Станция

На миг предстала перед глазами мерцающая тягучая пелена, накрывшая полнеба. Она то дрожала стрелой флюгера на ветру, то колыхалась тюлевой занавеской на сквозняке, то ворочалась сама в себе плавно и неспешно, освещая вечную черноту космоса блеклым сиянием... Ответ пришел из молчания, окружающего её. Через кордоны Ассоциации, через расстояние... Криз-Зон три.

Татьяна закрыла и открыла глаза. Как привыкнуть к тому, что из песчинки мироздания ты превратилась в песочные часы, отсчитывающие мгновения континуума? Никак. Каппа!

Она посмотрела на ту с такой мольбой, что тот, более не споря, махнул рукой, подзывая хозяина.

— Одну треть того, что вы пили в прошлый раз! — сердито сказал ей ту, когда тот принял заказ. — И не говорите Ларрилу. Он убьёт меня, если узнает!

Татьяна благодарно коснулась мохнатого плеча.

— Никогда! Никому! Но сегодня... мне, правда, это нужно!

Поскольку после обеда было решено пойти в оранжерею, Бима пришлось оставить в Квиллиниуме. Вряд ли псу понравилось бы подключение ти-рейтера или маски — а Ту-Роп непременно желал показать Татьяне небольшой закоулок, где были воспроизведены условия его родной планеты.

— Там мало кто бывает, — сказал он Татьяне, когда после обеда они направились к гравиплатформе, ведущей вниз, к оранжерее. — Сактусы не любят движения, поэтому уголок с природой Майрами спрятан от лишних глаз. Но он есть, потому что ту, которых не мало на станции, любят приходить туда иногда и думать о Туманном Айсберге.

— Думать о Туманном Айсберге — это молиться? — уточнила Татьяна на всякий случай.

Ту-Роп подкинул с ладони Та-Ту-Ропа, чтобы полетел впереди, улыбнулся уголком губ.

— Ту не говорят «молиться». Ту говорят «размышлять о начале и о конце так, чтобы во втором не довелось жалеть о первом».

— Ох... — только и смогла выдавить она, потрясённая глубиной фразы.

— Простор Майрами, — покачал голову ту, — наводит на мысли о вечности и о том, какими мы предстанем перед ней.

— Я бы хотела увидеть ваш родной мир, Ту-Роп, — тихо сказала Татьяна Викторовна.

Вспомнилось, как пригрезились однажды белоснежные просторы, залитые жёстким, слепящим светом. Будто Татьяна стояла на пороге из чёрного — в белое, застыв в проёме и не решаясь ступить в снег.

Зашипевшие створки спугнули видение. Татьяна обеспокоенно поглядела на тампов, сразу же прилепившихся к вторым дверям, ведущим непосредственно в оранжерею.

Ту взял недоумевающую Татьяну за руку, поколдовал над её туммером. Воздух стал плотнее, изображение чуть размазалось.

— Защитная сфера, — пояснил ту. — Мы прогуляемся по большей части оранжереи. А в нашем уголке будет холодно.

Татьяне не потребовалось спрашивать — в каком «нашем». Блаженная улыбка ту говорила сама за себя.

Оба тампа, словно понимая, что происходит, метнулись к хозяевам, плотно обхватили — один запястье Татьяны, другой — плечо ту. Сферы бесшумно закрылись.

Двери оранжереи разошлись. Пахнуло тяжёлыми, сырыми ароматами.

— Красный сектор первый, — пояснил ту, — и самый обширный. По сути, это место для прогулок и отдыха, здесь есть водоёмы и гроты, а растительность собрана с кислородоатмосферных планет с близкими климатическими условиями.

Татьяна вошла. Даже голову подняла, жадно принюхиваясь. В стерильном воздухе Лазарета не было таких запахов, а здесь, на М-63, мицер, «дышащий» лёгкими цветочными сквозняками, казался Татьяне Викторовне чужим, хотя раздражения не вызывал. Этот же аромат — зелени, влажной земли и утренней свежести — сжал сердце. Мелькнула мысль: столько времени провести в космосе и только сейчас понять, что соскучилась по небу над головой и упругости травы под ногами! Но на Землю не тянуло. Наоборот, хотелось побывать на любой другой планете, увидеть своими глазами чужой мир, впитать его, чтобы затем... вернуться в Лазарет.

На сердце стало теплее. Проснулось ощущение причастности, и Татьяна поняла — Управляющий Разум слушает её мысли и одобряет их, а ещё... ему тоже любопытно посмотреть на оранжерею. Она тихонько улыбнулась и принялась вертеть головой во все стороны, пытаясь разглядеть как можно больше подробностей.

