, холодный. А если там, ближе к кабине? Что-то же его питало магией. И действительно — холодные «ежики» покалывали на пальцах.
Всё не то. Маринка вздохнула, устало отложила недоплетенную фенечку на свободное сидение рядом и спрятала лицо в ладонях, всхлипнула носом. Трамвай потряхивало. Устало потерла глаза, повернулась к окну. Панельки сменились привычной для Китежа низкоэтажной застройкой, кружились снежинки. Как же одиноко. Засунула руку в карман пальто — на месте ли печатка? Печатка оказалась в кармане ни одна. Маринка вытащила мешочек из черной блестящей ткани очень приятной на ощупь. Легкий, почти невесомый. Нахмурилась. Развязала тесемку — внутри несколько мотков с мулине. Блестящих, шелковых что ли? Черные, синие, красные. И короткая записка аккуратным почерком:
Маринка разулыбалась. Повертела в руках новые нитки — такие гладкие. Ну, ехать еще остановки четыре, время есть. Засунула старое плетение в сумку, перерезала этикетку, собрала новый пучок нитей. Закрыла глаза. Потянула в пустоту руки.