Страница 3 из 28
— Да, — ныл он, — мы уедем, а я так и останусь ей должен. Рита мне тетради покупала и ещё заплатила за меня, когда на подарок учительнице собирали.
— На какой еще подарок? — не выдержала мама. — Господи, да что же это такое в конце концов?
Но на пятьдесят копеек мама всё же расщедрилась.
По дороге на лестницу Гоша прихватил в кухне литровую бутылку из-под молока. Сдать — пожалуйста, ещё двадцать копеек.
Однако Яшка от бутылки отказался.
— Дарю её тебе, — презрительно дёрнул он сплющенным носом. — В память о нашей встрече. Про кладбище не забывай. И учти: мне терять нечего. Я даже в колонии был. Приветик горячий с кисточкой.
Кто видит насквозь?
Шофёр вытянул правую ногу и нажал на стартёр. Мотор немного поворчал и завёлся.
— Поднимите стекло, — сказала мама, — ребёнку дует.
Ребёнку совершенно не дуло. Ребёнок хотел устроиться в кузове, но мама втиснула его между собой и шофёром.
Судя по сборам, Гоша думал, что они поедут куда-то на край света. Иначе зачем так тщательно и целую неделю упаковывать узлы и чемоданы? Но проехали всего минут десять, и грузовик остановился.
— Здесь, — сказала мама. — Никуда не отходи и смотри за вещами.
Новенькие пятиэтажные дома стояли прямо на болоте. Чёрных лестниц в них не было, были только парадные. С многочисленных балконов весело подмигивали разноцветные ящики для цветов. В болоте, между рыжими кочками и зелёными кустиками осоки, торчали железобетонные перекрытия, балки, доски, исковерканные трубы. Над отбитым краем бетонной плиты дымным облачком вилась мошкара.
— Все получают нормальные, квартиры, — сказала мама, — а мы по твоей милости должны жить в этом вонючем болоте.
«По твоей милости» относилось к папе. Папа ответил, что если маме здесь не нравится, то они могут остаться в старой квартире, а сюда переселится бабушка.
— Демагогия, — отрезала мама. — Я по гроб сыта твоей коммунальной квартирой и милыми соседями. Но только такому, как ты, могли предложить эту дыру.
— Через пару лет здесь будет лучший район в городе, — сказал папа.
— Через пару! Я хочу сейчас жить по-человечески.
Гоша навострил уши. Кажется, намечался интересный разговор. Но папа не поддержал разговора. Он не любил беседовать на — улице. Папа вздохнул, кинул на плечо тюк и потащил его в дом.
Между двумя соседними корпусами, которые ещё достраивались, виднелась невысокая железнодорожная насыпь. За ней поднимался лес.
— Запомни раз и навсегда, — сказала мама, — чтобы к железной дороге близко не подходил. И к лесу. Слышал?
— Да, мамуся, — кивнул Гоша.
Дюжие дяденьки сгружали на асфальт зеркальный трельяж. Рядом крутился длинный и тощий мальчишка.
— Это же не лес, — вставил мальчишка. — Это парк Удельнинский.
Оттопыренные уши и полуоткрытый рот придавали мальчишке глуповатый вид. Кроме того, он поминутно поддергивал и без того короткие брюки. Делал он это довольно интересно: дрыгал коленкой, извивался и, елозя локтём по боку, подтягивал им штаны.
— А тебя не спрашивают, — сказала мама. — Что ты здесь делаешь?
— Как что? — удивился мальчишка. — Живу.
— Вот и ступай отсюда. Нечего тереться у чужих вещей.
Мальчишка поддернул брюки, почесал плечом оттопыренное ухо и спросил:
— Как у чужих?
— Господи, — вздохнула мама и закатила глаза.
Звали мальчишку Петей. Он таскал с собой дощечку от ящика из-под яблок и выискивал желающих поиграть в чижика.
— Гоша, никаких чижиков, — сказала мама, сопровождая в подъезд два последних стула. — Ты меня понял? Иначе сейчас же пойдёшь домой.
Гоша понимал маму с одного слова, даже с одного взгляда. Маме нравились дети только из интеллигентных семей. Дети, которые ходят с открытыми ртами, поддергивают штаны и лезут в чужие разговоры, ей не нравились.
Когда за мамой захлопнулась дверь, Петя дрыгнул коленкой и спросил:
— Чего это она?
— Нервная система у неё, — пояснил Гоша.
…Парк за железной дорогой встретил ребят прохладой. Он был так стар и запущен, что и вправду походил на лес. Петя шагал впереди по тропинке и размахивал длинными руками.
