Страница 14 из 71
Смех, который следует за его заявлением, мрачен и пронизан насилием, звук, который эхом отдаётся в смешках окружающих его людей. Зейд и Тристан не смеются, но, похоже, они наслаждаются моей болью, позволяя своим последователям делать за них грязную работу.
— Мистер Ганнибал, не хотели бы вы пойти со мной в офис и обсудить ваше отношение к представителям ЛГБТК? — губы миссис Эмбертон поджаты, и то, как она смотрит на Джона Ганнибала, не слишком приятно. Он входит во Внутренний круг, это я выучила наизусть. Знай своих врагов и всё такое.
— Давайте, вперёд. Вы знаете, позицию моего отца по этому поводу. — Миссис Эмбертон хмурится, но больше ничего не говорит. Тогда я решаю, что даже если она мне действительно нравится, она недостаточно сильна, чтобы защитить меня здесь. Отец Джона Ганнибала — сенатор-консерватор от штата Теннесси, и построил свою политическую позицию на том, чтобы не регистрировать однополые браки в своём штате. Конечно, теперь, после решения Верховного суда, это утратило силу, но я готова поспорить на свою жизнь, что его взгляды остались во многом прежними.
— Тёплые воспоминания о том времени в моей жизни просочились в сознание ребёнка и превратились в цветную призму, — продолжаю я, чувствуя, как мои ладони начинают потеть. Я чувствую на себе взгляды Идолов, особенно Тристана и Зейда. Последний приподнимает одну бровь, его татуированные пальцы отбивают ритм на подлокотнике кресла. Другой же… теперь у него слегка приподнимается уголок рта, как будто он только что подумал о чем-то ужасном, что мог бы сделать со мной. — Превращение слов этой книги и воспоминаний о том времени в произведение динамичного искусства стало катарсическим опытом. С ним я переживала свои лучшие детские воспоминания с каждым мазком и ударом.
— Она сама это сказала, (прим. — That’s what she said — используется, чтобы перевернуть самую обычную фразу в сексуальный или обидный подтекст) — мурлычет Харпер, и класс взрывается смехом.
Миссис Эмбертон тяжело вздыхает, но никто из учителей ни черта не делает.
Я думаю, классицизм господствует в каждом уголке мира. Даже искусство и учёные не в безопасности.
— Спасибо, — говорю я, оставляя свою работу на сцене и возвращаясь на своё место. Никто не хлопает мне, кроме Миранды и преподавателей, что ещё более унизительно из-за того, что это отдаётся эхом в огромном лекционном зале. Мистер Картер отодвигает мой проект в сторону и называет следующее имя в своём списке.
Когда я поднимаюсь по ступенькам к своему месту, кто-то ставит ногу в проход и подставляет мне подножку. Я падаю так сильно, что мой подбородок ударяется об пол, а рот наполняется кровью.
Остаток дня я провожу в кабинете медсестры с мигренью.
Когда я возвращаюсь в своё общежитие позже в тот же день, к моей двери приклеена связка радужных флажков, а на полу лежит Blu-ray с лесбийским порно. Я со вздохом поднимаю его и срываю всё, кроме самого большого флага, оставляя его гордо висеть на моей двери. Я настолько гетеро, насколько это возможно, но в то же время я ярый союзник. У меня нет проблем с флагом Гордости на моей двери.
Остальные флажки я убираю в ящик прикроватной тумбочки на всякий случай.
Если студенты академии хотят сломить меня, им придётся постараться гораздо, гораздо лучше.
— Эта неделя была не такой уж плохой, верно? — спрашивает Миранда, присаживаясь на край стола в библиотеке и болтая ногами. Сегодня на ней такая короткая юбка, что я вижу, что на ней пояс с подвязками и чулки до бёдер, а не просто колготки, как я думала. Мне любопытно, но я не чувствую, что мы достаточно хорошие подруги, чтобы спрашивать о таком. Часть меня думает, что она, возможно, встречается с Тристаном Вандербильтом, но это такая ужасная мысль, что я не хочу облекать её в слова.
