Страница 98 из 121
— Его перевели на Юго-Западный фронт. Назначен командующим войсками внутренней службы.
— Очень жаль. Его место сейчас здесь. Сколько ему лет? Откуда он?
— О, Роберт старый человек: он на год старше меня, ему двадцать пять.
— В самом деле, преклонный возраст.
— Роберт — бездна ума. Он из Латвии, сын учителя. Пишет прекрасные стихи. Поэт.
— А вы пишете стихи?
— Пока еще нет. Некогда. Да и не умею. Всегда завидую людям, которые могут формулировать свое миросозерцание в стихах. Взял Роберт плацдарм, а потом по телефону докладывает: «Послушай, Иероним, я новые стихи сочинил: «Побеждены лишь те солдаты, которые в бою взрывают сердец последние гранаты». Как, по-твоему; вышло?» Я чуть от злости не лопнул. О деле, говорю, докладывай! А он: «Разве стихи — не дело? Почему суров поэт? Труд суров, суровей нет. Ты Маяковского любишь?» А кто такой Маяковский и почему я должен его любить?
Фрунзе придавал очень большое значение каховскому плацдарму. Именно здесь по идее будет сосредоточиваться Первая Конная для нанесения основного удара по Врангелю, во фланг и тыл его основной группировки. Если Врангелю удастся захватить этот клочок земли глубиной пятнадцать верст, весь стратегический замысел Фрунзе рухнет.
Сюда, на левый берег, он послал Карбышева, наказав ему в самые короткие сроки создать на плацдарме противотанковую оборону и заминировать мелитопольский тракт.
Каховка, Днепр… Бела Кун как-то сказал:
— Вот река, которая волнует воображение. У меня есть один знакомый старый венгерский инженер-мостостроитель. Он бредил Кичкасским мостом, считая его чудом технической мысли. Оказывается, поглядеть на этот мост съезжались сюда студенты и инженеры со всего света. Покалечили беляки Кичкасский мост, взорвали. Два наших эшелона с мукой, крупой, обмундированием и скотом пошли на дно. Спаслась одна телка. Ее тут как достопримечательность показывают. Да… Врангель постарается обойти Каховку и отрезать пути отступления нашим дивизиям. Во всяком случае, на его месте я поступил бы только так. Я прихожу вот к какому выводу: думать за противника всегда труднее, чем за себя. Но необходимо. Командир, не думающий за противника, — авантюрист. Хотел бы знать: думает ли Врангель за нас?..
Дымился осенний Днепр. У Ненасытца он напоминал котел с кипящей водой, метался, прыгал по гранитным ступеням. А на участке Каховка — Александровск он поражал величавым спокойствием. Ширина реки здесь не превышала двухсот саженей, но правый берег ее, занятый красными, был укреплен и казался неприступным. Самым уязвимым участком фронта считался каховский плацдарм на противоположном берегу.
Но как и предполагал Фрунзе, врангелевцы не полезли в лоб на каховский плацдарм, они решили обойти его с тыла, намереваясь окружить и уничтожить дивизии.
Переправу они начали у острова Хортица. Место переправы было выбрано удачно: врангелевцам удалось нащупать наиболее слабый участок обороны правобережной группы красных. Лучшие дивизии Врангеля — дроздовская, корниловская, марковская, взаимодействуя с кубанской конницей генерала Бабиева, устремились в прорыв и, заняв обширный плацдарм на правом берегу Днепра, начали наступление на Никополь и Апостолово, где находился полевой штаб Фрунзе.
В эти дни решалась судьба Южного фронта. Считанные десятки верст отделяли полевой штаб Фрунзе от противника. В штабе царила паника. Всем казалось, что сражение проиграно. Нужно отступать, отступать, спасать то, что еще можно спасти. И совсем безрассудным было оставаться в Апостолово, куда враг может нагрянуть через час-другой.
Только Фрунзе, как всегда, был спокоен. Он работал. Ему приходилось проявлять чудеса оперативности. Прежде всего он создал ударную группу севернее Александровска, куда вошли переброшенная из Сибири 30-я стрелковая дивизия, отдельная бригада и прибывшая из Петрограда бригада курсантов. Разгадав замысел противника, он без колебаний снял с каховского плацдарма Латышскую и Пятьдесят вторую стрелковые дивизии, бросил их на участок Апостолово — Никополь. Когда и этого оказалось мало, взял с плацдарма еще две бригады.
