Страница 50 из 90
— Не говори глупостей, Леонид. Дело очень серьезное, и твои соображения заслуживают самого пристального внимания. Я срочно запрошу начальство. Завтра приезжай с утра.
Ответ из Центра пришел. Я это понял сразу по выражению глаз моего шефа, когда назавтра явился к нему утром.
— В общем, Леонид Сергеевич, последнее слово за тобой. Никаких претензий к тебе не будет. Советуют не спешить, еще раз все взвесить и, самое главное, не ошибиться в оценке душевного состояния Веста и его здоровья, естественно. Докладывай мне все, что еще надумаешь, в любое время суток.
Встречи с Вестом продолжались. Мне, честно говоря, все больше не нравилось ни его физическое состояние, ни психологический настрой. Он как-то сник и тоже вроде бы перестал торопиться в Мадрид, но мы тем не менее продолжали разрабатывать различные варианты и детали предстоящей поездки. Однажды Вест не вышел на очередную встречу. Не состоялась она и на другой день как «запасная». На третий день я, проверившись, позвонил из города по телефону ему домой, приготовив специально закодированный по сему случаю текст. Но меня не стали слушать. Грустный женский голос произнес в трубку: «Онореволе скоропостижно скончался вчера от обширного инфаркта миокарда. Похороны на римском кладбище Тестаччио».
Старик Вест очень любил испанского поэта Федерико Гарсия Лорку, а с его легкой руки и я открыл для себя этого замечательного стихотворца, которого на рассвете 20 августа 1936 года тайно расстреляли фашисты по приказу Франко. Поэт-трибун, защитник свободы и справедливости, относился к смерти так же, как и его почитатель Вест…
Вот эти последние строки я хотел бы прочесть у надгробия Веста. Но — увы. Резидент категорически, но в очень мягкой форме запретил мне идти на похороны. «Засветишься, дорогой мой, — сказал он. — А сейчас это уже ни к чему».
Но я, признаюсь, пошел. Было много народу и полиции. Я не стал подходить близко к месту траурного действа. Сняв шляпу, я поклонился тому, кто был Вестом. Защемило сердце. Я любил старика. Он чем-то напоминал моего отца. Дело о покушении на Франко закрыли. И о нем больше никто не вспоминает.
И вот сейчас я думаю: может быть, я действительно струсил тогда? И в автомобильных авариях побывал, и стреляли в меня, и «наружка» хватала, и несколько раз собирал чемоданы, чтобы смотаться из Италии, была и «подстава» контрразведки. Нет, не трус. Но может быть, подсознательно сработала вдолбленная в далеком детстве бабкой Авдотьей, постоянно таскавшей меня в церковь, заповедь «не убий». Я ее запомнил на всю жизнь, забыв о некоторых других.
А теперь перенесемся в год 1969-й. Я возвратился из Италии в Москву, и Первое главное управление КГБ оставило меня под «крышей» газеты «Известия» как перспективного сотрудника. Главный редактор газеты Лев Николаевич Толкунов, побывавший у меня в гостях на Апеннинах и даже написавший совместно со мной три больших очерка об итальянских делах, даже назначает Колосова заместителем редактора иностранного отдела. Но «контора» мешает: я веду номер, а мне звонит шеф 5-го отдела или его заместитель и требует немедленно прибыть на службу, ибо пришла из Италии очередная шифротелеграмма, в которой никто не может разобраться. Или следует безоговорочное указание: немедленно на партсобрание отдела, или еще что-нибудь… Ну кому объяснишь, что ты подневольный кагэбэшник, должен подчиняться приказу, хотя «горит» международная полоса? Я издергался вконец.
Сижу однажды в кабинете, правлю очередную статью какого-то собственного корреспондента. Звонок по внутреннему телефону. Говорит помощник главного редактора, мой друг, покойный Коля Иванов: «Леня, зайди срочно ко Льву Николаевичу». Вхожу в кабинет. Толкунов выбирается, прихрамывая, из-за своего необъятного стола и садится напротив меня за длинную «заседательницу» для членов редколлегии.
— Леонид Сергеевич, как у тебя с французским?
— Это был мой основной язык в Институте внешней торговли. В принципе говорю, читаю, перевожу. Но итальянский знаю лучше.
— Итальянский не надо. Поедешь со мной в Женеву на международный симпозиум по средствам массовой информации?
— С удовольствием, но…
— «Но» уже устранено через Международный отдел ЦК.
Мы со Львом Николаевичем в Женеве. Я не буду рассказывать про симпозиум, ибо это было очень скучно. Моя роль свелась к тому, что я зачитал по бумажке какое-то заявление на французском языке, которое составили для Толкунова в Международном отделе ЦК. А потом были разные визиты. Один из них организовал я. Мы пошли в гости к заместителю резидента советской разведки, с которым я когда-то работал в Риме. Прием был скромным — с обилием выпивки и минимумом закусок. Льву Николаевичу мой коллега явно не понравился.
— Тусклый какой-то человечек и, видно, очень жадный, — говорил он мне, когда мы прогуливались близ Женевского озера. — У вас все в КГБ такие жмоты?
— Нет, Лев Николаевич. Он просто очень изменился с римских времен. Видимо, здесь жизнь дороже, а денег платят меньше.
— Слушай, Леонид, — вдруг переменил тему главный редактор, — а тебе не надоела твоя «контора»? Ведь ты же способный журналист, и мне докладывали, как тебя дергают с Дзержинки. Мотай-ка ты оттуда, пока не поздно.
— Лев Николаевич, скажу тебе честно, как на духу. Из «конторы» уходят или в наручниках, или ногами вперед.
— Есть третий путь. О нем я как-нибудь скажу тебе в Москве.
— И потом, у меня патологическая склонность к авантюризму.
— Вот это другое дело, — оживился Лев Николаевич. — Раз ты такой Джеймс Бонд, то слушай. Меня попросили некоторые ответственные круги в ЦК найти толкового журналиста, чтобы он смог выбить себе визу в Испанию. Франко уходит с политической арены, в стране нарастает демократическое движение, хотя неизвестно, кто придет к власти. Нам нужно знать объективную обстановку. Ты мог бы взяться за эту миссию?
— Мог бы.
— Вот так сразу?!
— Да, Лев Николаевич. Но для этого мне нужно слетать в Рим. Там работает один ответственный человек из испанского посольства.
— Кто же он?
— Консул. А вообще-то профессионал из испанской разведки. Мы с ним очень дружили. Он любит водку и антисоветские анекдоты, а я херес и испанские песни, которые он классно исполнял с гитарой в руках. Но мы сразу же поняли друг друга и не стали приставать со взаимными нескромными предложениями. Просто дружили. Даже семьями.
— Когда ты можешь вылететь в Рим?
— Хоть завтра, если мне оформят визу и дадут денег.
Лев Николаевич все устроил. Из Женевы я вылетел в Рим. Мой давний друг — испанский консул встретил меня с распростертыми объятиями.
— Амиго Колосов, какими судьбами?
— Обычными. Ведь все дороги ведут в Рим.
— Тебе что-нибудь здесь нужно?
— Да. Мне необходимо получить визу в Испанию. Можно это сделать?
— Нельзя. У нас же нет дипломатических отношений. А зачем тебе нужно в Испанию, что ты там забыл?
— Есть идея установить с твоей родиной дипломатические отношения. Для этого я встречусь с разными людьми и напишу серию доброжелательных очерков об Испании, которые обязательно будут опубликованы в «Известиях».