— Если ты считаешь, что открыть мой шкафчик и увидеть, как оттуда высыпаются радужные презервативы, не так уж плохо, то ты права. — Я наклоняюсь поближе к своему ноутбуку и щурюсь на экран, как будто очень сосредоточена на эссе, которое пишу для правительства. На самом деле, я настолько рассеяна, насколько это возможно. В то время как все остальные в восторге от того, что снова пятница, я с ужасом жду приглашения от Миранды на какую-нибудь вечеринку.
Она ничего не говорит, потягивая кофе со льдом, который прихватила из учительской.
— Добрый вечер, дамы, — говорит Эндрю, останавливаясь рядом с нашим столиком. Его глаза останавливаются на моих и задерживаются там, на его губах появляется улыбка. Я с трудом сглатываю и притворяюсь, что настолько поглощена своей работой, что едва могу отвести от неё взгляд. Ложь. Мне нравится, как он смотрит на меня, как будто у него действительно может быть интерес ко мне. — Чем вы двое занимаетесь сегодня вечером?
Миранда поправляет юбку, чтобы прикрыть бретельки пояса с подвязками, приподнимая бровь в ответ на его вопрос.
— Если ты закидываешь удочку и пытаешься выяснить, пойдём ли мы на вечеринку к Тристану, то ответ таков… это зависит от Марни.
Ах. Итак, сегодня вечеринка у Тристана. Судя по сплетням, которыми меня снабдила Миранда, идея с костром принадлежала Зейду. Наверное, это правда, что трое парней-Идолов не так уж хорошо ладят друг с другом. Они по очереди развлекают своих верноподданных.
— На яхте его отца, — добавляет Эндрю, пожимая плечами, как будто устроить вечеринку в выходные на яхте — пустяк. — Поскольку она припаркована в гавани за школой, нам даже не нужны разрешения на выезд за пределы кампуса.
Я поднимаю глаза, чтобы снова встретиться с ним взглядом, искрящимся голубым цветом, который соответствует его улыбке. Когда он поднимает пальцы и проводит ими по своим каштановым волосам, я почти улыбаюсь по-настоящему. Эндрю Пейсон действительно довольно симпатичный.
— Если у тебя ещё не назначено свидание, Марни, я бы с удовольствием сводил тебя. Если ты будешь со мной, остальные тебя не побеспокоят.
— Как бы я ни была признательна за твоё предложение, не думаю, что моё присутствие там будет оценено по достоинству. — От одной мысли о том, чтобы бездельничать на яхте Тристана, у меня сводит живот. Я собираю свои книги и поднимаюсь на ноги. Я бы предпочла вернуться в свою комнату с Мирандой, чем рисковать идти одной. Зейд обещал причинить мне боль на этой неделе, и мне ещё многое предстоит увидеть.
Я думаю, он просто ждёт подходящего момента.
— Если ты со мной и Мирандой, — начинает Эндрю, но я бросаю на него взгляд, и он поднимает руки, сдаваясь. — Обещаю: к тому времени, как мы доберёмся туда, Зейд будет слишком пьян, чтобы связываться с тобой. Тристан будет на верхней палубе, в окружении девушек. А Крид… — он бросает взгляд на Миранду, и она бросает на меня сочувственный взгляд. Она знает, что он сделал со мной; все знают. — Мы просто будем пить газировку и танцевать. Что ты на это скажешь? — Эндрю улыбается своими жемчужными зубами, но всё, чего я действительно хочу, это вернуться в свою комнату и посмотреть, смогу ли я дозвониться до своего отца. Я начинаю беспокоиться.
— О, перестань, Марни, — умоляет Миранда, складывая руки в молитвенную позу. — Я не говорю, что нужно отбрасывать осторожность, но ты ведь тоже не позволишь им победить, верно? — чёрт, в чём-то она права. Вздыхая и слегка кивая головой, я заставляю Миранду взвизгнуть, и она обхватывает меня руками, прижимая к себе. — Ты не пожалеешь об этом, — обещает она мне, но я уже уверена, что пожалею.
Яхта Тристана не похожа ни на что, что я когда-либо видела раньше. Здесь есть несколько ярусов палуб, некоторые с мебелью, на одном установлена гидромассажная ванна, на другом студенты уже вовсю танцуют. Миранда говорит мне, что создание Идола на заказ обошлось более чем в сто миллионов долларов, и у меня скручивает живот от такого избытка. Сто миллионов долларов за яхту? Это похоже на долбаный плавучий дворец.