Напольное покрытие заменял зелёный ковёр жёсткой и низкой травы, под которым ощущалась плотная основа. Кое-где в землю уходили непрозрачные трубки, видимо, дренажная и питательная системы. Растения, высаженные ярусами, поддерживались прихотливо изогнутыми «стеллажами», отовсюду свисали воздушные корни или корни, сплетённые в косы и опущенные в прозрачные колбы с разноцветными растворами. Деревьев было не много. К удивлению Татьяны здесь царили кустарники — шаровидные и раскидистые, с почти древесными толстыми стволами и стелющиеся, зелёной и фиолетовой волной накрывающие стеллажи с цветущими растениями, перекатывающиеся через них и ползущие дальше. Стена оранжереи была полностью скрыта уже знакомыми Татьяне гигантскими лианами с багровыми листьями, которые шевелились сами по себе при полном отсутствии ветра. Впрочем, иногда его порывы чувствовались — вентиляция включалась регулярно, разбавляя дуновениями концентрированный запах джунглей.

Ту-Роп вёл спутницу под свисающими ветвями, покрытыми мелкими сиреневыми Дигонскими цветами, круглыми, похожими на мимозу, густо обсыпанную пыльцой. Мимо маленьких озерец, в которых кишела неведомая жизнь, иногда прорываясь наружу всплеском или кругами на воде, мимо ползающих кустарников с Гагаи — похожих на гигантских, плохо подстриженных пуделей, мимо блестящих «пиритовых» глыб с Цагаты, которые, как это не странно, можно было отнести к роду литопсов. Отсутствие неба не мешало восприятию. Над головой парили ветроягодники с Райи — их шаровидные бутоны казались сделанными из тончайшей рисовой бумаги. Газ, который вырабатывали тычинки цветка, был легче воздуха, поэтому молодые цветы толпились под самым куполом, напоминая то ли стадо оранжевых барашков, то ли кучевые облачка, окрашенные закатным солнцем. Более старые растения, шевеля корнями на сквозняке, застыли воздушными шарами на разных уровнях. Татьяна то и дело возвращалась к ним взглядом, под ноги не смотрела, поэтому всё время спотыкалась об ползучие плети и цеплялась за идущего рядом ту.

Ту-Роп неожиданно замедлил ход.

— Вот тут, — улыбнулся он и осторожно, чтобы не обсыпало сиреневой пыльцой, отвёл плеть Дигонского куста, — очень редкое растение. Очень, очень! Белое дерево.

Татьяна выглянула из-за его плеча и увидела стоящее отдельно в круге ровной травы деревце с нежными зелёными листьями. И глазам своим не поверила. Заторопилась к нему, прижала ладони к чёрно-серым рябинам на белой, лохмотьями завивающейся коре.

— Это же берёза! — воскликнула она. — Господи, ну надо же! Откуда она здесь?

— Несколько десятков циклов назад росток привёз один из выходцев с Землие. Я не видел его, но можете спросить у командора!

— Обязательно спрошу! — Татьяна щекой погладила тонкий стволик, пропустила через пальцы текучие ветки, поднесла к лицу горьковато пахнущие листья.

— Мак рек ма кор, Танни! Вы радуетесь дереву, как другу! — удивился Ту-Роп.

— Дереву — да, — тихо ответила она.

Ту деликатно отвернулся, стащил с плеча Ту-Та-Ропа и выпустил из сферы — полетать. Шуня устремился следом. Пока Татьяна стояла, прижавшись к стволу и закрыв глаза, впитывая тайные древесные токи, тампы гонялись друг за другом, расталкивая ветроягодники, которые медленно планировали до прозрачного купола, или камнем падали вниз, стрясая с ветвей сиреневую пыльцу, поднимая целые фантасмагорические облака. Если бы не защитные сферы, Татьяна и Ту-Роп давно бы расчихались от терпкого аромата пыльцы, ощущаемого через сферу лишь тонким оттенком.

Напоследок погладив дерево обеими руками, Татьяна подошла к ту, который, запрокинув голову следил за полётной игрой тампов.

— Они так радуются простору! — заметила она.

— Простор Майрами — это жизнь, доктор, — ответил Ту-Роп и нечто знакомое прозвучало в его голосе. Татьяна невольно посмотрела на него и вспомнила — видела точно такое же выражение на его лице, когда тамп Шуня впервые познакомился с Ту-Та-Ропом.