Мираж

Особо сильный огонь Каммингс сосредоточил против самого Уильяма Фулбрайта. В письмах «уважаемые граждане ФРГ» называли его «выскочкой», «демагогом», наживающим на преследовании радиостанций политический капитал.

Фулбрайт ответил ударом на удар. То ли он «вычислил» Ричарда, то ли кто-то в Лэнгли подсказал сенатору — операцию поспешно прикрыли, и Каммингс лишился директорского кресла. Заодно распустили весь институт.

С тех пор пробежало почти десять лет. Каммингс не считал свое нынешнее назначение повышением: круг обязанностей директора службы безопасности широк и необъятен, как столетний баобаб. Принимая дела у Ле Вайе, Ричард в просторном кабинете своего патрона Рассела Пула с любопытством изучал лаконичные параграфы должностной инструкции. Ему предписывалось, в частности:

нести ответственность за внутреннюю безопасность на объекте;

обеспечивать безопасность лиц, тайно поддерживающих контакты с РСЕ—РС, в период их пребывания на объекте;

контролировать проводимые в жизнь меры безопасности (физическая охрана);

осуществлять проверку благонадежности новых сотрудников;

хранить материалы с грифом «Особые указания» (результаты изучения подозрительных сотрудников, списки сотрудников национальных редакций, которые подлежат немедленному интернированию, изоляции в случае возникновения опасности вооруженного конфликта в Западной Европе);

обеспечить тесное сотрудничество с генеральным консульством США в Мюнхене по вопросам, входящим в компетенцию директора.

Тон инструкции импонировал Каммингсу. Щекотало самолюбие гордое ощущение своей власти, пусть тайной, незаметной, над людьми, снующими по бесконечным коридорам этого муравейника. Но как-то не соответствовали этому «могуществу» подвальные помещения службы безопасности, которые Ричард в первые же дни окрестил «бункером». Подвал давил на него, он как бы подчеркивал никчемность, ничтожество его подразделения по сравнению с радиовещательными службами, оккупировавшими верхние этажи здания. Вот уже четвертый месяц он спускается по лестнице вниз и все не может отделаться от ощущения, что опускается в преисподнюю. Три составляющих анфиладу кабинета, в которые можно попасть только через холл, где восседает руководитель секции охраны Роберт Панковиц. Помещения, оборудованные сигнализацией, с массивными сейфами для хранения особо секретных документов, оружия.

Сами обитатели «бункера» являли собой образец профессионализма и деловитости. Команда в целом понравилась Ричарду: каждый досконально знал свой участок.

Рудольф Штраус бегло владеет английским, французским, итальянским и венгерским языками, а посему устанавливает широкие контакты с туристами из стран Восточной Европы, ведет среди них поиск потенциальных информаторов для РСЕ—РС, осуществляет их вербовку, ведает вопросами конспиративного размещения и обеспечения информаторов во время их длительного пребывания в Мюнхене, организует рассылку пропагандистских материалов в страны Восточной Европы.

Курт Шмидт, бывший комиссар уголовной полиции, выполняет конфиденциальные поручения Ричарда, а также поддерживает тесные связи с местными полицейскими службами и участками, охраняет информаторов радиостанции во время их пребывания в Мюнхене, «работает» с водителями межгосударственных трансперевозок, проводниками международных вагонов и пилотами «Люфтганзы», регулярно посещающими столицы восточноевропейских государств, создает каналы доставки материалов «самиздата» на радиостанцию.

И наконец, Роберт Панковиц. Кадровый сотрудник ЦРУ, участник войны в Корее, на плечах которого — охрана территории и здания объекта. Он умел появляться в самое неожиданное время и в самых неожиданных местах и тем держал подчиненных в вечном напряжении. По его настоянию каждые полчаса стали проводиться контрольные обходы объекта, с обязательным появлением служащего охраны на контрольных точках маршрута. Были также установлены технические средства для подачи сигнала тревоги, налажена прямая связь с полицай-президиумом Мюнхена на Эттштрассе, 2.