На плацдарме остались лишь 51-я стрелковая дивизия Блюхера и бригада 15-й дивизии. Это был огромный риск. Но расчет командующего оказался правильным: Шестая армия Авксентьевского и Вторая Конная армия Миронова при содействии правого крыла Тринадцатой армии приостановили наступление белых. А несколько дней спустя перешли в контрнаступление. Начался разгром белогвардейского корпуса. Командующий кубанской конницей генерал Бабиев был убит.
Михаил Васильевич облегченно вздохнул, хотя и знал, что главная опасность впереди. Целую неделю не выходил он из штабного вагона, и все эти дни слились в некое безвременье, в сплошную полосу напряженной работы мысли. Загипнотизированный развертывающимися событиями, он не замечал, когда адъютант подсовывал ему тарелку с супом, не слышал близкой артиллерийской стрельбы — и ничто не в силах было вывести его из глубочайшей сосредоточенности. Его внутреннему взору была открыта вся картина боя: он видел свои полки, дивизии и бригады; знал, где и когда нужно ввести резерв; все время помнил о каховском плацдарме, о Днепровской флотилии; видел кавалерийские дивизии противника; и в то время, когда всем казалось, что дело проиграно, он готовил контрудар. Здесь были его поэзия, его творчество.
Он вышел из вагона, пошатнулся от ветра, от переутомления и от яркого дневного света. Он смертельно устал. Прислонился к вагону, чтобы не упасть. Но то была минутная слабость. Подошел адъютант, сказал:
— Вас просит к прямому проводу командарм Авксентьевский.
Авксентьевский сообщал, что армейский корпус генерала Витковского перешел в наступление на каховский плацдарм. С востока на плацдарм идет группа генерала Черепова. Противник ввел в бой танки и авиацию.
Усталость пропала. Фрунзе снова был весь воля и энергия. Он отдал приказ взятым с плацдарма дивизиям и бригадам форсированным маршем следовать на Каховку.
А на подступах к каховскому плацдарму в это время разыгрывалась еще невиданная в истории всех войн драма. Врангель послал сюда целую танковую колонну: двадцать английских танков. Неуклюжие железные громады, чем-то напоминающие ползущих крокодилов, ломали, рвали проволочные заграждения, переваливали через окопы, в которых сидели красноармейцы. Никто из бойцов 51-й дивизии до этого не видел танков. За танками шли броневики. За ними — пехота.
Что мог противопоставить Блюхер врангелевским танкам? Свою артиллерию, гранаты, огнеметы, минометы, бомбометы, свою Ударную огневую бригаду. У него были отличные артиллеристы. Одним из дивизионов командовал Леонид Алексеевич Говоров.
Но силы были неравные. Не могла одна дивизия долго сдерживать натиск целого корпуса, оснащенного новейшей военной техникой.
Четыре дня длился бой. И произошло то, чего даже много лет спустя, уже находясь в эмиграции, Врангель не смог объяснить толком:
«Наши части, дойдя до проволоки, продвинуться дальше не могли, залегли и несли тяжелые потери от жестокого артиллерийского огня. Отряд танков, прорвавшийся в Каховку, почти целиком погиб».
Да, погиб. Врангель оплакивал потерю своих танков. Но это было лишь начало разгрома корпуса Витковского.
Фрунзе вызвал к проводу Авксентьевского.
— Если чутье меня не обманывает, то противник под Каховкой уже захлебывается в своих атаках. Теперь необходимо энергичное контрнаступление с нашей стороны. Подтяните все ближайшие резервы и нанесите стремительный контрудар! Передайте привет Блюхеру и его славным войскам. Они сейчас решают судьбу всей кампании.
Авксентьевский подтянул резервы. Блюхер, оставив в резерве всего лишь один полк, повел свою дивизию в контрнаступление. На фланге дивизии действовала кавгруппа.
Наступление развивалось успешно. Белые стали отходить на юг. Потом они побежали, бросая орудия, броневики и обозы. Упоенный победой Блюхер не давал врангелевцам передышки. Его полки вырвались с каховского плацдарма на степные просторы Северной Таврии.