Страница 4 из 28
— «Таинственный остров» Жюль Верн написал, — сказал Гоша. — У меня была такая книга.
— Ага, Жюль Верн, — согласилась Оля.
Она теребила на груди кончик косы. Солнечные пятна, пробиваясь сквозь листву, гладили Олину голову и плечи. Где-то в ветвях щебетали птицы. Над малиновым полыханием иван-чая гудели шмели. И то ли от солнечных пятен, то ли от птичьего щебетанья, но Гоше вдруг подумалось, что Оля в сто раз красивее Риты. Даже в тысячу!
— Я этот «Таинственный остров» ещё в третьем классе прочёл, — небрежно проговорил он. — А сейчас я Львом Толстым увлекаюсь.
— Толстым? — спросила она.
— Конечно.
— А ты в какой класс перешёл?
— В седьмой.
— И я в седьмой, — сказала Оля. — Но я у Толстого только «Детство» читала.
Гоша не читал и «Детства».
— Это для маленьких, — махнул он рукой. — Вот «Анна Каренина» — это да. Ты читала «Анну Каренину»?
— Нет.
— Много потеряла. Очень сильная вещь.
Оля слушала Гошу внимательно и строго. У неё даже глаза стали чуточку больше.
А Денис с Петей продолжали своё.
— Соображать нужно, — объяснял Денис. — Феликс Дзержинский каждого человека насквозь видел. Он сразу определял, кто честный, а кто нет. Кто никогда не обманывает, тот других насквозь видит.
— Вот, значит, ты и есть врун, — сделал вывод Петя.
— Почему это? — удивился Денис.
— Потому, что я в тебя чижиком случайно пусканул.
— Нет, нарочно.
— Нет, случайно, — твердил Петя. — Я никогда не обманываю.
— Никогда?
— Никогда.
— А если проверить?
— Как это ты проверишь?
Денис повернулся к Оле:
— Оля, а ты когда-нибудь обманывала?
— Нет, наверное, — покачала головой Оля.
Денис посмотрел на Гошу:
— А ты?
— Я? — сказал Гоша. — Нет.
— Есть идея, — произнёс Денис. — Мы пойдём в самое такое место, где больше всего жуликов, и проверим себя. Мы будем смотреть. Тот из нас, кто честный, тот увидит жулика. А кто нечестный, не увидит.
— Где же это такое место есть? — поинтересовалась Оля.
— В тюрьме, — фыркнул Гоша.
Денис нахмурился.
— Над этим вопросом я ещё подумаю, — пообещал он.
Папа бьёт баклуши
Как всегда, Николай Николаевич Шапранов начинал день с лёгкой разминки. Затем — гантели. И, конечно, двухпудовая гиря. Вдох — выдох, вдох — выдох. Два чугунных пуда легко взлетают над головой, и плечо вздувается шаром величиной почти с саму гирю.
Денис тоже делает зарядку — приседает, выкидывает вперёд и вверх руки. Гиря у отца вверх, Денис тоже вверх. Гиря вниз, Денис тоже вниз. Только тогда можно стать настоящим человеком, когда закалишь тело и волю.
Некоторые думают, что воля — это когда проколешь до крови палец и не ойкнешь. Но не ойкнуть — ерунда. Один раз всякий может стерпеть. Настоящая воля — когда нужно заставлять себя терпеть каждый день. Дал себе слово ежедневно вставать в семь утра, делать зарядку, принимать холодный душ, чистить зубы — и без всякого. Это не то что один раз себя пересилить. Один раз всякий может, особенно, когда на тебя весь класс смотрит. А здесь никто не смотрит. Папа даже подсмеивается:
— И зачем она тебе нужна, эта зарядка?
Вот тут и попробуй каждый день себя пересиливать. А если хоть один раз пропустил, значит, всё — нету у тебя воли.
Вдох — выдох, вдох — выдох. Как здорово у папы летает гиря. Когда Денис вырастет, он тоже станет таким же сильным.
— Пап, — спросил Денис, — мы сегодня на футбол пойдём?
Папа осторожно поставил в угол гирю и сказал:
— Обязательно. Мне сегодня совершенно нечего делать. До обеда я буду спать, после обеда мы поедем на стадион, а вечером я буду бить баклуши и обсуждать с тобой футбольные прогнозы.
