Страница 76 из 92
— Слушай… еще вопрос. Ты говоришь «нафига» и «типа того»? Я от китежцев и не слышала всех этих слов. Даже Вика всё реже их говорила. Это из поселения в Сибири?
Данил улыбнулся, широко, открыто:
— Почти. В моей деревне не было школы. И мы с соседом учились с неведичами. Нахватался. Об эти яти и еры до сих пор спотыкаюсь в книгах.
— И как там было?
— Хорошо, — мечтательно протянул он. — Свободно. Не то что здесь.
Маринка ковыряла полбу на молоке сдобренную домашним сливочным маслом. Наверное, как обычно великолепная, краснали иначе и не варят, но ни вкуса, ни аромата Маринка не ощущала. Сегодня дело было не только в ополчившихся на нее гимназистах. Ведьмы по-прежнему продолжали делать вид, что Маринки не существует, исторгая из своей общности кудрявую раковую опухоль. А вот остальные гимназисты обычно не давали ей и шага ступить спокойно.
Но никого из них за столами почти не оставалось, отчего Маринка сумела и место найти и поесть относительно спокойно. Вот только не елось, тишиной насладиться не удавалось.
Впереди два выходных. Все ведьмы-«пятерки» собирались выбраться в город. Маринке страшно хотелось тоже изведать горку с санками, сходить на каток, а потом взять горячий сбитень у лоточника. Вот только ведьмы ее ненавидят, сама Маринка их презирает, но все же хотелось повернуть время вспять и, если и не отказаться от учебника светлых, то лучше его прятать. Выбраться одной в город, после неудач с водяным, аспидом и пещерами, Маринка тоже больше не рисковала.
Жителям опустевшей гимназии Маринка тоже завидовала — сегодня начиналась последний в году ночь, когда пансионеров могла навестить семья. Маринка знала, что к Вике пустили ее бабушку, для которой Китеж закрылся на сорок лет после свадьбы с неведичем. К Кате должна была приехать мама из Вершинина, под Архангельском. Юля, встречавшаяся с семьей на Дмитриевскую, получила громадную посылку со сладостями и выпечкой от родителей.
Теперь оставшиеся пансионеры сидят в трапезной за закончившимся завтраком и ждут. Каждый вздрагивал, когда входил кто-то из кураторов и все, все смотрели выжидающе: за мной? А когда объявляли фамилию все, кроме везунчика, тяжело вздыхали и снова зависали над своими тарелками.
Маринка знала, что никто и никогда к ней сюда не приедет, но все равно каждый раз вздрагивала, ловила объявление, и провожала взглядом счастливчика.
— Виктория Мусина, пройдите в холл! — выкрикнула куратор. Маринка наклонилась к чашке, чтобы счастливая Вика не заметила ее внимания, и сделала большой глоток уже остывшего несладкого чая.
Поставила чашку рядом с так и не опустевшей тарелкой, и собралась было нести ее на кухню, как услышала голос Клавдии Михайловны:
— Марина Кирпичникова, пройдите в холл!
Маринка замерла и неверяще повернулась к кураторше. Это она ослышалась или еще и Клавдия Михайловна принялись издеваться над ней?
— Ну что вы встали, Кирпичникова, — улыбнулась старший куратор, — возвращайте посуду и скорее в холл. Вас ждут.
Маринкино сердце колотилось. Как? Кто? Отец? Как бы его впустили в Китеж? Как бы он ее нашел? Или мать? Может быть, она не просто так пропала из ее жизни? Она была тайной ведичей, и теперь, когда Маринка здесь, они смогут начать всё сначала? Мысль одна безумнее другой крутилась в ее голове, она сбежала вниз по черным ступеням, замерла на последней и скованно улыбнулась.
— Здравствуй, деточка, — сказала Лидия Петровна. Она была в строгом сером пальто, с аккуратной гулькой на голове, а улыбка ее была такой теплой, душевной, что Маринка, не выдержав, бросилась к ней и крепко-крепко обняла.
— Я тоже рада тебя видеть, — тихо сказала Лидия Петровна, обнимая в ответ. — Извини, что не ответила на письмо. Я решила, что лучше так. Беги скорее за одеждой. Погуляем? К отбою вернемся.
— Только вы уж, Лидочка, повлияйте на эту строптивицу как-нибудь, — послышался непривычно-нежный голос Клавдии Михайловны.
— Ты молодец, что свое письмо отправила не через гимназию, — как только они вышли за порог тихо заговорила Лидия Петровна. Снег поскрипывал под ногами, припорошенные кристаллы делали вечер особенно волшебным. — Все-таки некоторые инструкции с тобой я нарушила. Хорошо, что об этом не узнали лишние люди. Они читают почту. В общем, ты уж прости меня, деточка, я не ответила тебе сразу. Твое мне пришло в представительство, когда я была в отпуске здесь. И вот только закончилась моя новая вахта, и я сразу к тебе. А тут Клавдия Михайловна — она и при мне была куратором, но еще младшим, — говорит, что ты тут всю гимназию с ног на уши поставила, решила стать светлой.
Маринка уже было потупилась, хотела было приняться оправдываться, но Лидия Петровна махнула рукой:
— Ну не будем пока о том. Ну что за дело? Отправляла я в гимназию румяного загорелого ребенка, а встречаю бледную моль! Сперва надо тебя накормить хорошенько. Отогреть! А потом уже разберемся с твоей ворожбой, ага?
Этот день стал лучшим за все последние месяцы жизни в Китеже. Вдали от гимназии Бездна умолкла, Маринка снова не чувствовала одиночества, еще и Лидия Петровна устроила ей настоящий праздник. Кормила вкусной едой в кафешках уже вовсю украшенных желтыми огоньками и красными яблоками на еловых ветвях, покупала сладости и даже сводила в театр на «Щелкунчика».
— Неведичи лучше ставят, — заметила в антракте Лидия Петровна. — Мы так не умеем. Но скоро же Рождество. Пора создавать настроение. Но что для большого мира сказка, для нас суровый реализм, — усмехнулась она.
А Маринка-то и дома никогда не ходила на «Щелкунчика», так что оценить различий не могла, и во всю силу хлопала в ладоши, когда актеры (в основном, лешии) выходили на поклон.
Про то, что действительно волновало Маринку, Лидия Петровна говорила от случая к случаю, будто не хотела перегружать новостями, давая ей возможность обдумать уже услышанное.
— С твоим отцом все хорошо, — взяв по петушку на палочке, сказала Лидия Петровна. — Я смогла опустошить его резерв, он теперь не представляет угрозы… По крайней мере магической. Не сказать, чтобы это помогло от его… хм… болезни. Разберешься с ворожбой, я покажу тебе как делать обереги против зависимости, чтобы тебе безопасно было оставаться с ним летом.