Мираж

— Да, Ричард. Ты понимаешь неплохо.

— Спасибо, Джон. А в случае боевых действий как обеспечивается выход в эфир суммарной мощностью? По указанию НАТО или Пентагона?

— Не совсем в лоб. Передатчики РСЕ—РС, где бы они ни находились, становятся звеном системы оповещения НАТО, дублируют распоряжения главнокомандующего объединенными вооруженными силами, в том числе и приказы о нанесении ядерных ударов. Вначале передаем сигнал «Ред хоутел уан», предписывающий готовность номер один всем на пусковых площадках и барражирующим в воздухе бомбардировщикам, затем — предупреждение «Стэйт скарлет ту», ну а после сигнала «Блю дот Ромео» ракеты устремляются к целям. Как сказано в «Плане по Европе», команды о нанесении ударов передаются всеми доступными средствами, значит, и нашими.

— РСЕ—РС в Мюнхене случайно не находится в «уязвимой зоне»? — машинально вырвалось у Ричарда, прежде чем он осознал зловещий смысл своего вопроса.

Джон тоже, видимо, об этом не задумывался. Они молча смотрели друг другу в глаза, оба пораженные простым и очевидным ответом на этот вопрос. Лодейзин первым отвел глаза в сторону.

— Ну ты, наверное, знаешь, что в случае конфликта предусматривается эвакуация в США всех американских граждан, работающих на РСЕ—РС. Если будет невозможно вести передачи из Мюнхена, включим в работу запасной радиоцентр в США, который до поры до времени держит для нас законсервированным Пентагон.

— А эмигранты, архивы, документы ЦРУ: досье, агентура, связники — это куда? Или ты хочешь, чтобы все это досталось русским в качестве трофея? — Ричард повторил вопрос, заданный ему ранее Лодейзином.

— Тебя волнует судьба «нафталинников» и прочего сброда? — Лодейзин продолжал смотреть куда-то в сторону. — Не беспокойся. О них позаботятся. Ни один из них не попадет в плен. Материалы и документы тоже. Ты слышал что-либо об Абердинском полигоне в Мэриленде? «Лаборатория ограниченной войны»? Психотронное оружие?

— Откровенно говоря, не доводилось. — Каммингс силился вспомнить, где-то он видел этот адрес, и совсем недавно. «Мэриленд… Ящики! Ящики на складах в подвалах РСЕ—РС, «дезодораторы, улучшающие состав воздуха в помещении». Прижимистый кладовщик…» — Нет, не доводилось. Это для меня китайская грамота.

— Всякое оружие, Ричард, имеет своего генерала или адмирала. Адмирал Хаймэн Риковер протолкнул ядерную подводную лодку, генерал Кэртис Лимэй — стратегический бомбардировщик, адмирал Нимиц глотку рвал за авианосец, генерал Паттон отстаивал танки. Генерал психохимической войны — это Уильям Кризи. Этот — за отравляющее вещество, известное в НАТО как ЕА-три тысячи сто шестьдесят семь. Бесцветное, бездымное. Поначалу жертвы, вдохнувшие его, ничего не чувствуют. Слабые неприятные ощущения, легкий шум в ушах, потение, небольшая дрожь. Потом люди теряют рассудок. И в экстазе начинают исполнять что-то вроде пляски святого Витта…

— Хватит, Джон. У меня и так натянуты нервы.

— Представь себе: военное противоборство в Европе, на РСЕ—РС среди эмигрантов паника или бунт. Этот сброд становится неуправляемым. Легкая доза ЕА-три тысячи сто шестьдесят семь… Нет, дело не в том, чтобы убивать, хотя без жертв, видимо, не обойдется. Просто парализовать их волю, на время лишить разума, после чего их можно, как овечек, переправить в другой город… Прости, Ричард, но мне надо быть на радиостанции. — Джон бросил на стол деньги. — Предпочитаю по-немецки: каждый платит за себя.

КАММИНГС остался один. Попытался осмыслить разговор, но то ли от выпитого, то ли от усталости очень плохо соображал. Он посмотрел на часы: пора в аэропорт, так, чего доброго, упустишь последний рейс на Барселону.

«Ладно, будет о чем подумать в самолете…»

«Вы верите в приметы или вещие сны? — припомнились ему слова Ирми, когда в салоне самолета он решал, куда бы сесть. — Если в «Боинг-семьсот тридцать семь» твое место в хвосте самолета, то непременно останешься жив даже в самой невероятной катастрофе». Каммингс грузно опустился на сиденье в конце салона и мгновенно заснул.