Итак, команда в целом понравилась Ричарду. В «целом» — потому что была еще одна особа в кабинете № 33, которая числилась его помощником по административным вопросам. «Женщина на корабле — жди беды, женщина в бункере — еще хуже», — отметил про себя Каммингс. Мимо Ирмгард Петенридер ни один сотрудник не мог пройти, не поглядев ей вслед. Энергичная, деловая, но через минуту готовая взорваться смехом — чистый бес в юбке. С первых же дней их отношения стали подавать признаки «служебного романа». В ее присутствии Ричард хмурился, стараясь быть более строгим, официальным, но от этого выглядел более смешным и беспомощным, вызывая колкие шутки или подчеркнуто участливые ремарки Ирми. Окрепший с годами вирус подозрительности напомнил о себе: не продиктовано ли внимание Ирмгард к нему интересами Управления безопасности ЦРУ? Но с каждым месяцем вирус ослабевал, и Бульдозеру стало льстить внимание молодой женщины. И вот вчера они «объяснились», если можно назвать объяснением диалог, полный двусмысленностей, недоговоренностей, намеков и явных, ошеломляющих откровений…

— Вы верите в приметы или вещие сны? — Он и не заметил, когда эта Ирми впорхнула в его кабинет.

— Я верю в дружбу между мужчиной и женщиной, — сделал он первый ход.

— Вот как? Нет, я серьезно спрашиваю…

— Ну, если серьезно, то какие у нас сегодня заявки на посещение радиостанции?

— Заявки? — Ирми была явно обескуражена неожиданным поворотом разговора. С минуту она помолчала и вдруг выпалила: — А вы знаете, как вас прозвали наши «нафталинники»?

— Кто-кто?

— Ну эти, дряхлеющие аборигены радиостанции, вечные эмигранты.

— Интересно, как же? — спросил он без особого энтузиазма в голосе. Вирус подозрительности предупредил: если она сейчас скажет «Бульдозер», значит, это точно человек Гамбино.

— А вот как: Надсмотрщик.

— Что-что? — Бдительный вирус, посрамленный, забился куда-то вглубь. — Какой же я?..

— Самый настоящий надсмотрщик, который, правда, ничего не видит и не замечает вокруг.

Его задели за живое.

— Если уж на то пошло, дорогая, у вас тоже есть недурственное прозвище.

— У меня? Это уже что-то новенькое.

— Да, представьте себе.

— Что-нибудь пошлое, наверное. Что еще могут придумать наши сексуально озабоченные макаки?

— Почему пошлое? — Ричард тянул время, лихорадочно придумывая нечто сногсшибательное, но приличное. — Не знаю, как это точно будет по-немецки… но что-то вроде… Жаркие Губы.

— О-ля-ля! Фантазеры! — Она искоса посмотрела на него. — И вы тоже так считаете?

— Что именно? — Ричард прикинулся простаком.

— Ну, насчет… губ.

— Не знаю, просто не знаю. Как говорят на Востоке, чтобы узнать вкус груши, нужно ее скушать.

— Так в чем дело?

— Ирми!

— Да, мистер Каммингс. — Ирмгард улыбалась.

— Может быть, завтра поужинаем в отеле на Оккамштрассе? Часиков в семь? Идет?

— Не думаю, что в это время года там подают на десерт вкусные груши, господин Каммингс. — Оба возбужденно засмеялись. — Ну что-нибудь придумаем. Да, Дик? До завтра, Дик. Значит, в семь? — Она с победоносным видом выпорхнула из кабинета.

Вот почему сегодня, 21 февраля, в субботу, когда в здании, кроме дежурной смены, никого нет, Ричард после полудня заговорщически уединился в своем «бункере». Жене Эвелин рассказал наспех придуманную историю о мрачных террористах, замышляющих недоброе против радиостанции, сослался на срочность дел и просил не ждать к ужину. История выглядела вполне правдоподобно. Газеты были полны тревожных сообщений: взрывы у американских казарм, нападение на машину американского генерала, выстрелы в дискотеке для американских солдат. Добрая Эвелин, привыкшая за эти годы к неожиданным исчезновениям Ричарда из дома, не выразила неудовольствия, хотя они собирались в этот день с детьми посетить Баварский национальный музей, а потом посидеть где-нибудь в гаштете. Эвелин вообще с утра сегодня была настолько внимательной и нежной, что он подумал: не подсказывает ли ей что-то женская интуиция?