— Баклуши, баклуши, — пробурчал Денис, скидывая майку, чтобы идти под душ. — Вечно у тебя что-нибудь.
За завтраком папа подшучивал над мамой и посматривал на часы.
— Разве это квартира? — возмущался он. — Плита без газа. Когда дадут, неизвестно. Может, и вообще на нас не хватит. Ванна с дыркой. И чего тебе здесь нравится?
— Ты не опаздываешь? — спросила мама.
— Что ты, — сказал папа. — Я же начальство. Разве начальство опаздывает? Небольшая задержка: жена слишком долго жарила гренки.
В окно видно, как, огибая по асфальтовой дороге болото, к дому медленно подкатила светло-серая «Волга».
— За мной, — вздохнул папа и посмотрел на часы. — Тютелька в тютельку.
Николай Николаевич вышел на улицу и запрокинул голову к небу. Тихое, залитое солнцем утро предвещало хороший день.
— Погодка-то, а? — сказал он, садясь рядом с шофёром. — Самый раз на пляже загорать. Поехали, что ли.
— На пляж? — улыбнулся шофёр.
— А куда же?
«Волга» выскочила из тесных перекрёстков города и свернула на Приморское шоссе.
Папа бьет баклуши (продолжение)
Сегодня Николай Николаевич Шапранов собрался в гости к Бахромцеву. Это был не совсем обычный визит. Бахромцев гостей не звал. Никаких дружеских чувств он к Шапранову не испытывал, Николай Николаевич тоже не питал симпатий к Бахромцеву. И всё же, познакомившись два месяца назад, они изредка встречались.
До этого Илья Исидорович семь лет подряд шил в тюрьме ночные тапочки. По три пары в день. Разумеется, на ночных тапочках особого состояния не сколотишь. Поэтому он покинул толстые каменные стены с кошельком довольно тонким.
Но не успел Бахромцев выйти на свободу, как дальние родственники подарили ему под Ленинградом отличный дом. С юга к Бахромцеву прикатила некая Нина Александровна с ребёнком. По денежно-вещевой лотерее они выиграли автомашину и холодильник. И зажил Илья Исидорович прежней жизнью. Тюрьма научила его только осторожности. Все «подарки» и «выигрыши» были абсолютно законными. Ведь выигрывать и получать подарки не возбраняется никому.
— Слышал, что вы подыскиваете себе работу, Бахромцев, — говорил при встрече Николай Николаевич. — Весьма разумно. Поди, перебиваетесь с хлеба на воду.
— Я уже докладывал вам, что работать не могу, — вежливо улыбался Илья Исидорович. — Я инвалид. Вот документы.
Документы у него имелись на все случаи жизни. По бумагам он действительно числился инвалидом. Это удостоверилось вескими печатями и официальными подписями.
— Сочувствую, — вздыхал Николай Николаевич. — Трудненько вам. На что же вы существуете?
— На пенсию.
— На тридцать рублей в месяц?
— Мне хватает, я экономлю.
На дряблом лице Бахромцева масляные глаза-щёлки. Смотрит он ласково и предупредительно. На любой вопрос у него готов заранее обдуманный ответ.
Первый раз его судили за обвешивание покупателей. Отсидел год — выпустили. И даже судимость сняли. Каким-то образом ему удалось доказать, что пострадал невинно. Второй раз дали семь лет.
Процесс тогда был шумным. В посёлке до основания сгорел магазин, которым заведовал Бахромцев. На следствии Илья Исидорович категорически отрицал свою причастность к пожару. У прокуратуры были только подозрения, улик не было. Но тут в другом конце страны задержали спекулянта с рулоном шерстяного габардина. Случайная ниточка от этого рулона привела к Бахромцеву. Отрез оказался одним из тех, что «до тла сгорели» в сельмаге. Куда делось остальное «сгоревшее», выяснить не удалось.
Не нужно быть слишком проницательным, чтобы понять, откуда теперь у Бахромцева появились столь дорогие «подарки» и такие счастливые «выигрыши».
— А почему не работает Нина Александровна?
— У меня с ней ничего общего, — улыбается Илья Исидорович. — Она лишь снимает у меня комнату. Почему она не работает, спросите, пожалуйста, у неё.
Спрашивали. Да, квартирантка. Сняла у него комнату как у старого знакомого. Не работает потому, что на руках ребёнок. На какие средства живёт? Получает от государства пособие как мать-одиночка.