В Мадридском аэропорту Ричард прошел в зал для транзитных пассажиров.

— Солнечная Испания приветствует господина Каммингса!

Этот голос мог принадлежать только одному человеку — Уильяму Чамберсу, с которым Ричард когда-то учился на курсах переподготовки.

— Билл! О бог! Откуда?.. — Каммингс хотел спросить, откуда Чамберс узнал о его прилете, но что-то его остановило. Все равно он услышал бы в ответ хорошо продуманную легенду.

— Если ты имеешь в виду аэропорт, то случайно. Провожал нашего Дина Хэнсона. Парень не выдержал пробега. Дошел до белой горячки. Беспробудные запои, пришлось отправить досрочно. Что касается Мадрида, то позвольте представиться: начальник службы безопасности посольства к вашим услугам.

Они прошли в бар. Уильям заказал для приятеля и для себя ликер.

— И много у тебя динов хэнсонов? — начал Каммингс, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Американская колония здесь — сорок тысяч человек. Люди разбросаны по всей стране. От станций слежения в Сеуте, Мелилье и на Тенерифе на юге до Барселоны на востоке. Сотни местных граждан работают на наших объектах. Для слежки используем целый легион кубинских эмигрантов, выходцев из Пуэрто-Рико и Филиппин. Публика разношерстная. А сколько здесь профашистских тайных организаций и союзов! Каждый день приходят сообщения. Если сутки прошли без происшествий, считай, что наградили. Сейчас у меня головная боль, и виною один тут из резидентуры. Мартин Купер. Да-да, тот самый, перевели из Пакистана. Сюда прибыл в одно время с твоим тезкой Ричардом Кинсманом. Так вот, этот Купер после четырнадцати лет супружеской жизни бросает жену с малолетними детьми и ударяется в разгул. Американки, испанки, пуэрториканки — все подряд. Я беседовал с его женой Джин Бентли. «Подонок! — кричит. — Если бы у меня был пистолет, я бы разрядила в него всю обойму!» Действительно, этот Купер — штучка. Отец у него офицер ВМС США в отставке. Не знаю уж, какой там чин, но Мартин слишком высокого мнения о себе, самолюбив, обидчив, на всех смотрит свысока. Чувствую — это очередной дин хэнсон.

— Странно, Билли. Я слышал, Испания — самая привлекательная страна для людей нашей профессии. Попасть сюда нелегко, можно сказать, очередь. А тут такое…

— Чего-чего, а работы у нас хватает. Правительство готовится к вступлению страны в НАТО. Возрастает наше влияние на политику Мадрида, возрастает роль ЦРУ. Представляешь, какие ставки! Вот наш резидент Рональд Эстес и ломает голову над тем, насколько далеко он может пойти в принятии решений. Кроме НАТО цель миссии Эстеса — создание помех в работе советских представителей.

— Каторжный труд, — посочувствовал Ричард.

— Это точно. Ты бы посмотрел на нашу резидентуру, на посольство. Как шутят в Мадриде, это самое охраняемое здание во всей Испании. Телекамеры внутри и снаружи, металлодетекторы на входе и бронированные двери, открывающиеся с помощью кодированной пластинки-пропуска. Днем и ночью работаем при искусственном освещении и принудительной вентиляции. Могильный склеп, а не резидентура.

«Плакаться начал, — подумал Ричард, — как им всем трудно живется в этой обласканной богом стране».

— Билли, зато какой оперативный простор!

— Ты прав, Ричард. Здесь для нас Клондайк. Левые газетчики окрестили деятельность наших спецслужб как раковую опухоль, распространившуюся на всю европейскую территорию. Для меня это лучший комплимент. В некоторых министерствах, экономических институтах, прессе — везде наши люди. А сколько под глубоким прикрытием? Например, Селлер Нэрри, наша Мата Хари, невинный преподаватель английского языка в институте «Католико де артес э индустриас», или Лэсри Пиер, солидный директор крупной коммерческой и посреднической фирмы «Трансафрика». То же самое — в фирме «Континенталь де импортасьон». Рональд Кейтон — под «крышей» министерства авиации США. Наш ветеран Эдвард Крейслер, «тихий американец» венгерского происхождения, двадцать лет в ЦРУ, держит два выставочных зала на улицах Серрано и Эрмосилья. Плюс он же председатель попечительского совета англо-американского госпиталя, он же один из немногих людей в Испании, ставший кавалером ордена Изабеллы Католической. Таким людям поручено проникать в среду деятелей искусства и литературы, вербовать там агентов.