— Знаешь, я какую полянку выискал! В самой гуще. Туда никто и не ходит. Играй сколько влезет.
С полянки, на которую никто не ходит, доносились голоса. Петя раздвинул кусты и проворчал:
— И сюда их уже принесло.
У развесистого дуба стояла девчонка с толстой до пояса косой. Под мышкой она держала завёрнутую в газету книгу. Из дупла, как из окошка, выглядывал мальчишка и что-то говорил.
— Тоже из нашего дома, — шепнул Петя. — Задавалы оба. Особенно вон тот, Денис. Ему бы покомандовать только.
Увидев Петю, Денис поманил его пальцем.
— Хорошо, что ты пришёл. Ты мне нужен. Иди сюда.
— Видал, — фыркнул Петя, — я ему уже нужен. А как я его просил в чижика поиграть, так я ему не нужен был.
Губы на широкоскулом лице Дениса сжались в упрямую струнку.
— Иди сюда, — повторил он.
Петя подошёл к дубу и спросил:
— Чего тебе?
— Идея есть, — сказал Денис. — Будем играть в настоящую игру. В партизан. Здесь оборудуем штаб. Кто это с тобой?
Петя оглянулся:
— Гоша это.
— Его тоже возьмём. Радистом. Оля будет разведчицей. Ты — фрицем.
— А ты командиром, конечно, — подсказал Петя.
— Командира мы выберем.
— Выберем! Ты уже всех повыбирал. Меня так фрицем, а себя командиром.
— Соображать нужно, — холодно произнёс Денис. — Фрицы, были длинные и худые.
— Всякие были, — надулся Петя. — И такие, как ты, тоже были.
— Это какие?
— Такие.
— Какие такие?
— Вредные, — отрезал Петя.
— Соображаешь, что говоришь?
— А ты?
— Получишь сейчас, — пригрозил Денис.
— Попробуй.
— И получишь.
Высунувшись по пояс из дупла, Денис чеканил слова спокойно и твёрдо. Петя кипятился и кричал.
— Мальчики, — уговаривала их Оля. — Ну что вы опять ссоритесь? Прямо слушать противно.
Когда Денис выпрыгнул из дупла, Петя сразу приутих.
— Чего ты вообще к нам прицепился? — миролюбиво сказал он. — Мы в чижика пришли играть и тебя не трогали.
Но игра всё равно не получилась. Чижик как назло улетал то в кусты, то в густую траву. А под дубом сидел Денис и бросал ехидные реплики.
— Как младенцы, — хмыкал он. — Вы бы ещё в кубики и паровозики поигрались.
Петя сопел, но держался.
Чижик улетел в кусты. Царапая руки, Гоша с трудом разыскал его среди колючих стеблей. Играть ему уже надоело. Но уходить тоже не хотелось.
Прищурив глаз, Гоша нацелился в квадрат, начерченный на вытоптанном клочке земли. Петя помахивал дощечкой. Чижик не долетел до квадрата. Дощечка мелькнула в воздухе, раздался щелчок, и, взвившись пропеллером, чижик глухо стукнул в ствол дуба. Он стукнул как раз рядом с Денисом, который едва успел отвести голову.
— Специально в меня целил? — проговорил Денис.
Петя подтянул локтём штаны.
— Почему специально? Совсем даже нечаянно.
— Врёшь.
— Чего мне врать?
— Того. Я тебя насквозь вижу.
— Как насквозь? — удивился Петя.
Пока они спорили, Гоша сел на траву рядом с Олей. Он вообще больше любил дружить с девочками, чем с мальчиками.
— Чудаки они, — сказала Оля, подняв задумчивые глаза. — Как встретятся, так ругаются.
— Интересная? — спросил Гоша, кивнув на книгу.
— Ага, очень, — ответила Оля. — «Таинственный остров» называется.
Когда-то у Гоши тоже была такая книга. Он отдал её за елизаветинский рубль Марику Селютину. Тому самому Марику, который всё время подлизывался к Рите. Он ей на каждом уроке записочки писал. А она на него внимания не обращала. Она считалась самой красивой девочкой в классе и самой умной. Что ей был Марик? Она «Анну Каренину» прочла и всё ахала. «Ах, какой образ! Ах, какая женщина! Я, когда вырасту, стану, как она». Чтобы узнать, какой Рита станет, когда вырастет, Гоша тоже засел за «Анну Каренину». Но осилить больше пяти страниц он не смог.